Он посмотрел на часы: ровно час дня. И тут, словно по сигналу, дверь открылась, и в сауну вошел человек. Пикетт оглядел его с отработанным безразличием, и ему пришлось сделать усилие, чтобы не вытаращить глаза. Человек был высоким, худощавым, с аккуратно подстриженными волосами почти снежной белизны. Его серебристые глаза смотрели таким холодным и непроницаемым взглядом, словно были высечены изо льда, который и напоминали. Но главное, вместо того чтобы войти раздетым, в обернутом вокруг талии полотенце, этот человек остался в черном костюме, безукоризненно сшитом и застегнутом на все пуговицы, и в белой крахмальной рубашке с идеально завязанным галстуком. Его дорогущие туфли ручной работы были отполированы до блеска. Из всех мыслей, какие могли прийти во временно парализованную голову Пикетта, самая главная была такая: «Неужели он и в самом деле прошел в таком виде по раздевалке, душевой и бассейну?» Можно было только представить, какая поднялась суета, пока агент прорывался в сауну полностью одетый, нарушая все правила.

Другой человек, сидевший в сауне у двери, поднял глаза, удивленно нахмурился и снова уставился вниз.

Пикетт сразу же пришел в себя. Он знал, что у этого агента репутация чудика. Именно поэтому он не просто решил изменить должностные обязанности агента, но и выбрал для разговора сауну. Согласно его опыту, необычные ситуации – как, например, разговор нагишом в сауне – помогали лишить проблемного субъекта уверенности и обеспечить себе победу.

Теперь ему ничего не оставалось, кроме как пустить все на самотек.

Прежде чем начать говорить, Пикетт взял деревянный ковшик, зачерпнул из бочки воду и плеснул на камни сауны. Помещение наполнилось достаточно густым облаком пара.

– Агент Пендергаст, – ровным голосом проговорил Пикетт.

Человек в черном кивнул:

– Сэр.

– За душевой имеется раздевалка с несколькими рядами шкафчиков. Вы бы не хотели переодеться?

– В этом нет необходимости. Тепло идет мне на пользу.

Пикетт оглядел агента с ног до головы:

– Тогда садитесь.

Агент Пендергаст взял полотенце из стопки у двери, подошел, протер от влаги скамью рядом с Пикеттом, потом аккуратно сложил полотенце и сел.

Пикетт постарался сделать вид, что ничуть не удивлен.

– Прежде всего, – начал он, – я хочу выразить вам мои соболезнования в связи со смертью Говарда Лонгстрита. Он был превосходным директором по разведке, а для вас, насколько мне известно, кем-то вроде наставника.

– Он был лучшим из людей, каких я знал, кроме одного.

Это был не тот ответ, которого ожидал Пикетт, но он кивнул и оставил в силе свою повестку.

– Я уже некоторое время собирался встретиться с вами. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду говорить прямо.

– Отнюдь. В отличие от ножей, прямые разговоры позволяют быстрее закончить дело.

Пикетт внимательно посмотрел на Пендергаста – нет ли на его лице какого-либо намека на неповиновение, но лицо было абсолютно бесстрастным. Пикетт продолжил:

– Наверное, я не удивлю вас, если скажу, что за те несколько месяцев, пока я возглавляю нью-йоркское отделение, я много слышал о вас – как официально, так и неофициально. Если откровенно, то у вас репутация одинокого волка, у которого при этом очень высок процент успешных дел.

Пендергаст принял комплимент с коротким кивком, наподобие того, что делают партнерше перед началом вальса. Все его движения были выверенными, как и его речь, и кошачьими, словно он подкрадывался к жертве.

Теперь Пикетт предъявил оборотную сторону комплимента:

– Но у вас также необычайно высокий процент подозреваемых, которые не доходят до суда, потому что, выражаясь на языке ФБР, «отправляются в мир иной в процессе расследования».

Еще один грациозный кивок.

– Исполнительный заместитель директора Лонгстрит был не только вашим наставником, но и ангелом-хранителем в Бюро. Насколько я понимаю, он не подпускал к вам комиссию по расследованиям, защищал ваши наиболее неординарные действия, прикрывал вас сзади. Но теперь, когда Лонгстрита нет, высокие чины пребывают в некоторой растерянности… я хочу сказать, не знают, как быть с вами дальше.

