Появление на пороге Гёльфена человека означало, что купол вокруг замка исчез, и теперь поместье Харвилов могли найти волшебники. Они убивали колдунов по всему миру, а до Джеона не добрались только благодаря защите Гёльфена. Её надо было срочно восстановить молодой кровью, тем более жертва сама постучалась в дверь.
– Я сейчас позову хозяина, и вам откроют, – пообещал дворецкий. – Надеюсь, вы простите его за медлительность. Господин очень стар и ходит с трудом.
– А чего вы мне сами не отопрёте, дядь?
В этот миг вспышка молнии озарила Памфле через круглое окно над входом, и стало видно, как сквозь ладони в белых перчатках просвечивает пол: дворецкий был привидением. Он не удостоил мальчика ответом и, оттолкнувшись от капители, нырнул в потолок.
В это время хозяин замка ковылял по обрядовой зале наверху и создавал столько шума, что хватило бы на целую делегацию. Он кряхтел, плевался, громко шаркал, стучал копьём по каменным плитам, сетовал на больные суставы, пинал крысиный помёт. И всё это можно было услышать за те полминуты, пока он добирался от порога комнаты до её середины. Там находилась угрюмая, вечно голодная статуя Гёльфена, которую Джеону приходилось поить собственной кровью.
– Ну что за взгляд умирающей крысы? – проворчал он, шаря ладонями по камзолу. – Погоди немного, сейчас покормлю.
Колдун нащупал приколотую к воротнику булавку и чуть не поранился от испуга, увидев Памфле.
– Хватит появляться так внезапно, проклятый ты сгусток пыли! Хочешь, чтобы у меня сердце от страха лопнуло?
– Ни в коем случае, господин! – поклонился дворецкий. – Я очень извиняюсь.
С его появлением в зале стало белым-бело, как будто внутри неё застыла негаснущая молния.
– Ты что, корабли своей тушкой завлекаешь? – нахмурился Джеон. – Тут тебе не маяк. Спрячься где-нибудь и не отсвечивай. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда эти портреты в нишах пялятся на меня.
Памфле с трудом взял себя в руки и потускнел. Хорошо, что он не засиял в вестибюле, иначе Рой Салиан увидел бы столбы света из всех окон. Впрочем, это единственное, чем дворецкий мог его напугать. Он вовсе не был жутким привидением и выглядел, как юноша редкой красоты, одетый в элегантный приталенный костюм. Снежно-белые волосы Памфле были собраны в хвост и доходили до бёдер, а в его глазах сияли звёздные россыпи. Он разменял уже второе тысячелетие, но ему нельзя было дать больше двадцати, поэтому господин на его фоне казался ещё древнее своих девяноста лет.
Спутанные космы Харвила напоминали гнездо, а тело было скрюченным и тощим, словно зонтичная трость в пяти слоях одежд. Не то, чтобы Джеон так сильно мёрз, просто у него не осталось целых вещей. Одни поела моль, другие порвались, а где-то ткань разошлась от старости. Подслеповатый колдун не мог вдеть нитку в игольное ушко и залатать прорехи, а новая одежда не появлялась в гардеробной уже лет пятьдесят. Поэтому он напяливал на себя всё, что не рассыпалось в руках, и, в противовес франтоватым предкам, давно позабыл о моде.
На этом их различия не заканчивались, ибо неопрятность Джеона была только верхушкой айсберга под названием «Непутёвый колдун». Другие Харвилы с малых лет умели рассеивать любую материю, в юности легко отделяли души от тел, а в зрелые годы создавали артефакты, способные уничтожать города. Джеон же в детстве гордился талантом взбивать молоко в пенку, сунув нос в бокал и выдувая из него пузырьки, в молодости ловко жонглировал черносливом, а к старости поднаторел чесать спину копьями одетых в доспехи статуй, не протыкая при этом камзол. Он не умел ни превращать леса в пыль по щелчку пальцев, ни устраивать торнадо. Даже пафосные речи ему не давались, а вместо зловещего хохота получалось какое-то надломленное карканье. Такой колдун просто не мог принести в жертву ребёнка, поэтому Памфле решил провернуть обманный манёвр.
– Господин, у меня ужасные новости! Я только что был в вестибюле…
– Захлопни светильник, – отмахнулся Джеон, закончив капать кровью из пальца в жертвенный сосуд. – Там уже нечему рушиться, так что новости об очередных завалах меня не интересуют.
