Что ж, может быть, Зейн из тех, кто «жует» стресс. Именно поэтому в коробке столько пустых пачек (на самом деле, раньше их было около двенадцати, но он выбросил их несколько месяцев назад, и теперь накопилось всего четыре штуки). Это вредная привычка. Не потому что это вредно, на самом-то деле. Ему нравятся мятные жвачки без сахара, но беда состоит не в самой жевательной резинке, а в зависимости от нее. Он действительно не может выйти на сцену, предварительно не пожевав жвачку. Однажды (кажется, в Далласе) он забыл свою пачку в отеле и отказывался выходить на сцену, пока кто-то (ассистент? Он не помнит точно) не нашел жвачку у кого-то в кармане. Ему кажется, что это хуже сигарет.

Он сидит на кровати, разбросав перед собой вещи, жует огромный комок жвачки и держит ручку над бумагой. И он пишет слово «блять» снова и снова, заполняет им половину страницы, затем вырывает ее, сжимает в кулаке, бросает на пол и захлопывает блокнот. Он хватается за переносицу и молится о том, что в следующий раз что-нибудь напишет. Что у него появится причина писать. Ведь сейчас он не может придумать совершенно ничего. Он просто чувствует себя… уставшим.

Когда он складывает всё на место и снова прячет под кровать, он включает телевизор и щелкает по каналам в надежде, что что-нибудь привлечет его внимание. Ничего не привлекает, но, по крайней мере, кто-то стучит в дверь.

Он собирается встать с кровати, но, три раза коротко постучав, кто-то быстро отмыкает дверь. Зейн ложится обратно. Только у одного человека в этом мире есть ключи от его квартиры, и так случилось, что это Гарри.

- Зейн?

- Я в спальне, - отзывается Малик. Он осматривает себя и только сейчас понимает, что одет всего лишь в боксеры, так как это всё, что он оставил на себе перед сном. Наверняка, от него еще и несет перегаром, потом и сигаретами, поэтому он встает и надевает чистую футболку, которая пахнет стиральным порошком, и как раз в этот момент дверь в спальню открывается. - Привет.

- Привет, - говорит Гарри, садясь на край кровати.

Его голос звучит странно, хрипло. Зейн поворачивается, нахмурив брови, и обнаруживает, что у Гарри, сложившего руки на коленях, красные глаза.

- Что случилось? - тут же спрашивает он, подходя к кровати.

- Ничего, - врет Гарри. Он садится ровнее и натягивает на лицо улыбку. И затем маска притворности ломается. Его плечи опускаются, и он закидывает голову назад, скорее всего, чтобы не расплакаться. - Прости, я пытаюсь не расстраиваться по этому поводу, но я не могу остановиться, и мне просто… мне просто нужно было побыть с кем-то. Прости.

У Зейна внутри все сжимается. Ему кажется, что в мире нет ничего хуже, чем смотреть, как дорогие тебе люди страдают. Он протягивает руку и потирает плечо Гарри.

- Слышишь, всё хорошо. Всё нормально. Только… что случилось?

Гарри стонет и трет глаза.

- Ты ушел. Ночью, вы все ушли. И я остался с ним в машине вдвоем, я был пьян и подумал, что, ну знаешь, может, сделать первый шаг. В общем, я потянулся вперед, и мы начали целоваться, и всё было совершенно нормально, пока он не оттолкнул меня. А потом сказал… - Гарри делает паузу, чтобы сделать порывистый вдох, - …что мы больше не можем, потому что у него кто-то есть. Сказал, что рано или поздно это бы все равно случилось, и лучше пусть это произойдет так, ведь если мы продолжим этим заниматься, в итоге кто-то из нас начнет что-то чувствовать, а это разрушит нашу дружбу. Он просто не переставал повторять… «друзья, верно? Лучшие друзья, Гарри. Друзья — это хорошо».

Зейн мысленно возвращается к тому дню, когда Луи лежал на его диване и злился за то, что Гарри пошел на свидание. Что же эти двое делают с собой? Это так глупо, и они приносят себе и друг другу столько ненужной боли.

- Гарри, - тихо говорит он. - Я…

- Сколько раз? - громко перебивает Гарри. - Как ты думаешь, сколько раз он был со мной, но думал о ком-то другом? Как думаешь, сколько раз он приходил домой и лез ко мне в постель после встречи с кем-то еще? Как думаешь, как я себя чувствую после этого?

