Луи поднимает руку, и она кивает ему, чтобы он спрашивал.

- О каком призе мы говорим? Например, деньги, или это подарочный сертификат на пять долларов в школьном кафетерии?

- Это хороший вопрос, Луи, - она улыбается всем белоснежной улыбкой. - Приз состоит из двух билетов на фильм, попкорна, напитков и шоколадки в местном кинотеатре, а также подарочной корзины со сладостями. Еще вопросы?

Несколько человек поднимает руки, но Зейн отключается от внешнего мира, глядя в окно. На улице крупными хлопьями падает снег, что вызывает улыбку на лице. Может, он и ненавидит холод и зиму, но не может отрицать красоту снегопада. Только если он наблюдает за ним из теплого помещения.

- Ты решил, что будешь делать? - шепотом спрашивает Лиам. Зейн моргает, отрывает взгляд от окна.

- Рисовать красками, - отвечает он на автомате. - Я так думаю.

- Рисовать что? - настаивает Лиам.

Зейн задумывается. У него есть приблизительная идея, но он не может толком понять, почему именно она. Ее даже нельзя назвать хорошей. Она такая глупая, но он не может выкинуть ее из головы.

- Нашу комнату, наверное, - отвечает он, потому что знает, что не сможет сделать что-то еще, учитывая, что эта мысль преследует его с момента, как пришла в голову.

- Нашу комнату, - повторяет Лиам. - Хм, ясно.

- А ты?

- Без понятия, - пожимает плечами Пейн. - У меня всё ужасно получается, знаешь? В любом случае получится плохо.

- У тебя не… - Лиам кидает на него многозначительный взгляд, и он замолкает. - Ладно, ужасно.

Пейн даже не выглядит обиженным. Он просто пожимает плечами и оставляет эту тему, потому что они оба знают, что это правда, и нет смысла об этом спорить.

__

В понедельник, за день до вечеринки, зайдя в их комнату, Зейн обнаруживает, что все перевернуто вверх дном. Однако, не как в тот раз, когда парни из команды соперников ворвались и обгадили всё аэрозольным серпантином и пенкой для бритья. Сейчас это более контролируемый бардак.

На комоде Лиама стоит нечто кривое из глины. По комнате разбросаны комки бумаги. А пол, начиная от их кроватей и до двери, устлан газетами. Газетами, на которых стоит около десяти бутылок краски, лежит три разных кисточки, огромное полотно, и сидит Лиам с подавленным видом.

- Что ты делаешь? - спрашивает Зейн. - Что ты сотворил с нашей комнатой?

- У меня ничего не получается, - отвечает Пейн, глядя на него огромными карими глазами. - Я не могу… мне нужно закончить это до завтра, и это будет похоже на работу пятилетнего ребенка.

Зейн закрывает за собой дверь, стараясь скрыть своё удивление.

- Ты все еще делаешь работу на завтра?

- Завтра, - стонет Лиам. - Господи, мне конец.

- Хм-м… - Зейн пробирается через комнату, обходя неразбериху на полу, кидает рюкзак на кровать и присаживается на край. - Что именно ты хочешь сделать?

Лиам вздыхает, проводя рукой по волосам, и указывает на свой комод:

- Я снова пытался лепить, но ничего… просто не получается. Поэтому я пытался рисовать карандашом, но выходит почти так же плохо. Так что, мой последний шанс — краски. Только с ними у меня так же плохо, как и со всем остальным, если ты помнишь.

- Еще как, - честно говорит Зейн, заставляя Лиама нахмурить брови.

- И что мне теперь делать? Мне нужно закончить это, чтобы оно успело высохнуть, и у меня только один шанс. У меня нет другого холста на случай, если я всё испорчу.

Зейн закусывает щеку и думает: его работа уже в аудитории, он закончил ее два дня назад и даже в какой-то степени гордится ей. Он гордится тем, что смог передать контраст между их с Лиамом сторонами комнаты. Разницу между стеной Лиама с постером Джессики Альбы и полкой, заставленной спортивными наградами и футбольным мячом; мятой одеждой, валяющейся на незастланной ярко-красным покрывалом постели. И простым черным покрывалом Зейна, безупречно убранной кроватью; полкой с книгами и комиксами, и полным отсутствием разбросанной вокруг одежды.

