*Николай Мамойко
ПОЖАР
---Повесть---
Михаил Шведов спал глубоким сном, когда самолет стал падать. Потому ему не пришлось, как другим пассажирам чехословацкой "Элочки", пережить испуг и гнетущее волнение за те недолгие минуты, когда стало ясно, что с самолетом что-то случилось, и до момента, когда, задев первые вершины деревьев, он буквально стал рассыпаться на части. Михаил проснулся от резкого удара по лицу кедровой веткой с уже сформировавшимися шишками. И ощутил, что продолжает скользить вместе с креслом самолета по кроне дерева вниз.
Судя по всему, кресло и спасло его от верной гибели. Вот что значить не пренебрегать инструкцией! Хотя пристегнутым к креслу он остался из-за невероятной усталости. До взлетной полосы, наспех проложенной в соседнем районе еще в советские годы, он на каком только виде транспорта ни добирался: и на ездовом олене, и на машине, и на вездеходе, и снова на машине. Преодолел, как минимум, километров четыреста. И потому, войдя в салон самолета, сразу же буквально ввалился в кресло на последнем ряду. Чтобы его не тревожили, пристегнулся ремнем и провалился в глубокий сон.
Прежде чем удариться о землю, кресло с человеком многократно самортизировало о вершины кедровника, а после еще раз о мелкий, но упругий кустарник, пробившийся через толстую подушку мха. Потом наступила звенящая тишина. Постепенно к Михаилу пришла способность воспринимать произошедшее. Испуга не было. Но то, что он ощущал, было еще хуже. Было отчаяние! И оно становилось все сильнее по мере того, как понял, что не знает, где находится, и сможет ли он вообще двигаться. Все тело болело, с лица и рук стекала кровь.
Вскоре по кронам деревьев прошелестел ветер и пошел дождь. Михаил понял, что больше оставаться в полуразвалившемся кресле не может. Но в то же время боялся сделать малейшее движение. Опасался, что ноги и руки сломаны - так они болели. Особенно левая рука. Но, высвободив ее из плена примятого хмызняка, убедился, что все не так уж и плохо. Рука сильно болела, но пальцы двигались хорошо и дополнительной боли не доставляли. Так же, не торопясь, попробовал освободить одну ногу, потом вторую, и убедился, что переломов ему удалось избежать. Самое большое, что могло быть, это трещина в правом бедре. Мужчина попробовал подняться и сделать несколько шагов. Получилось. Только двигаться он смог с большим трудом. Но куда идти? Тем более, дождь заметно усилился и резко похолодало.
Припадая на ногу, Михаил попробовал найти укрытие от дождя под кроной молодого кедра. Но это мало помогло. Дождевые капли всё чаще стали скатываться с ветвей за ворот. Внимательно огляделся вокруг. Ничего, что напоминало бы о трагедии, не увидел. Понял, что части самолета и тела пассажиров разбросало на большой площади. Решил, что неплохо бы хоть что-то найти из одежды или еды. От одной мысли о возможно предстоящем долгом скитании по тайге ему сильно захотелось есть и стало холодно.
Подобрав один из подходящих сломанных сучьев, приспособил его под костыль. Определив по траектории падения кресла направление полета самолета, припадая на правую ногу, двинулся на поиски груза и останков людей. Теплилась надежда, что кто-нибудь еще, кроме него, выжил. Может, кто сильно ранен и ему нужна помощь? Одновременно присматривал место, где бы можно укрыться от дождя и осмыслить план дальнейших действий.
Начинало темнеть, когда Михаил обнаружил первые признаки крушения самолета. Это были незначительные детали от крыльев и хвостовой части. К этому времени он сильно устал и вымок. Нога нестерпимо болела. Каждый шаг давался огромным усилием воли. До Михаила стало доходить, что он выбрал неправильное направление. Мелкие осколки свидетельствовали о том, что, обходя буреломы и завалы, он отклонился от возможного сектора разлета деталей.
Но корректировать направление сил уже не было. Надо было определяться с ночлегом. Внимательно огляделся вокруг и, не увидев ничего подходящего, что могло бы послужить укрытием, в отчаянии прислонился к стволу дерева и, обхватив голову руками, заплакал. Слезы соединялись с каплями дождя и бороздками стекали по лицу на подбородок и далее по шее и скрывались под одеждой. Пришло ясное осознание, что это конец его недолгой жизни. Он не отрываясь спиной от дерева, обреченно медленно сполз на землю и затих.
Сколько он так просидел, Шведов не знал. Дождь перестал. И только ослабевший ветер лениво продолжал шелестеть кронами деревьев. Откуда-то враз появились комары и мошкара. Назойливыми стаями они стали кружиться над ним. И вдруг в этот приглушенный шепот деревьев и писк комаров вмешался какой-то неясный звук. Мужчина прислушался. Такой звук ему приходилось уже слышать. В территориальной инспекции Росгеонадзора, куда он был прикомандирован от краевого геодезического управления. С полевых работ на базу вернулись топографические и картографические отряды. Они с удовольствием делились впечатлениями от использования для съёмки местности дронов, которые смастерили местные умельцы. Тут же продемонстрировали возможности аппаратов на спортивной площадке. Звук, который он слышал сейчас, был похож на издаваемый дронами в момент спокойного полета.
Михаил, собравшись с силами, поднялся, опираясь на палку. Отойдя от дерева, стал вглядываться в тускнеющее небо. И в какой-то момент увидел небольшой аппарат. Он неспешно проплыл на фоне поредевших туч, подсвечиваемых неярким багрянцем ушедшего за горизонт солнца, и скрылся в мохнатых зеленых шапках таежных великанов. Увиденное вдохнуло в мужчину надежду, прибавило сил.
Теперь Шведов знал главное - куда ему надо двигаться. Дрон, наверняка, летел к ближайшему населенному пункту. Можно было идти и в противоположную сторону. Летательный аппарат мог быть выпущен оттуда. И все же после недолгих колебаний Михаил решил, что перспективнее будет идти вслед за дроном. Но это уже завтра. А пока для него надо было решить самый важный на этот момент вопрос - с ночевкой.
Ему повезло в очередной раз. Проделав несколько шагов по намеченному направлению, увидел поваленное дерево, зависшее в полуметре над землей на груде сучьев. Смастерив небольшое укрытие из веток и мшарника под стволом, Михаил забрался в него, заделав поплотнее вход. Обложившись по возможности более сухим мхом, почувствовал, что стал согреваться.