– Бедная Валька. Где же нам ее искать? В больнице? Или сразу в морге? Слушай, а давай мы будем этому упырю подгонять всех, кто нам не нравится. Денег до степухи не одолжила – ступай, поцелуйся с Сереженькой, дорогая. А эта долг не вернула – к нему, красавчику.

– Точно. Препод зачет не поставил – поцелуйчик ему!

– Ха! Правильно! Чего мужиков-то обходить. Слушай! Ему надо в суде работать. Как только кого признают виновным, так тут же выходит Сережа и смачно целует того.

– А тот: «Нет! Только не это! Лучше смертная казнь!»

Мы так развеселились, что еле расслышали звонок телефона. Валентина! Два часа ночи! Смех прервался мгновенно. Не свечку же подержать она нас хочет попросить.

– Девчонки, – голос какой-то тихий и гнусавый, – я в 36-ой больнице. Привезите мне утром тапки, ночнушку, в общем, сообразите что, ладно?

– Конечно, а что с тобой?

– Чуть кони не двинула. Спасибо, сотрясением отделалась. Голова очень болит. Жду вас утром. Пока.

Мы с Анькой уставились друг на друга.

– Мама, – сказали хором.

Прогуляв первую пару, примчались к Валентине. Принесли ей все необходимое и ждали хоть каких-нибудь комментариев о случившемся. Вид Вальки испугал по-настоящему, тут не до ерничаний. Забинтованная голова с кое-где проступившими каплями крови, заплывшие глаза.

– Как же так получилось, Валечка? Это Сергей тебя… – Ну, вы даете! Сергей! Если бы не он, я бы утонула. – Час от часу не легче! Где утонула? В кровати что ли?

– Прекратите, мне лежать больно, а смеяться вообще жесть. Я хотела, как в фильме «Красотка», помните, залезть с ним в ванну. Открыла воду, поставила свечи, разделась. Думаю, сейчас пену напущу, лягу и его позову. Полезла в ванну, поскользнулась, стукнулась затылком и отключилась. А он на бульк прибежал, вытащил меня, я под водой была, искусственное дыхание мне делал, говорят, я-то не помню, потом Скорую вызвал. Вот ведь дала себе зарок, два дня без секса провести!

– Теперь, небось, месяц грешить не будешь. Поживешь нормальным человеком.

– Ой, девки, сколько вы всего упускаете, со своей моралью дремучей. Гуляй, пока молодой! Слыхали такой слоган? Что вы на старости лет вспоминать-то будете? Семинары да зачеты?

– Да, Валентина, – лежачего не бьют, но она меня разозлила, – а тебе, конечно, будет, что внукам рассказать. И как пьяная с тремя парнями в мужском туалете заперлась, а ключ в унитаз спустила. Как вас МЧСники эвакуировали. Как лечилась от всяких болезней нехороших. Как сейчас красавицей в больнице валяешься…

– Поскользнуться может каждый. А внукам рассказывать… Будут ли те внуки, Надежда! Жить надо сегодня, а что там потом будет, нам не ведомо.

– Что с тобой говорить. Хоть бы спасибо сказала. Позвонила-то, между прочим, ты не парням своим, а нам – занудам.

– Спасибо. Приходите иногда, ладно?

– Придем, куда мы денемся, не волнуйся. Поправляйся.

В субботу мы с Анькой, нагрузившись пирожками, которыми пекли всю ночь, ехали на электричке в Загорянку на дачу Гены.

– Слушай, а этот проклятый там будет?

– Не знаю. Наверно. Они же друзья.

– А Валентины не будет… Ты с Виктором. Это что же, он на мне будет экспериментировать?!

– Надь, расслабься. Насколько я поняла, это к нему девчонки клеились. Он просто не возражал. Держи себя в руках, и Склиф тебе не грозит.

– Вот в ком я уверена, так это в себе!

Ошиблась. Вечером, когда вшестером возвращались в Москву – Аня с Витей, я, Гена, Леня и Сергей – глядя на проносящиеся за окном вагона огоньки, с грустью подумала: «Вот за этого человека я могла бы выйти замуж. Но не судьба». Подумала… о Сергее. Не понятно почему. Ничего не произошло особенного. Вел он себя безукоризненно, не приставал, веселился вместе со всеми, нахваливал пирожки как все, и бабу снежную лепил и в снежки играл. Сергей тогда и Сергей сегодня – два разных человека. И сегодняшний мне понравился, что тут сделаешь.