И, затем, акцент картины — это письменный стол. С уроками Зейна на его поверхности и с футболкой Лиама, беспардонно висящей на спинке стула. Ему нравится, что стол единственный предмет в комнате, который они делят, и что у них свои способы пометить его.

Эта работа далась ему практически без труда, в отличие от Лиама.

- Что ты пытаешься нарисовать? - спрашивает Зейн, и тот пожимает плечами.

- Не знаю. Разве это важно? Помнишь, как я пытался нарисовать корзину фруктов? Она выглядела так, словно я рисовал пальцами.

Это правда. Это был сгусток кривых разноцветных клякс внутри большой разноцветной кляксы. Эта работа была однозначно самой худшей в группе, и Зейн смеялся, пока Лиам не покраснел как рак, после чего Малик замолчал, чувствуя себя сволочью. Но изображение вовсе не было похоже на корзину фруктов, которой вдохновился Лиам. И он прав: это было похоже на работу ребенка.

- Может, в этом и есть твоя проблема, - медленно произносит Зейн. - Может, всё дело в том, что ты слишком стараешься что-то скопировать?

- Тогда, что ты предлагаешь? - морщится Лиам. - Просто импровизировать?

- Нет, - Зейн качает головой и слезает с кровати, чтобы сесть рядом с Лиамом на газету. - Просто… это не обязательно должно быть на что-то похоже, понимаешь? Ты всё пытаешься нарисовать или слепить что-то определенное, но в искусстве это не всегда работает. Иногда тебе нужно просто почувствовать, знаешь? Просто делай и не волнуйся о конечном результате, и может получиться в миллион раз лучше, чем если бы ты думал.

Лиам выглядит совершенно потерянным.

- Я понятия не имею, что ты только что сказал.

Зейн закатывает глаза и тянется за кисточкой и красной краской, выдавливает немного на газету, макает кисть и вручает Лиаму:

- Просто рисуй, не задумываясь.

- Ты хочешь, чтобы я просто рисовал? - уточняет Лиам. - Без единой мысли в голове? Без наметок?

Зейн кивает:

- Просто ляпай. Кому какая разница? Рисуй так, как ты хочешь. Используй цвета, какие захочешь. Рисуй руками, если хочешь. Если ты пытаешься нарисовать мазню, то никто не сможет тебя осудить за то, что картина выглядит, как мазня, ведь это и было целью.

У него чувство, что чем больше он говорит, тем растеряннее выглядит Лиам. Но он наблюдает, как тот неуверенно подносит кисточку к холсту и затем проводит длинную, диагональную красную линию. Доведя, он снова смотрит на Зейна.

- Теперь что?

- Можно, я помогу? - спрашивает Зейн. Лиам согласно кивает, поэтому он открывает синюю, зеленую и желтую краски, выдавливает понемногу каждой на газету и берет другую кисть.

- Просто рисуй, Лиам.

Лиам рисует, а Зейн помогает. Брюнет придерживается темных цветов: синего, бордового и кирпичного. Пейн отдает предпочтение ярко-желтому и салатовому. Зейн небрежно скользит кистью по холсту, смешивая свои цвета с цветами Лиама. Тот использует осторожные, неуверенные движения. И, в конце концов, Зейн берет кисть за щетину и брызгает ярко-красным на всю картину.

- Ты просто…

- Да, - радостно говорит Зейн. - Я же сказал, это не имеет значения. Просто делай то, что, по-твоему, будет красиво смотреться, а если не будет… что ж, какая разница?

Кажется, Лиама это только радует. Он макает кисточку в желтый, брызгает на весь лист, а затем, используя чистую кисть, смешивает разные части рисунка, образуя радужную смесь. Когда на холсте не остается ни единого чистого участка, Зейн откладывает кисточку и улыбается их творению.

- Ну… - говорит Лиам.

- Ну, - соглашается Зейн.

Получилось… довольно интересно. Нельзя сказать, что отлично, но и не плохо. Это мазня. Но если рассматривать как абстракцию, то, возможно, кто-то посчитает ее интересной. Мазня, которую будут интерпретировать, как многозначительную и глубокую, ведь именно это делают люди с искусством, даже если художник не имел такой цели. Однако цвета плавно переходят от одного к другому. И отлично смотрится то, как они использовали разный подход к картине, так как создается впечатление, что одна половина её борется со второй: одна — яркая, жизнерадостная, вторая — темнее.