Джеон медленно выпрямлялся, перебирая руками по древку копья, чтобы не стрельнуло в спину, и застыл от этих слов.

– Я до последнего верил, что вы поумнеете к старости, – вздохнул мажордом. – Но, похоже, процесс пошёл в обратную сторону. Придётся рассказать вам тайну, пока остатки вашего ума не переехали в местечко получше.

– Я весь внимание! – оживился старик, подкручивая фитиль лампы.

Дворецкий был так подавлен, что почти не сиял, и света не хватало.

– Взгляните, пожалуйста, на свой кулон. Госпожа Аделина просила вас никогда его не снимать, не так ли?

– Наверное, – задумался Джеон, доставая из-за ворота камзола потемневшую от времени цепочку, на которой болтался красный камень. Его окаймлял кокон из тонкой серебристой вязи, почти чёрной от долгой носки. – Я вообще-то давно про него забыл. Уже так привык к нему, что перестал чувствовать на теле.

– У него внизу есть небольшая вмятинка, видите?

– Ну, есть.

– А теперь посмотрите на ваш перстень.

На руке Джеона тускло блестело кольцо его матери с выпуклым узором. В нём накопилось столько грязи, что разглядеть рисунок было невозможно. Колдун снял с воротника булавку и начал выковыривать из печатки всё лишнее.

– Последние несколько веков Харвилы дарили этот перстень своим жёнам вместо обручального кольца, – поведал Памфле. – Потом оно вместе с кулоном переходило к сыновьям. Печатка – это ключ, мой господин. А в рубине хранится кое-что очень важное.

– Ты серьёзно?

Джеон уставился на камень с таким интересом, будто видел его впервые. Впрочем, он так давно не обращал на кулон внимания, что оно и вышло, как в первый раз.

– Когда созидатели победили в Войне Магов и решили истребить колдунов, ваши предки начали собирать в этот кулон жизненную силу, – пояснил Памфле. – На случай, если последнего Харвила ранят или он заболеет. Они предчувствовали тяжёлые времена и боялись, что их род прервётся. Поэтому отнимали у себя часть жизни и передавали её своим сыновьям из поколения в поколение. Я надеялся, что старость и разруха заставят вас приносить Гёльфену жертвы, поэтому ничего не рассказывал о кулоне, но теперь умываю руки.

– Так эта штука придаст мне сил?!

– Она вернёт вам молодость, господин. Пожалуйста, приставьте печатку к углублению в медальоне и нажмите.

Джеон так и сделал, и о чудо! серебряный кокон щёлкнул и разошёлся на лепестки, высвобождая камень-флакон. Из него даже горлышко поднялось.

– А теперь выпейте всё до капли. Только не пролейте, умоляю вас!

Колдун резко выдохнул и залпом проглотил содержимое кулона. Тотчас в глазах у него потемнело и коридор начал ходить ходуном. Споткнувшись обо что-то твёрдое, Джеон потерял равновесие и упал. Его конечности стали уменьшаться, а борода и усы как будто врастали обратно в кожу. Старик завопил, но вместо привычного хриплого голоса услышал чужой, звонкий и ясный.

– Господин, вы простудитесь! Вставайте скорее, тут же холодно!

– Ни за что… – пролепетал колдун. – Кажется, мир кувырнулся, и я лежу на потолке…

Дворецкому такое положение дела, точнее, тела господина отнюдь не нравилось. Со всех сторон задувал сквозняк, а ковры выглядели, как грязные ошмётки, и не спасали от ледяного пола. Надо было срочно что-нибудь предпринять, и Памфле воскликнул:

– Господин! Там крысы!

Джеон среагировал мгновенно. Он подскочил с грозным воплем, подобрал копьё и приготовился воевать, но брюки, упавшие до колен, застали его врасплох. Колдун хотел подтянуть их и столкнулся с новой проблемой: рукава свисали, как у скомороха. Пришлось рассеять камзол, чтобы найти ладони. Они были маленькие, розовые, с чистыми ногтями. Кожа повсеместно разгладилась и стала шёлковой, а колтуны заменили короткие мягкие кудри.

– Это насколько же я помолодел?!