Девятым валом на нас надвигалась сессия. Но где-то между зачетами и экзаменами вклинились главные праздники – Новый год и Рождество. Я уезжала домой, ребята меня провожали. А вот Сергея среди провожающих не было, и, кажется, я догадывалась почему. Вчера из больницы выписали Валентину.

– А мы на даче будем справлять, – Генка был явно расстроен моим отъездом, – елку на участке нарядим, камин разожжем, сварим глинтвейн, а кто нам пирожков напечет?

– Аня напечет, а Валя ей поможет.

– Надь, мы ее не пригласили. Все же Новый год надо встречать с друзьями…

– А как же Сергей? Он же вроде с Валентиной?

– Вот это точно нет.

На душе потеплело. Мы распрощались, твердо договорившись о встрече на каникулах. Поезд набрал ход. Народу в плацкарте было много, предновогодние деньки самое разъездное время. И вдруг:

– Привет!

– Ты?! – сначала думала, показалось, но нет, передо мной стоял Сережка собственной персоной.

– Решил проводить тебя до Бологого. Поехал бы до Питера, но завтра у меня экзамен, как раз перескочу на встречный и утром буду в Москве.

– Ну, ты даешь!

Мы простояли в тамбуре полночи, ровно до Бологого, не замечая ни времени, ни холода. Не устали и не наговорились. Когда выходил, не попытался поцеловать, просто коснулся рукой руки. И тепло его прикосновения грело меня всю дорогу до дома.

Дом, есть дом. Родители, братишка, бабушка, все вертелись вокруг меня, наперебой что-то рассказывая, показывая, советуясь и советуя. И все же в этом водовороте мне удалось как-то улучить минутку и поговорить с бабушкой наедине.

– Бабуль, ты веришь в проклятия?

– Наденька, я в бога верю, а не в проклятия. – То есть нельзя никого проклясть?

– Надюш, я думаю, есть свет – есть тень, если есть добро, есть и зло. Но добро сильнее. Если бы капля рая попала в ад, ад стал бы раем. Если человек молится и не грешит, хм, старается не грешить, то никакие проклятия ему не страшны.

– А если он в бога не верит?

– Не про себя говоришь. Уже хорошо. Если сам не верит, пусть за него молится тот, кому он дорог.

– Бабушка, ты думаешь, этого достаточно? – и я рассказала ей про Сережу, про его бывшую девушку, про нашу Валентину.

– Ну, ваша Валька сама допрыгалась. Если грешишь, то и получаешь по заслугам. Это закон. А вот, что касается Сергея твоего…

– Он не мой.

– Что ж я слепая? Твой. Никогда не думала, что скажу это, но может тебе к Капе Нюман сходить. Посоветоваться.

Я ахнула. Капа Нюман была вечной бабушкиной притчей во языцех. Подруги детства, вместе прошедшие голод и неустроенность послевоенного времени, вышедшие замуж в один день, чтобы вскладчину отметить это событие, крестные детей друг друга, разругались в пух и прах, когда Капа начала заниматься целительством и ворожбой. Истинно верующая бабушка посчитала это вопиющим богохульством. С тех пор имя Капы в нашем доме считалось чуть ли не ругательством. И то, что сотни людей, отчаявшихся получить помощь в нашей затрапезной больнице, шли к Капе и выздоравливали, бабушку нисколько не впечатляло. «Дьявол хитер, – говорила она, – вместе с хворью душу заберет, и не заметишь». И вот теперь она посылала меня к этой «поклоннице Сатаны»!

– Она недавно батюшку нашего с того света вытянула, – нехотя призналась бабуля, – может не такая она и гадкая. Только пойдешь одна. Я к ней ни ногой!

Около дома Капы Нюман толпился народ. Некоторые ждали очереди два дня. Стояла и думала, что не стану терять драгоценное время на эту ахинею. И так три дня только осталось, скоро уезжать. Вдруг дверь домика распахнулась, Капа сама вышла на порог, оглядела толпу и, выцепив меня взглядом, поманила к себе.

– Наденька, здравствуй. Какая ты стала взрослая. Сама себе не поверила, когда тебя здесь почувствовала.

Провела меня в дом. Комната целительницы удивительно напоминала бабушкину светелку, вся в иконах.