– «Многие из ваших коллег по эксперименту возмущаются, как мы могли установить, так сказать Нижним, взрывные устройства на сердце», – мужчина сделал многозначительную паузу: «А не было никаких взрывателей! Понимаете? Это был эксперимент по эффекту плацебо, мы даже не предполагали такого результата. Конечно с человеческой точки зрения столько смертей это печально, но с научной точки зрения это прорыв! Несомненно, прорыв. Самое печальное это же конечно каннибализм. И в этом поверьте, Ева, нет вашей вины. Это просто жестокое стечение обстоятельств, но опыт приобретенный в ходе этого эксперимента бесценен!»

Наконец Ева смогла взять контроль над своими связками и выдавить из пересохшего горла: «Где мои дети?»

– «Что, простите?», – переспросил незнакомый мужчина.

– «Где мои дети?», – прохрипела Ева: «Где мои дети? Где мои дети?!»

– «Все, все, я услышал вас, Ева. Не напрягайте связки», – успокаивая затараторил мужчина: «С ними все хорошо, я бы даже сказал отлично. Сейчас вы все увидите!»

Мужчина достал из кармана небольшой пульт и направил его на стену за своей спиной. Стена пару секунд помигала мягким желтым цветом, а потом на ней появилось изображение. Огромная картинка показывала большую светлую комнату. В ней было много детей, которые играли яркими игрушками. Камера сместилась вправо и остановилась на паре смеющихся детей. Ева не сразу узнала своих сына и дочь. Такими чистыми и хорошо одетыми она не видела их с самого их рождения. Их лица заметно округлились, а на щеках играл здоровый румянец. Они были счастливы. Ева облегченно выдохнула, с детьми все в порядке.

Волнение совсем оставило ее уступив место сонливости и безразличию. Она обязательно потом вспомнит все то, что сегодня ей говорил это незнакомец. Обязательно вспомнит, может быть завтра или послезавтра. Ей некуда торопится, наконец ее дети сыты и им ничего не угрожает. Она почти закрыла слипающиеся глаза когда на экране к ее детям подошла девочка. Она предложила ее сыну поменяться кубиками и он с радостью согласился. Что то в ней было знакомым. Ева старательно вгляделась в лицо девочки. Нет она ее не знала, но эти большие яркие зеленые глаза. Эти глаза она уже видела, но вот только где. В этот момент непослушная челка девочки скрыла от Евы будоражащие ее сознание глаза.

Словно почувствовав, что Еве не видно ее глаз девочка поправила челку. Вернее попыталась. Она машинально подняла правую руку, чтобы привычным движением пальцев откинуть непослушную прядь в сторону. Но вместо маленькой ручки в кадре появилась культя.  Чуть ниже хрупкого плечика была тугая повязка и больше ничего. Девочка досадно скривилась, но через мгновение решила не унывать и убрала челку левой рукой. Потом взяла левой же рукой поменянный кубик и убежала из кадра. Дети Евы засмеялись, а она закричала.

– «Что случилось, Ева?», – мужчина не сразу понял, что привело ее в ужас.

– «Де-во-чка», – всхлипывая выдавила из себя Ева.

– «А-а-а, я понял. Вы думаете это вы лишили ее руки?», – мужчина быстро выключил экран: «Это не вы, Ева вы тут совсем не причем. Это другая девочка, с ней случился несчастный случай пару месяцев назад. Это не ваша вина, Ева. Хотя признаюсь сходство есть».

Ева облегченно вздохнула и постаралась взять себя в руки.

– «Ту девочку вы, Ева, зарубили», – ласково сказал незнакомец: «Одним ударом развалили ей череп на двое».

В этот раз Ева не кричала. В ее голове всплыли детали последних мгновений в разделочной. Визгливый удар лезвия топорика почти скрыл чавкающий смачный звук возникший за мгновение до него в разрубленной детской головке. Теплая струйка тягучей крови затекла за край фартука и испачкала ее худощавое тело. Ее ноздри затрепетали словно крылья бабочки когда их коснулся сладкий запах свежей крови, а рот наполнился слюной. «Если бы не эти люди она бы стала хорошим мясником», – подумала Ева и потеряла сознание.

Я закончил читать.