Бывший старик сбросил гигантские сапоги, скинул одежду и пошлёпал по коридору в одной нательной рубашке. Он шёл уверенно и бодро, а потом понял, что может бежать, и со всех ног помчался в покои, где стояло единственное на весь Гёльфен целое зеркало. Оно было таким заляпанным, что уже много лет ничего не отражало. Колдун схватил полотенце, вытер им толстый слой пыли и обомлел. На него смотрел мальчишка лет двенадцати, бледный, худенький, до смерти напуганный.

– Памфле! – Джеон отшатнулся. – Бестолочь ты сюртучная! Почему я стал ребёнком?!

– А чем вы недовольны, господин? Ваша кровь вернула былую ценность. Теперь вы можете и дальше поддерживать Гёльфен самостоятельно. Правда, восстановить замок сил у вас не хватит, но отремонтировать пару комнат и даже поселить рыбок в озеро получится. И не надо искать никакое капище.

– А что будет, когда я снова подряхлею? – Джеон упёр кулаки в худенькие бока. – Опять буду ждать смерти в разрухе? Ну уж нет! Хватит с меня жизни такой. Решил пойти, значит, пойду.

Он вытер оставшуюся пыль с зеркала, снял рубашку и оглядел себя с ног до головы. Ну, может быть, лет тринадцать с натяжкой. Ни роста, ни мускулов, ни бороды. Последнее – самое обидное. Колдун любил чесать бороду в раздумьях или накручивать её на палец, а то и что-нибудь к ней подвешивать. Ещё она служила ему отличным шарфом и грела подбородок.

– Теперь даже пуха под носом нет, – огорчился Джеон и топнул ногой. – Безмозглое ты привидение! Почему не предупредил меня о последствиях? Как я отправлюсь на юг в таком теле?

– Вот как раз на тот случай, если вы не передумаете, я и помог вам омолодиться до такого состояния, – выдал Памфле. – Теперь ваше тело не может уместить всю магию, которую производит, и вам придётся разбудить сосуд силы, если вы хотите нормально колдовать. А учитывая ваши отношения с Лури, советую вам остаться дома ещё на шесть лет и подумать над планом в обратном направлении.

Лицо мальчишки в зеркале скривилось.

– Лури? Только не это мерзкое животное! Я же был так рад, когда повзрослел и смог избавиться от него! А есть другой вариант? Как мне вернуть немного жизненной силы обратно?

– Вы узнаете об этом, как только у вас появится наследник, – загадочно улыбнулся Памфле. – А до той поры Кодекс позволяет мне молчать.

– Пыль ты клозетная! Даже в день рождения свинью мне подложить не постеснялся!

Наконец-то горячка от бега прошла, и колдуну стало холодно. Он закутался в покрывало, раздул угли в камине и закинул в него пару поленьев. Потом медленно разогнулся и помрачнел.

– Представляешь, Памфле, мне неуютно оттого, что у меня ничего не болит. Раньше я чувствовал каждую косточку в теле, а теперь оно абсолютно немое, как будто я оставил его где-нибудь в уголке и хожу без него. У меня даже спина не хрустит! Чувствую себя каким-то неполноценным…

– Стукнитесь мизинцем об угол шкафа, и вам станет легче, – заботливо сказал дворецкий.

– По-моему, мне станет легче в тот день, когда я наконец-то смогу дать тебе пинка! – пригрозил ему кочергой Джеон. – Ну, хорошо. Раз другого выхода нет, пойдём будить этот облезлый кусок шерсти.

Памфле утратил последние искры очарования. Его лицо побелело, а оранжевый камзол стал почти серым, но Джеон не обратил внимания на призрачные метаморфозы. Он деловито огляделся, залез под кровать и достал оттуда ботинки. Пришлось перетянуть на них все шнурки, но даже после этого обувь продолжала спадать. Тогда Джеон туго перевязал голенища лоскутами и пошлёпал вслед за Памфле во внутренний двор замка, где находился единственный безопасный вход в подземелье.

Лестница была крутая и скользкая, но колдун спустился по ней без приключений благодаря маленькому, лёгкому телу. В катакомбах воняло канализацией, а крыс развелось столько, что на полу не осталось чистого места: всё было загажено их помётом. К дурному запаху Джеон давно привык, но ему таки пришлось закрыться уголком покрывала. Влажность породила на сводах ядовитую плесень, дышать которой, по словам дворецкого, было губительно для здоровья.

– Ты смотри-ка, тут больше нет мозаичных картин. Либо пауки растащили всю смальту на сувениры, либо она обсыпалась. Фу ты, мерзость какая!