Пикетт ожидал увидеть в глазах агента искорку озабоченности. Но ничего такого не заметил. Он взял ковшик, плеснул еще порцию воды на камни. Температура в сауне поднялась до жарковатых восьмидесяти двух градусов.

Пендергаст поправил галстук, поменял местами ноги, закинутые одна на другую. Казалось, он даже не вспотел.

– Короче говоря, мы пока решили дать вам свободу рук в том, что удается вам лучше всего: расследование психологически неясных убийств теми методами, которые прежде приносили вам успех. С несколькими оговорками, конечно.

– Конечно, – согласился Пендергаст.

– А это выводит нас на ваше следующее задание. Сегодня утром на могиле в Майами-Бич найдено человеческое сердце. Могила принадлежит некой Элизе Бакстер, которая удушила себя простыней в Катадине, штат Мэн, одиннадцать лет назад. На могиле…

– Почему миз Бакстер похоронили во Флориде? – мягко прервал его Пендергаст.

Пикетт помедлил. Он не любил, когда его прерывают.

– Она жила в Майами. В Мэн поехала отдохнуть. Семья переправила тело домой для захоронения. – Он помолчал, чтобы убедиться, что не последует никаких других вмешательств, потом взял лист в файлике. – На могиле лежала записка. Она гласила… – Он посмотрел на бумагу. – «Дорогая Элиза, извини за случившееся с тобой. Мысль о том, как ты, вероятно, страдала, много лет преследовала меня. Я надеюсь, ты примешь этот дар с моими искренними соболезнованиями. Давай тогда пойдем с тобою вместе, ты и я… другие тоже ожидают подарков». Под посланием подпись: «Мистер Брокенхартс»[3].

Пикетт замолчал, чтобы дать Пендергасту время осмыслить услышанное.

– Весьма любезно со стороны мистера Брокенхартса, – сказал Пендергаст секунду спустя, – хотя его подарок свидетельствует о дурновкусии.

Пикетт прищурился, хотя на его ресницах повисли капли пота, но так и не заметил ни малейшего намека на неподчинение. Агент сидел свежий как огурчик, несмотря на жару.

– Сердце обнаружила посетительница кладбища сегодня утром, около семи сорока пяти. В десять тридцать под кустом на променаде Майами-Бич, в десяти милях к югу, нашли тело женщины. Ее сердце было вырезано. Полиция Майами-Бич все еще работает на месте преступления, но одно нам уже известно: на могиле было найдено сердце именно этой убитой.

И тут Пикетт впервые увидел, как что-то вспыхнуло в глазах Пендергаста – искорка, словно бриллиант повернули к свету.

– Мы не знаем, что связывало Элизу Бакстер и убитую сегодня женщину. Но какая-то связь должна быть, это представляется очевидным. И если упоминанию «других» в записке можно доверять, то следует ожидать новых убийств. Элиза Бакстер умерла в штате Мэн, и, хотя ее смерть считается самоубийством, межштатская юрисдикция означает, что в расследовании участвуем и мы. – Он положил файлик на скамью, подтолкнул к Пендергасту. – Завтра с утра вы отправляетесь в Майами на расследование.

Глаза Пендергаста по-прежнему сверкали.

– Отлично. Просто превосходно.

Но когда агент протянул руку к файлику, Пикетт прижал лист бумаги к скамье:

– Еще кое-что. Вы будете работать с напарником.

Пендергаст замер.

– Я здесь уже упоминал об оговорках. Эта – самая крупная. Говарда Лонгстрита, который прикрывал вас с тыла, больше нет, агент Пендергаст. Он больше не наставит вас на путь истинный, когда вы пуститесь во все тяжкие. Бюро не может игнорировать ваши примечательные достижения. Но не может игнорировать и высокую смертность среди ваших подследственных. Поэтому мы прикрепляем к вам напарника, что, конечно, является обычной практикой ФБР. Я назначаю вам в напарники одного из самых проницательных молодых агентов. Вы, естественно, будете ведущим в этом деле, но он будет помогать вам на каждом шагу. Он будет функционировать и как внимательный слушатель, и, при необходимости, как дотошный проверяльщик. И кто знает, возможно, вы оцените такое сотрудничество.