Зейн искренне не знает, что на это ответить.

- Забей, - шепчет Гарри и берет Зейна за руку. - Я не хочу говорить об этом. Я переживу. Мне просто нельзя было находиться дома, и вместо этого нужно было побыть с тобой.

Зейн сжимает его пальцы.

- Ты же знаешь, что можешь находиться здесь, сколько захочешь.

Гарри кивает и кладет голову Зейну на плечо.

- Ты мой самый лучший друг, - говорит он. - Ты просто… ты прекрасный человек, Зейн. Это не имеет отношения к тому, кем ты являешься, сколько дисков ты продал или в скольких местах ты выступал. Я имею в виду, здесь… - он хлопает Зейну по груди,- … ты просто хороший. Ты замечательный.

Гарри — самый сентиментальный человек, которого Зейн только знает. Может быть, за исключением Найла, когда он очень, очень пьян.

- Спасибо. Ты тоже, Гарри.

Стайлс отчаянно хнычет и отстраняется. Он потирает лицо рукой и отворачивается от Зейна, тяжело дыша.

- Прости, - выдыхает он. - Наверное, я действую на нервы.

- Всё хорошо, - уверяет его Зейн. - Правда, Гарри.

- Я знаю, - признается Стайлс. - Именно поэтому я пришел сюда. Ну, поэтому и потому, что мой лучший друг «черточка» парень, с которым я спал, только что сказал, что предпочитает мне кого-то другого.

- Он идиот, - твердо говорит Зейн. - Совершенно выжил из ума.

Гарри кивает, хоть на его лице и есть тень сомнения, и падает на кровать.

Зейн ложится рядом, и в итоге они образуют кучку конечностей с двумя головами, но одним телом. Гарри довольно вздыхает, зарывшись головой в подушки, в то время как Зейн практически свисает с огромной кровати.

- Всё будет хорошо, - тихо говорит Зейн. - Правда.

- Да, - соглашается Гарри. - Рано или поздно.

Они лежат так какое-то время, двигаясь с места, только чтобы расположиться поудобнее и чтобы Зейн включил телевизор. Должно быть, где-то час спустя кто-то стучит в дверь, и они оба садятся, потягиваясь и зевая.

- Кто это? - спрашивает Гарри.

Дело в том, что к нему домой ходят только десять человек. Из этих десяти только четверо живут в городе. И один из этих четверых сейчас лежит в его постели, так что шансы на то, что за дверью стоит Луи, довольно высоки. Должно быть, эти мысли можно прочитать по его лицу, так как Гарри мрачнеет и встает, проводя рукой по волосам.

- Знаешь, если честно, у меня есть кое-какие дела, - говорит он. - В любом случае, наверное, мне уже пора.

Зейн вздыхает и подходит к двери, покидая спальню.

- Тебе не обязательно уходить. Если это он, я скажу ему, чтобы уходил.

Гарри качает головой, следуя сразу за ним.

- Не надо. Всё нормально. Он тоже твой друг, и я не хочу, чтобы ты чувствовал себя так, словно должен встать на чью-то сторону. К тому же, я все равно позвоню тебе сегодня вечером. Может, понадобится место переночевать, если я не решусь пойти домой.

Зейн останавливается прямо перед входной дверью.

- Ты уверен?

Гарри кивает и целует Зейна в щеку.

- И спасибо тебе, я чувствую себя намного лучше. Не волнуйся обо мне. Со мной все будет в порядке.

- Ладно.

Зейн тянется к дверной ручке. Как только дверь открыта на сантиметр, кто-то толкает ее нараспашку. В квартиру влетает Найл, за ним Джош, в хвосте стоит Луи.

- Привет! - счастливо говорит Найл, проходя мимо Гарри, и хлопает его по плечу. - Мы целый час пытались до тебя дозвониться. Сегодня вечер кино. - Он показывает две коробки DVD. - Готовы?

Зейн широко распахивает глаза.

- Нет, - решительно отвечает он. - Нет. Только не у меня дома. Я же сказал вам после того раза, больше никаких вечеров кино. И сейчас еще даже не полдень.

Найл пожимает плечами, а Джош говорит:

- У нас похмелье. Плевать, какое сейчас время суток. И квартира Гарри и Луи слишком маленькая, а наша — слишком грязная, чтобы приглашать людей.

- Верно, - добавляет Найл, раскинувшись на диване. - Джош — неряха.