Ему не терпелось поделиться своими наблюдениями и знаниями с другими врачами. Долгие ночи проводил он в холодной комнате за письменным столом, согревая дыханием озябшие пальцы. И чем труднее, чем холоднее становилось ему, тем упорнее он работал, считая, что необходимо торопиться. Иногда он ложился спать лишь под утро, стремительно и крепко засыпая, как солдат в промежутке между боями. А в десять утра профессора, как всегда, уже видели на работе.
В тот январский день, о котором рассказывал мне Гасилов, профессор, как обычно, вернувшись домой, сел за свою рукопись. Он не стал даже тратить времени, чтобы растопить печку-времянку. Шуба, валенки и накинутый на колени плед помогали ему не замерзнуть окончательно.
Погрузившись в работу, он не сразу услышал робкий стук в дверь, который постепенно становился все настойчивее.
- Кто там? Что случилось? - Профессор давно уже отвык от гостей и посетителей.
- Простите, здесь живет профессор Сурат? - спросили из-за двери.
Пришлось подняться, пройти к входной двери, отворить ее, впустив вместе с густым облаком пара высокого человека в шинели.
Одной рукой неожиданный посетитель опирался на палку, другой прижимал к себе ребенка, укутанного в теплое одеяло. Поздоровавшись, он подошел к старинному кожаному дивану и, локтем отодвинув в сторону книги, положил ребенка на диван.
- В чем дело? - спросил профессор. - Что вам нужно?
- Ваша помощь! - сказал человек в шинели и стал поспешно разворачивать ребенка.
- Немедленно укройте! - воскликнул профессор. - Здесь же очень холодно! Вы видите, я в шубе. Кроме того, я никого на дому не принимаю.
- Мне об этом говорили, но все советуют в один голос именно вам показать больного мальчика, поэтому я решился... Я хочу сам все услышать, а целые дни я на работе, далеко за городом. Извините, пожалуйста...
И мужчина в шинели вновь попытался развернуть ребенка. Профессор шагнул к дивану, произнес не допускающим возражения тоном:
- Прекратите! Обождите, сейчас я растоплю печку, а пока в комнате станет тепло, вы мне ответите на мои вопросы...
Профессор взялся за чурки, лежавшие у печки, но посетитель совершенно понятно, что это был Гасилов, - мягко отстранил его, быстро опустился на пол, достал из кармана маленький ножик, чтобы настрогать лучинок.
- Позвольте мне заняться этим. Растоплю по-фронтовому, в два счета...
Растапливая печурку, Гасилов обстоятельно отвечал профессору на его вопросы. Рассказал о печальных выводах, сделанных врачами детской консультации, добавив к ним собственные наблюдения.
Профессор осведомился, какие болезни перенес Павлик с момента рождения. Вопрос этот вообще всегда ставил Гасилова в тупик, но не было врача, который не задал бы его.
Пришлось Гасилову рассказать, как достался ему Павлик. Профессор придвинулся ближе, в упор посмотрел на Гасилова и опустил глаза. Так он и слушал, с опущенной головой, бросая изредка отрывистые вопросы.
В комнате стало теплее. Профессор снял не только шубу, но и пиджак, проверил температуру воздуха по градуснику и принялся осматривать маленького пациента. Им повезло: электростанция дала ток, в комнате стало светло. Павлик лежал на столе под яркой лампой.
Достаточно было понаблюдать со стороны, как профессор осматривал и выстукивал Павлика, мягко его поворачивал, сажал, заставлял открыть рот, высунуть язык - и все это без единого слова, без малейшего насилия, достаточно было взглянуть, чтобы понять, каким огромным добрым опытом обладает этот человек, посвятивший свою жизнь лечению детей.
Осмотрев, прослушав и выстукав Павлика, профессор Сурат дал знак Гасилову: можно одевать. Сам же он, присев к письменному столу, долго писал, по-прежнему храня молчание. Потом порылся в одном из ящиков, что-то достал оттуда, завернул в бумагу. Профессор понимал, конечно, что офицер напряженно ждет его слова, и будто нарочито медлил. Наверно, не так-то легко было ему произнести суровые слова о том, что в маленьком организме скопился целый рой болезней: рахит, истощение, колит. Необходим сложный метод лечения, режима и питания, чтобы малыш по-настоящему окреп. Но вообще придется на некоторое время положить его в детскую больницу для более тщательного исследования с помощью новейшей аппаратуры. Нелегко так вот сразу устроить туда ребенка, но он, профессор, постарается в этом помочь. Пусть товарищ офицер позвонит через несколько дней...
Гасилов одел ребенка, поблагодарил профессора, сказал, что позвонит непременно. Было заметно, что он хочет сказать что-то еще, но не решается. Наконец решился, произнес едва слышно:
- Еще раз благодарю, мы вам такие хлопоты причинили, - и неловко положил на край письменного стола сторублевую бумажку.
Профессор как будто и не заметил этого, продолжал писать. Потом неожиданно поднялся, остановил Гасилова у самых дверей и сунул ему в руку небольшой сверток вместе со сторублевой бумажкой.
- Это вы, молодой человек, спрячьте. Пригодится для малыша. Постарайтесь на эти деньги добыть для него фруктов и козьего молока, ясно?
Гасилов смущенно молчал.
- Вот я выписал рецепты и направление в детскую больницу вместе с моим заключением, - продолжал профессор. - Скажите... а коза у вас есть?
- Коза? Откуда? - изумился Гасилов неожиданному вопросу. - На фронте в моем распоряжении были гвардейские минометы, но не козы.
- Понимаю. Значит, козы у вас нет и вы еще не понимаете, как она вам нужна. Вашему ребенку просто необходимо получать каждый день стакана два козьего молока и парочку протертых яблок. Конечно, яблоки посреди зимы, да еще поблизости от фронта, - роскошь. Да-а... Словом, купите ему козу и запомните, что профессор Сурат частной практикой не занимается. Однако этого... как его там прозвали в полку? Да, "запасного гвардейца" можете приносить ко мне в любое время, если возникнет необходимость. Всего доброго.
Профессор попрощался и запер дверь.
Только дома, уложив ребенка спать, Юрий Петрович вспомнил о пакете, который дал ему профессор Сурат. В плотном свертке лежали рецепты, медицинское заключение и... деньги, тысяча рублей, а вместе с ними короткая записка:
