«Шправится; оставит привычку; смилуйся». – «Отстанет. Берем! Тихонко, поверь». – «Уходи!» – «Пусть, его. Не так, чтобы очень – терпится». – «Не надо таких! прочь», – загомонили в толпе. – «Свой, простим».

– Враль неисправимый, обманщик, – проворчал Козодавлев.

По-разному вещали, кто как, что впрочем не должно удивлять. Противоречия не в том, так в другом даже и теперь не редки. Спорить по великой нужде, отстаивая что-то свое и, часом возражать, на словах едва ли не по каждому поводу – в порядке вещей. Так же, приблизительно думал Федька, пробираясь в кольцо ставших расходиться бежан.

«Кончилась потеха!.. И; нет. Ну-ко мы еще позабавимся; чем дольше, тем лучше. Что б то ни помочь сотоварищам отвлечься, уйти от мыслей о мешках. Пособим. Важно ли, что Тихон примолк. Мало развлечений – добавим. Просто ли, – неслось в голове попутчика, – под грузом вещей, пожитков размышлять на ходу о чем-то не весьма злободневном и, вообще говоря без надобности ум напрягать; как-то не совсем по-людски; лучше уж, пока позволяет жареный петух, не клюет кое и куда – поразвлечься».

– Странный делы, вездеход. Задумаешься! – рек между тем, в сторону торговца корел. Припустив к чинной внешности, отметил торгаш с лихом нарочитую строгость, Ламбин озадаченно хмыкнул, как бы то в настрое ума, требовавшем сосредоточенности глянул вприщур-искоса подальше голов. – Каждому – своя правота!.. Можно ли на всех одинаково людей, подскажи, спорщиков сполна угодить? Даже Козодавлев и тот, видимо примкнул к несогласным. Во разноречивых!.. Не ждал. Взять малого, Первушу? Мозгуй. Или же оставим? Не брать? Выручи, пожалуй.

– И то. Надо бы помочь; не во труд. С малым проще пареной репы, – отозвался гуляй: – Исправится небось, на плаву; попозже, – произнес под шумок в медлившей какое-то время разбредаться толпе. – «Яко бы, слегка оживились! Продолжим, – промелькнуло у Федьки, – смехопредставлению – быть… Ладненько! И сам отвлечешься от мыслей, что сидят в голове, и людям поразвлечься во нрав. Поехала-пошла развлекаловка!.. Ну да: по-людски. Вот именно: не думать – легко; не каждому, положим. Вперед! Каждому (затейщик не прав… прав по-своему) дадим отдохнуть».

– Сжалься, – проронил вездеход, – смилуйся, не то пожалеешь. Останется в деревне – пропал, напраслинно – за так, ни за шлант. Ручаюсь головою за парня… Имуществом! Да да, не шучу. Исправится, отвыкнет, по-моему, – изрек под смешки бросивших поклажу сельчан; – как-нибудь пройдет, на воде.

– Думаешь? Берем, коли так. Еже поручился – не против. Там, пеняй на себя, – выговорил главный затейщик смехопредставления, Тихон в сторону предстателя[20], Федьки. – Чаятельно, всем угодил? но, – проговорилось в толпу. – Даже Козодавлев молчит. Водится-таки справедливость!.. Нету? Не для всех, Ворошил? Чем ты недоволен? Как все? Думаешь обманет? Не ври. Незачем напрасно хулити окружающий мир; сам ты, Ворошило брехун. Что ты понимаешь, тупец? Только-то всего разумения: капусту в ночи Прохорову дергать, тайком, – сжалился над малым корел.

– Верно, Тихонок; а чего. К лучшему, вообще говоря. Ничто не пропадает бесследно. В крайности, посадим отстреливаться, буде обманет, сзади, на последнюю лодку. Дабы от погони спасал; именно, – изрек, подмигнув сборищу, толпе коробейник, вмиг сообразив что к чему.

– Ай да голова! – поддержал сказанное русичем вождь.

– Да уж… Козодав, помолчи! Пользуюсь, по праву на лучшее свободою слова. Ну так вот доскажу. Сядет, на корме – и давай… По-своему; ага, мужики. Станется, так будем считать, людие заправский борец за подлинное счастье для всех. Ну. И для тебя, Ворошил… Защитник человеческих прав на лучшее, чем было житье! Выгодно с любой стороны, – молвя, усмехнулся гуляй.

Вестник, в одночасье зардевшись, благодарный смолчал, внутренне довольный глаголами заступника.

– Ххи… ну и говорун, краснобай!.. истинно. Хи-хи, – просипел Тихон, покидая гурьбу, в приставленный к губам кулачок;

Стан – люди, круговая среда беженцев – ударился в хохот.

