1951 г.
Юлиан Долгин
№ 6. 17–18/VI.1987
17–18/VI.1987
Дорогой Давид!
Минуло ща 40 лет нашей – преимущественно заочной – дружбе.
Очень рад, что наконец-то обладаю твоими перлами, хотя и не всеми из мне известных.
Огромное спасибо за огонечек души[50]: мал золотник, да дорог!
Все у тебя хорошо, отлично, очаровательно, тонко и мило, без малейшей серятины. Но особенно по мне: «Сороковые», «Тогда я был наивен…», «Дай выстрадать стихотворение!..», «Цыгане», «Кто устоял в сей жизни трудной», «В этот час гений садится писать стихи», «Не исповедь, не проповедь…».
Щемяще-доброе и добротное «Грачи прилетели». Это – снайперски точное попадание в субстанцию женской надежды на счастье, столь непритязательной в наше антисентиментальное время…
Стихотворение было известно мне и глубоко тронуло меня, когда прочел его впервые.
С твоего разрешения позволю, без всякого менторства, предложить (разумеется, не претендуя на исправление текста) вариант в стихотворении «Пред тобой стоит туман, где о море, земле, тумане и звезде –
Покуда знаешь о себе,
Что ты проводишь дни
Так, как живое существо,
Живое, как они.
А большего не надо знать,
Все прочее – обман (и т. д.)
Все в мире живое, кроме бюрократа.
«Стансы» безупречны, за исключением маленького бога.
Когда «бог» фигурирует, между прочим (в обиходной фразеологии), его и надлежит писать маленьким. Но от «бога» нам ничего не дано. Если нам что-то дано, то от Бога.
Твои «Стансы» достаточно высоки для Бога с большой буквы. А ты как бы умаляешь их…
Приветствую, что в стихах не болеешь метаформанией, которой заразил нашу поэзию чемпион по сей части А. В.[51]
Вычур непростителен для зрелости. Впрочем, ты всегда был естественен и непринужден.
О Слуцком, конечно, тебе надо дописать, на полной откровенности, уместной теперь. Ты его знал продолжительнее и основательнее, чем я. И закономерно взаимовлияние. У меня есть несколько стихотворений Колеподобных[52], у тебя Борисоподобно «Примеряться к вечным временам…».
Это не заимствование, а, так сказать, поэтическая сопряженность. Мысль оригинальная, твоя, но чую: он бы мог так сотворить. В его духе!
О Слуцком написать хочу, но сия задача посложнее, чем написать о Глазкове. Борис, при всей напряженности его внутренней жизни, был как бы без субъективно-нормативных примет. На первый взгляд – не за что ухватиться!..
Ну – умен, ну – остроумен, ну – энергичен, ну – принципиален,… А дальше что? Дальше то, что поважнее перечисленного. А как выразить это? Голыми руками не возьмешь. Почему все же?
Потому что – без слабин!
Между тем – личные слабины – принадлежность всех поэтов. И до нас, и меж нас, только у него их не было. Держал себя в дисциплине беспощадной. Может быть, отчасти потому нервная система в конце концов не выдержала… Хотя – всего лишь мое предположение. Наверное, были и более веские причины. Тебе видней.
С середины 50-х он отдалился от меня, а со второй половины 60-х исчез с моего горизонта. Но в 40-е после его возвращения с фронта – мы встречались часто. (Познакомились до войны.)
Ты вспомнил о моем увлечении балетом. А знаешь ли ты, что в конце 40-х Борисом и тобой был сделан мне ко дню рождения (3-го апреля) богатейший подарок – альбом «Солнце России» о звездах Мариинского балета?
Собственно, альбом вручил мне Слуцкий, но я-то раньше видел это роскошное издание у тебя, он был твой, следовательно, подарок я получил от вас двоих.
Альбом в сохранности, среди наиболее почитаемых альбомов.
Записки о балетофильском периоде гвардии поэта написал давно. Они маленькая толика гигантского архива Долгина, включающего несколько десятков поэм, несчетное число стихотворений, десяток пьес в стихах и прозе, сотню прозаических миниатюр (юморесок и сатиресок), множество математических статей и заметок, афоризмов и каламбуров.
Есть еще у меня фундаментальное исследование «Космические цивилизации», осколок из которого опубликован в сб. «На суше и на море» (1967–1968) под названием «Разум Вселенной» (кстати, я – член секции «Внеземные цивилизации» при астрономическом ин-те им. Штернберга. Дважды выступал с сообщением на эту тему: один раз там, другой – в Политехническом музее. Правда, это было давно).
За будущее моего литнаследства не опасаюсь не потому, что «рукописи не горят». Горят! Но есть трансцендентальная Книга Жизни, в которой ничего не сгорает, кроме бездарного.
Ни единое наше слово, ни единая наша мысль, ни единый наш поступок!!!
Ты усмехаешься: утешительная философия?
Легенда о Фениксе, возникающем из пепла, не утешение, а Истина.
Обнимаю.
Твой гвардии поэт
Я – поэт,
А это значит много.
Это значит
Что-то вроде Бога.
Я могу создать
Что мне угодно.
И бессилен я
Ему подобно.
1947 г.
№ 7. 24.VII.1989
24. VII.1989
Дорогой Давид!
‹…›
Так как ты вспомнил о послевоенных стихах и довоенных негритянского цикла, удовлетворяю по хронологическому порядку твой запрос и шлю «Чемпиона», вошедшего в первый небывалистский сборник 1939 года, тем более что в этом году небывализму 50-летие исполняется. Полувековой юбилей!
Также из того же сборника – «Столик» (1938 г.), стихотворение об атмосфере 1937–1938 гг.
Был бы рад и твоим стихам!
Будь здоров и вдохновен!
Обнимаю. Твой Юлиан
Чемпион
Негр Джим
(Рост – Два Один, вес Девяносто)
Был Непобедим
Ввиду Роста,
Боев Сот Пять,
Нокаут – двести.
В зубы дать
Мог с честью.
Но пал Он,
Узнав, что Мэри
Шлет Поклон
Парню выше Двери.
Рост – Два Два,
Вес – сто десять…
Это едва ль
Джим мог весить.
Как тут быть?
Но без волнений
Джиму решить
Помогла Дженни.
Рост Два при
Вес – сто двадцать.
Мэри штук три
Могло в ней помещаться.
Боксер Негр Джим
Вес увеличил до Ста.
Он Непобедим
Ввиду Роста.
1939 г.
Николай Глазков. Акростихи, посвященные Галочке «Г. И. Медведевой»
29 пьянваря 1979
Дорогой Дезя!
Спасибо за трогательное письмо. Посылаю Галочке акростихи, возможно, у нее таких нет.
С дружеским приветом, Н. Глазков
1
Голубеют синие снега –
Арктика вторгается в столицу.
Лыжник, не валяя дурака,
Около трамплина суетится.
Что-то говорит на ветке птица:
Каркает, что может он разбиться,
Ежели отклонится слегка!
2
Горбуша на икрометанье
Активно движется вперед,
Летит стремительно на камни,
Отважно гибнет, но идет.
Что рыба ищет там, где глубже,
Кто говорил, не знал горбуши:
Ее поход – отход от вод!
3
Грохочет дикая пурга,
Анадырь дремлет, спит река,
Летят снега под облака,
Осточертела стужа.
Чукотка ждет тех дней, когда
Коснется тундры красота,
