- Если ты думаешь, что я не смогу быть с тобой, то ты не знаешь меня так хорошо, как тебе бы стоило, - говорит ему Зейн.

Лиам, наконец, поворачивается к нему и заглядывает Зейну в глаза.

- Поэтому я не говорил тебе, - отвечает он тихо. – Потому что с этого момента моя болезнь станет тем единственным, о чем ты сможешь думать, когда мы будем вместе. Каждый раз, глядя на меня, ты будешь видеть её. Это всё разрушает, и то, что происходит сейчас, тоже.

- Это неправда, - говорит Зейн, потому что, глядя Лиаму в глаза, очень легко, черт возьми, забыть. Лиам не понимает, так что он лезет в задний карман и достаёт клочок бумаги, который должен его убедить. – Это то, что я вижу, хорошо? И это не изменится.

Лиам берет бумагу и разворачивает её. Зейн наблюдает за его реакцией, смотрит, как расширяются его глаза и как он скользит большим пальцем по рисунку. В его глазах слезы, и он кашляет, когда говорит:

- Это больше не похоже на меня.

И он прав в какой-то степени. Его лицо похудело, он больше не улыбается, и есть в нем какая-то внутренняя боль, какой не было, когда Зейн заканчивал рисунок.

- Будет, - говорит Зейн, забирая портрет. Он складывает бумагу, потому что он не собирался отдавать рисунок Лиаму, он просто хотел показать ему, как он выглядит со стороны. – Когда тебе станет лучше.

- Если, - говорит Лиам, пока Зейн убирает рисунок в карман.

- Что? – спрашивает Зейн, поворачиваясь к нему.

Лиам пожимает плечами, осторожно подбирая слова:

- Если мне станет лучше, Зейн.

- Не говори так, - твердо произносит Зейн, чувствуя, как внутри закипает злость. – Это несправедливо. Это то, что я должен делать. Я пессимист. Ты по другую сторону, Лиам. Ты тот, кому полагается говорить мне, что всё будет хорошо, а не наоборот.

- Я не хочу лгать тебе, - отвечает Лиам, проводя ладонью по щеке Зейна. Он понимает, что похоже снова плачет, и уже видит перед собой Луи, который отвешивает ему хорошую пощечину и обзывает маленькой сучкой.

- Я хочу, - говорит Зейн, удерживая Лиама за плечи. – Ты должен. Это то, что ты должен делать.

- Если тебе это поможет, - говорит Лиам, не глядя ему в глаза. – То я тоже люблю тебя.

- Не поможет, - выдыхает Зейн. – Совсем не поможет, а только причинит больше боли.

Он снова не может дышать – грудь кажется ему очень тяжелой. Он чувствует себя так, будто воздух не поступает в легкие. И, словно почувствовав его состояние, Лиам садится на него, опуская руки к нему на грудь и мягко проводя пальцами по футболке.

- Дыши, - приказывает Лиам. Зейн пытается. – Медленнее и спокойнее. Все хорошо, Зейн. Все хорошо.

- Я волнуюсь не о себе, - говорит Зейн, задыхаясь. Он берет лицо Лиама в ладони, ласково проводя большими пальцами по его щекам.

Лиам скидывает его руки, и есть что-то яростное в его глазах.

- Если ты хочешь быть частью моей жизни, тебе придется смириться с этим, - говорит ему Лиам. – Ты слышишь, Зейн? Ты не должен относиться ко мне, как к хрустальной вазе. Я не хочу видеть, как ты боишься меня. Не хочу.

- Я боюсь за тебя, а не тебя, - говорит ему Зейн.

Лиам качает головой:

- Мне плевать. Если я буду видеть в твоих глазах страх, я перестану смотреть в них совсем.

Зейн вспоминает, что Лиам говорил ему до этого. Он дышит и выкидывает все мысли из головы, успокаиваясь немного. Он все ещё пытается договориться с самим собой. Все ещё пытается принять происходящее. Но дело в том, что он уже не представляет своей жизни без Лиама. Поэтому если Лиам хочет, чтобы он не придавал значения его болезни, словно это что-то несущественное, пусть будет так.

- Хорошо, - соглашается Зейн. Он кивает. – Хорошо. Но ты должен дать мне время, чтобы всё это переварить.

- Хорошо, - повторяет Лиам. – Никаких слез больше, ладно? Это первое правило. Я терпеть не могу, когда люди рядом со мной плачут. Особенно ты.

Зейн вытирает щеки и, вместо того чтобы улыбнуться, прищуривается и немного надувается.