Семен Игнатьевич, сидел в своем кожаном кресле и молчал. Мы с ним знакомы не более часа. Это он оказался тем соседом, что готов был оформить подписку настойчивой старушке за мои рассказы.

После разговора его соседкой, с Галиной Петровной я отправился домой и сразу сел за работу. Времени было не много, а написать хотелось что-нибудь интересное. После полуночи, когда я закончил мне казалось, что получилось. А вот сейчас, когда я прочитал свой рассказ вслух уверенность в этом пропала.

Мой слушатель продолжал молчать. В комнате было на столько темно, что я не видел ни его ни каких либо деталей обстановки. Только игра серых теней и полной темноты позволяла угадывать абрисы мебели. Едва виднелись у дальней стены шкаф и сетчатая койка, небольшой столик у входной двери и большое старое, даже я бы сказал старинное кресло.

Когда Галина Петровна встретила меня у подъезда и нетерпеливо повела в коммуналку она быстро дала мне ряд указаний: «По комнате не ходить, к хозяину не приближаться, не любит он всего этого. Сидит сиднем в кресле своем и сидит. И пусть сидит. Ты как зайдешь садись на табурет и читай. А он тебе скажет, как дальше. Может денег даст, а может пошлет, кто его знает».

Она отвела меня по коридору заставленному классическим набором каждой коммуналки к дальней комнате. Только в коммуналках люди умели вот так разместить в общем коридоре неимоверное количество личных вещей чтобы оно не мешалось и мешалось одновременно.

В прочем у двери загадочного соседа было пусто. Галина Петровна постучала в дверь, подождала ради приличия и аккуратно открыла тяжелую деревянную дверь.

В комнате было темно и даже яркий свет коридорной лампы не на йоту не осветил ее темени. У входа стоял табурет и тускло горевшая лампа «Летучая мышь» у плотно занавешенного окна стояло старое кресло.

– «Позвольте мне, сударь приветствовать вас отсюда, не вставая», – донесся до меня сухой старческий, но по своему звонкий голос: «Возраст знаете ли вы не позволяет подать руки».

– «Да, конечно», – сказал я и замялся в нерешительности. Сразу мне садится на табурет или по приглашению. В этот момент Галина Петровна так же аккуратно, как и при открывании затворила дверь комнаты. И мне стало не много жутковато.

– «Согласен, жутковато», – словно прочитав мои мысли сказал хозяин.

Я хотел что-нибудь сказать вежливое в ответ, но слова словно застряли от страха в горле.

– «Не бойтесь молодой человек. Я не читаю ваши мысли, но я так давно живу на этом свете, что догадаться о чем вы подумали право не составляет ни малейшего труда. Садитесь».

Как только я сел на табурет хозяин продолжил: «Зовут меня Семен Игнатьевич и волею судеб я прочел ваш рассказ. Я не буду рассыпаться в комплиментах, скажу одно, он меня позабавил. А в мои годы позабавиться само по себе дорого стоит. Поэтому предлагаю вам союз. Я готов слушать, заметьте именно слушать, мне интересно именно авторское прочтение, ваши произведения. Вы же отныне сможете писать не только в стол. Я не обещаю вам платить денег или отписать наследство, но если я пойму, что вы способны к написанию достойной вещи я поделюсь с вами одной историей, вполне занятной».

– «Хорошо», – сказал я и начал читать.

Пауза затянулась. Мне казалось, что после того как я закончил чтение прошло не меньше часа. Быть может хозяин уснул или не дай бог еще чего хуже. Я решил тихонько уйти.

– «Первый ваш рассказ гораздо лучше», – неожиданно заговорил Семен Игнатьевич.

Я замер.

– «Чувствуется, что вы именно хотели его написать. Пусть криво и идея из пальца, но вы хотели писать. А этот ужас. Вы написали это готическое произведение потому что вам надо было что-то написать для сегодняшних чтений».

Я продолжал молчать, все таки к критике я не был готов, но просто встать и уйти мне позволяло воспитание.

– «Но, мне все же несмотря на весь ужас повествования было интересно. Пробуйте еще и приходите».

– «Хорошо», – сказал я: «Спасибо большое. Конечно приду». Я быстро встал и вышел, чтобы больше никогда не приходить в этот дом.