– Нет-нет, я был там по другой причине.
– Ну, и что ты там делал среди кучи мусора? Любовался останками упавшей на лестницу люстры? Она свалилась ещё в прошлый четверг и, ручаюсь, пауки были в шоке. Кто-нибудь из них наверняка играл свадьбу в этот момент, а кто-то другой обедал. Там все три этажа были заселены. Хорошо, что мы не пауки, Памфле. Гёльфен, по крайней мере, рушится постепенно и не упадёт ниже фундамента. Ну так ты любовался люстрой или приносил соболезнования паукам?
Дворецкого прервал громкий скрежет: статуя Гёльфена подняла кубок ко рту, и розовая от крови вода хлынула в каменное горло. Часть её потекла с уголков губ и увлажнила чёрную плесень на подбородке идола. Громыхнул гром, ливень за окнами усилился, и мажордому пришлось повысить голос.
– Господин, я услышал какой-то странный шум на первом этаже, пошёл проверить и увидел, что на крыльце стоит вор Орлиан и взламывает парадную дверь!
Джеон едва не выронил фонарь.
– Вор Орлиан?! – воскликнул он так громко, что эхо спугнуло стаю летучих мышей под потолком. – Настоящий вор Орлиан?! Но ты же сказал, что он сюда не придёт! Его же убили в конце последней книги!
– Это его призрак, – уточнил Памфле. – Вы были правы, когда предположили, что он не успокоится, пока не обворует все замки в королевстве. Раньше он не мог найти заколдованные места вроде Гёльфена, а теперь для него не существует преград.
– Но как же призрак орудует отмычками?! – всплеснул руками Джеон. – Он ведь их не удержит! Ты сам даже носовой платок мне подать не способен! Ты уверен, что это Орлиан?
– Он полтергейст, а этот вид духов способен передвигать предметы, – не растерялся дворецкий.
Колдун принялся бродить из стороны в сторону, одержимо бормоча:
– Я с самого детства знал, что он придёт за нашими сокровищами, а вы все смеялись надо мной, когда я трусил ходить в туалет ночью и постоянно перепрятывал свою коллекцию кузнечиков! Я всегда боялся, что этот ворюга соблазнится Гёльфеном! У нас же тут куча дорогих вещей! Столовые приборы, – Джеон посмотрел на сломанную ложку в гнилом яблоке, – статуэтки, – взгляд переметнулся к фарфоровой нимфе без головы, об которую колдун недавно споткнулся, – роскошные ткани! – он любовно огладил свой грязный потёртый камзол, где местами поблёскивало золотое шитьё. – Что нам теперь делать, Памфле? Как мы его прогоним?
– К сожалению, я с ним не справлюсь, – покачал головой дворецкий. – А вы тем более. Если Орлиан это поймёт, в замке даже сливовых косточек не останется. Он утащит отсюда всё до последнего кирпича.
Джеон приготовился стенать и заламывать руки, но что-то его остановило.
– Погоди ка. А почему это Орлиан пытается взломать парадную дверь? Он же давно мог пройти сквозь стену!
– Наверное, он не знает, что погиб, – продолжал дворецкий балансировать на краю лезвия. – Поэтому ведёт себя, как обычный человек.
Некоторое время слышались только шелест дождя и лихорадочное дыхание Джеона. Его сморщенный лоб покрылся испариной, а ладони со всей силы сжимали копьё.
– И как мне прогнать этого бандита, Памфле?! Срочно придумай что-нибудь! Мы обязаны спасти фамильные реликвии!
– У меня есть некоторые соображения на этот счёт, – объявил дворецкий. – Думаю, если Орлиан мнит себя живым, у нас получится его прогнать. Вы резко откроете дверь и ударите его копьём в голову или в грудь. Он наверняка поведёт себя, как обычный человек: испугается и сбежит. Это наш единственный шанс отвадить его от замка. Как говорил ваш великий прадед Алоиз: «Не можешь выдержать удар – напади первым!».
– Думаешь, призраки испытывают страх? – засомневался Джеон. – Что-то я не припоминаю гримас ужаса на твоём лице, когда тебе чем-нибудь прилетало из моих щедрых рук. А прилетает тебе чаще, чем хрустят мои суставы. Я уже все трости из-за тебя о стены расшиб. Приходится теперь на копьё опираться.