- Могу я ещё чуть-чуть поныть?

- Чем же, если не этим, мы можем заняться? - весело отвечает Лиам.

- Пока мы будем обниматься и смотреть «Властелина колец», можешь ты ответить на несколько моих вопросов?

Лиам вздыхает и кивает:

- Да, думаю это будет правильно.

Лиам поправляет подушки, чтобы Зейн мог лечь рядом с ним, и его голова находилась немного выше. Его собственная голова лежит скорее на груди Зейна, чем на подушке, и Зейн притягивает его к себе ближе. Он все ещё пахнет корицей, и Зейн наклоняется к его голове, чтобы поцеловать Лиама в лоб.

- Так как серьёзно ты болен? – тихо спрашивает Зейн.

- Это непростой вопрос, - отвечает ему Лиам. – И я ничего не могу сказать точно. Я должен пройти несколько процедур через две недели, чтобы врачи могли сказать, действует терапия или нет. Пока я не могу ответить на этот вопрос.

- Понятно, - говорит Зейн, забираясь ладонями под футболку Лиама и поглаживая его живот. – Это не первый раз, когда болезнь дает о себе знать?

- Нет, - признает Лиам. – В первый раз мы узнали о ней, когда мне было девять. Я провел большую часть двух лет в больнице, но в конце концов пошел на поправку. Я не ходил в школу, поэтому я такой… несуразный, наверное. Мама учила меня на дому, и у меня не было друзей, кроме Найла, который жил по соседству и мог приходить ко мне всякий раз, когда мама думала, что я недостаточно здоров, чтобы выходить из дома.

- Каковы шансы, что тебе опять станет лучше?

- Довольно неплохие, - Лиам откидывает голову назад и закрывает глаза – ресницы касаются его чересчур острых скул. – Пока организм правильно реагирует на химию.

- Что если перестанет? – нежно спрашивает Зейн.

- Тогда я очень болен, - отвечает Лиам. – Если я не буду отвечать на химию, то шансы того, что мне станет лучше, минимальны.

- Всё будет хорошо, - твердо говорит Зейн, притягивая Лиама к себе так близко, как это в принципе возможно.

Лиам фыркает.

- Ты не знаешь этого.

Зейн целует его в шею.

- Нет, знаю, - отвечает он, касаясь губами его кожи.

Лиам вздыхает и говорит:

- Я не буду больше спорить.

- Хорошо, - улыбается Зейн. – Что ты делаешь в субботу?

- Провожу день с тобой, - говорит Лиам, передразнивая Зейна – тот ответил точно так же в первый день после выписки из больницы, когда Лиам предложил ему встретиться.

- Прекрасно, - говорит Зейн. – В интернете писали, что в субботу в кинотеатре после фильма должны показать расширенную версию трейлера «Железного человека 3».

Лиам качает головой:

- Мы пойдем на двухчасовое кино, чтобы после посмотреть трейлер фильма, который выйдет через восемь месяцев?

Зейн проводит рукой по волосам Лиама и впервые понимает, что они отросли. И это - еще одно доказательство того, что Лиам действительно болен, но Зейн заталкивает эту мысль куда подальше, потому что он обещал Лиаму не воспринимать всё так близко к сердцу. Ему нравятся его волосы, нравится ощущать их под пальцами – вот и всё.

- Да, это мы и сделаем, – сообщает Зейн.

- Ты такой глупый, - говорит ему Лиам. – И дурачок. Тебе нравится прикидываться крутым, этаким увлекающимся рисованием, выряженным в кожаную куртку парнем с задумчивым взглядом, но на самом деле ты тот ещё придурок.

- Как и ты, - подтверждает Зейн. – Прикидываешься весельчаком, а у самого по стенам плакаты с Доктором Кто развешаны.

- Да, но я смирился с этим, - говорит Лиам, переворачиваясь, чтобы заглянуть Зейну в глаза. – А ты скрываешься.

- Не с тобой, - замечает Зейн.

- Нет, не со мной, - соглашается Лиам и улыбается – ярко, солнечно, чудесно.

Они не смотрят фильм. Вместо этого Зейн целует Лиама до тех пор, пока его рот не приобретает вкус корицы и пока Лиам не начинает задыхаться, хватая ртом воздух - глаза его плотно закрыты. Глаза Зейна открыты, и, когда Лиам отодвигается и смотрит на него, он спрашивает, почему.

- Потому что я хочу запомнить тебя всего, - признается Зейн, проводя пальцами по лицу Лиама. – Я не хочу ничего пропустить.