- Далеко ты забрался от родных краев, Микула! - миролюбиво сказал князь, делая знак дозорным, чтобы те развязали руки броднику. - Сам-то, видать, из Полянской земли?
- Родился там, а живу нынче тут, где повольготнее. От хазар хоронимся, уходим за Кубань, на ту сторону. С касогами живем мирно - мы им не помеха.
- Так, так... А касоги сейчас далеко отсюда? Ты их войска не видел?
Микула почесал пятерней в затылке, глаза его блеснули умно и лукаво.
- Да как тебе сказать, княже? Видать не видал, а земля слухами полнится. Стража касожская проходила, сказывала: большая русская рать на Кубань двинулась. Касоги не знают, чего ждать от тебя - войны или мира, свои дружины собирают. Я так думаю: скоро вы их встретите. Они еще за Кубанью.
- Что ж, спасибо тебе, Микула. Иди с миром к своей ватаге. Встретишь касогов - скажи, что русичи в Тмутаракань идут. Не будут они нам чинить препоны - пройдем без боя. А станут на нашем пути...
Святослав, будто мечом, резко взмахнул рукой.
- Так я и передам им, княже.
Микула хотел еще что-то сказать, но, видно, не решился. Он поклонился в пояс и, что-то бормоча себе под нос, направился к прибрежному леску.
Ясин, проводник, данный князю Тагауром, молча сидел на коне и следил за происходящим, будто это его не касается. А князь вспомнил разговор со Свенельдом. Послать черную стрелу? Зачем? Он прошел с огнем и мечом по Хазарии, вражеской земле. С хазарскими данниками - ясами он хотел договориться без сечи, и это удалось ему. Касоги - соседи Тмутаракани, немало их живет и в этом городе. Стоит ли злобить соседей будущей русской вотчины, не лучше ли и с ними в мире жить?
Князь ждал послов касожских. Они встретили русичей на берегу Кубани. Человек десять вооруженных всадников ожидали, когда к ним подъедут русский князь и его воеводы. За ними в двух перестрелах темной стеною, от реки до ближнего леса, стояли касожские воины - впереди пешие, за ними конные.
- Пусть они к нам подъедут, - негромко наставлял Святослава Свенельд. - Негоже русскому князю идти на поклон к кому-то.
- А я не на поклон, а на переговоры, - отозвался Святослав и тронул коня. За ним молча последовали воеводы и толмач-ясин.
Две группы всадников съехались и остановились на некотором расстоянии друг от друга.
Старшего из касогов звали Алэдж, он носил титул пши - касожского князя. Его окружали уздени - воеводы. Все касожские всадники были в черных, за исключением Алэджа, войлочных корзнах, плотных, остро торчащих на плечах. На головах - бараньи шапки, войлочные остроконечные колпаки, похожие издали на шеломы. Алэдж отличался от своих спутников белым корзном, из-под которого выглядывала темная суконная свитка, стянутая в талии тонким поясом с серебряными бляхами, а на поясе - богато изукрашенный кинжал. Вся одежда, вплоть до ноговиц и красных сафьяновых чувяк, плотно облегала его тело. На голове - белая барашковая шапка с черным суконным верхом. Богатая сбруя белого коня, богатое вооружение резко отличали Алэджа от остальных касогов. Но кони у всех были добрые, ухоженные.
После того, как обе стороны обменялись приветствиями, первым заговорил Алэдж:
- Мы слышали, русский князь, что ты идешь со своим войском от самого Итиля. Дошел до нас слух о доблести твоих воинов, разбивших на поле брани доселе непобедимых хазар. Но ты должен знать и о том, кто такие адыги, которых наши соседи ясы, а за ними и вы, русы, называете касогами. Адыги издавна были мирным народом. Мы никому не грозили войной, мы встречали каждого чужеземца как дорогого гостя...
Алэдж говорил спокойно, с выдержкой, присущей людям горских племен, но в голосе его звучала печаль.
- В наших кузницах, - продолжал он, - ковали больше серпы, чем мечи. Да, так было когда-то... Но прошли те времена. То одни, то другие враги стали зариться на нашу землю, совершать набеги на наши аулы. У нас отбирали скот, людей уводили в полон. Обры, арабы, хазары врывались в аулы адыгов, убивали, жгли. Греки заставляли нас поклоняться их богу, прислали своих жрецов. Все, кто мог, облагали нас данью...
Он умолк, переводя дыхание и прислушиваясь к тому, что говорит толмач. Русичи слушали его не перебивая.
- Враги научили нас ковать мечи, научили сражаться. Горы стали нашей крепостью, каждый горец стал воином. Наш народ не столь многочислен, как другие, но мы никому не отдадим свою землю. Каждое племя, каждый род встанет на пути чужеземцев, если они захотят покорить адыгов.
Наступило молчание - долгое и напряженное. Первым нарушил его воевода Борислав.
- Неужто мы отступим перед касогами? - горячо заговорил он, обращаясь к Святославу. - Неужто не сомнем, ударив на них всеми полками?
Но князь молчал, задумчиво глядя на касожских воевод. В эти минуты ему опять вспомнилась небольшая русская дружина, оборонявшая Саркел. Эти русичи погибли все до одного, не сложив оружия. Но ведь они давали клятву хазарам!
Нечто вроде сожаления шевельнулось в душе Святослава. Нет, не хотел он лишней крови, но там, под Саркелом, каждый, кто вставал против Руси, должен был или уступить или погибнуть. Ведь там решалась судьба земли Русской. А здесь...
- Нет, - твердо сказал он, бросив хмурый взгляд на Борислава, - мы не будем отступать перед этим войском, но и затевать брань понапрасну не станем. - И он повернулся к Алэджу: - Знай, князь, что русские вои не пойдут к вам в горы. Если нас пропустят к Тмутаракани, мы пройдем, и никто из нас меча не обнажит. Если нет - пробьемся с боем.
Толмач перевел слова Святослава Алэджу и его соплеменникам. Касоги начали оживленно переговариваться. Видно было, что Алэдж убеждает в чем-то своих воевод.
Племена касогов, как прежде было на всей Руси, как велось еще в Новгороде, управлялись старейшинами, выбранными народом. Князья с их малыми дружинами не имели большой власти, лишь в случае войны им подчинялся весь народ, собравшийся в ополчение. Только Алэдж сумел еще в молодые годы подняться выше других пши, благодаря успешно выигранной войне с ясами укрепил свою власть сразу над несколькими племенами. Прикубанские касоги подчинились ему, увидев, что сообща легче отбиться от неприятеля и что Алэдж сумел добиться уменьшения дани, которую приходилось платить хазарам. При нем тмутараканский бек уже с опаской поглядывал на горцев и, не имея под рукой достаточной военной силы для их усмирения, поневоле делал для них послабления, прежде всего в торговле.