– Неч-чего. А ну разойдись. Тиш-ше вы! – прикрикнул водырь. – Экий балаган развели… Бесплатных развлечениев хотца, – но его земляков точно изнутри подпирало.

Федька удалился, один.

«Во как получилось!.. Умно! В действительности всем допомог, не токмо лишь, единственно малому, – подумал торгаш: Просто ли сорваться в неведомое, бросив дома? Души облегчил, скоморошеством; не лгун, словоблуд ходатай по делам богатеев Юшко Недосуг, черемис (взяточник, видать), – помогай… лекарь; приблизительно так;

Мучались, не зная наверное что ждет впереди. Разом напряжение спало, на какой-то часок; разрядка получилась, ну да»;

Сходное бывает в природе, – сопоставил гуляй: тишь, во придорожном пространстве, низовой пылегон, тяжесть на душе, в полутемь, и, наконец, в череду светотарарахов с небес – чуть ли не сплошной водопад, не очень продолжительный ливень, с радугою после грозы.

Под вечер, на устье какой-то говорливой в камнях, за перекатом реки, не ведомой ни Туйво, ни даже исходившему край вдоль и поперёк вездеходу взвиделась рыбацкая вежа. «Вовремя!» – подумал гуляй;

Чёлн, невод, распростертый на вешалах, предстало гурьбе двигавшихся к югу крестьян, дальше, у громадного камня плосковерхая будка промысловиков, по-палаточному, а не костром, низкая, отметил водырь, подле шалаша обитателей курился дымок.

«Финцы, – углядев рыбарей сообразил подорожник, видывавший виды торгаш: – Сходное встречали на Утке – Сорса по-иному, по-фински вроде бы, впадает в Неву. Кормятся, не то – перекупщикам, – начаял русак. – Знать, береговая охрана. Пешие, по всей вероятности, занеже вблизи устья не видать лошадей… Двоица, похоже; да нет. Промышленники; вплавь добрались. Четверо, как будто. А что б…»

– Что б то ни поспробовать, вож? – проговорил коробейник с тем как, безопасности ради устремились в обход, на павечерье – к западу: – Як? Справные, по-моему. А? Лодки! – пояснил окружающим; – не менее двух.

– Стоит ли? – Мелкуев: – Аж две? Мало… А еще, говорил: честный продаватель. Эхх ты. Ну тебя, такого, – ввернул, едко усмехнувшись вожак. – Дело ли, Ондрейн Хуотари? Выдумал!.. И, кстати – светлынь. Псов сторожевых – посчитал? Сбегай на разведку. Ни ни! Стой, праведник отпетой, ни с места!.. Выискался мне, – возразил, чуть поколебавшись водырь.

Шествуя все дальше на юг, беженцы приблизились к Морьину. Еще через день, вымотавшись подле, у Носа, пройденного, к вечеру встали. Где-то на подходах нашлись лучшие, чем видел народ, с выходом на берег, челны.

Вовремя раскинули стан: подошла ночь, последняя на отчей земле.

«Токмо проскочить бы Орешек, – промелькнуло у Федьки: – Там Невою посад – избы мореходцев, под яблонями, далее тракт, тянет на восток, в зарубежь».

«Главное: держати опас от сторожевых кораблей, с пушками, – подумал вожак. – Ну, а что касаемо крепости – попроще: Орех, Ноте… Нотебург, по словам русича, коли не наврал – западнее ладожских вод; якобы у самого тракта, тянущего в Русь по Неве. Просто и легко обойти».

«Всё, Палка! Выбежали, будем считать, – вспомнил соплеменника русич на отходе ко сну: – Терпится – сиди, не сплывай. Родины – твоя деревенщина, в которой живешь. Ежели чего-то случится худшее, чем сталось у ратуши, в судебной избе – дома и стены подмогнут. Не валятся, и добре. Живи… Есть есть; не голоден. Среди чужаков? Глупости какие-то! ну. Сам же говорил, на Огладве: отчины, какие ни есть. То же: кривобокая мати, сопоставил дружок. Правильно сказалось;

Прощай! Что Свия, на которую держишь сердце, что Великая Русь, – в некотором роде, одно: всюду, коли хочешь до пуза кушати, – мелькнуло у Федьки, – да не так, на суках, но по-человечески-от… ну и пуховик!.. ночевати – по-воловьи трудись. Было б из чего выбирать. Поровну, считай разложилось; также, на Руси хорошо. Чуточку получше, чем тут; детеныша, отродью забыл: родина – незримый костыль, скажем для себя одного; некая опора, ну да. То-то и влечет, на восток… В лучшее, так будем, по-нашенски… угодно считать;