– Хоть бы она вернулась, неважно, каким боком, но хоть бы, – сказал я – и не соврал.

Дантри Танза водился с нами пару лет. Я позволил ему жить в моем доме. Потом дела пошли худо. Он спустил все состояние на древнюю книгу, «Кодекс Тарана», и двинулся на ней. Книга на акате, мертвом языке. Таран был Безымянным, жил тысячу лет назад. Теперь уже никто не может прочесть больше горсти слов на акате, да и те остались на рассыпающихся статуях и ломаных памятниках. Дантри нанял лучших лингвистов и историков, чтобы перевести кодекс. Дантри верил, что если сможет, то отыщет способ спасти Эзабет. Напрасная трата времени и денег. Глупые поиски. Я не мог выносить его постоянные разговоры о сестре, о том, что она живет, закованная в свет. Сперва я и сам верил, но время шло, вера колебалась, потом угасла. Та женщина, живая женщина, была плотью и кровью. От нее остался только фос. Всего лишь свет. Мне было больно говорить об этом.

Дантри обезумел. Он без конца вычислял что-то по чертовой книге, а я не представлял, как эти числа и закорючки вернут женщине плоть и кровь. Думаю, в конце концов, он увидел это и сам. Однажды он взял свою несчастную книгу, ушел и не вернулся. К тому времени мы так рассорились, что я два дня не замечал пропажу.

– Надо было помочь ему, – вздохнув, признался я. – Дантри был единственным, кто пытался понять, что за хрень с ней приключилась. Хоть бы он вернулся.

– Хоть бы да, – поддакнул Тнота и гнусно ухмыльнулся. – Он был единственным, на кого я по-настоящему мог положиться.

– Вот уж не сомневаюсь, – проворчал я.

Дождило. У меня болела нога. Я в который раз поддался на самую могучую улещивающую силу мира: детское нытье. В который раз отправляюсь туда, куда не хочу идти, притом вычурно вырядившись. Я посмотрел на себя в зеркало. Гребаный клоун.

Я не мог поверить в то, что согласился участвовать в этом чертовом фарсе.

– Портной сказал, что такое носят все дворцовые франты, – заметила Амайра.

– Ну и что? Мне из-за этого ходить черт-те в чем?

– А кружева особенно к месту. Они слегка прикрывают твой подбородок, – заметила Амайра.

– Что не так с моим подбородком?

Она тяжело посмотрела на меня. Мол, если уж ты не понимаешь, так тебе и говорить не стоит. У детей нет такта. Потому они мне и нравятся. Портной хорошо подогнал платье, но я уже долгое время не надевал вычурного барахла, и, честно говоря, был бы рад не надевать еще с дюжину лет. Или вообще до тех пор, пока не помру. Кружева, финтифлюшки, золотое шитье, туфли из кожи настолько мягкой, что она чудом не разваливается от соприкосновения с воздухом. Конечно, я носил подобное дерьмо до падения Адрогорска и опалы, но тогда я был другим человеком. У меня создалось отчетливое впечатление, что не я ношу вычурную одежку, а она меня – и ненавидит меня не меньше, чем я ее.

– Мать его! Я переодеваюсь.

Амайра разочарованно хмыкнула.

– А ты давай засовывайся в кринолин, который прислала тебе тетя майор. Пусть Валия поможет тебе со шнурками, а может, и волосы завьет.

Напевая, Амайра умчалась. Конечно, мы тут в «Черных крыльях» занимаемся серьезными делами. Но с Амайрой живее и теплее. Рядом с детьми забываешь, что неподалеку Морок, Машина и пушки.

Печально думать о том, что она вырастет и станет столь же несносным взрослым, как и все остальные.

Я сбросил чертовы тряпки и переоделся в новую униформу: черные прорезные брюки с вишневой подкладкой, узкий колет с военными пуговицами. Приличная удобная одежда для неприличной неудобной работы. Поверх я надел длинный черный фрак. Вот так намного лучше. Плюсом к тому я прицепил на пояс меч. Знать носила оружие в театр не дела ради – хотя случалось и такое, – но чтобы показать вкус и богатство. Предназначение их шпажонок было не в куске стали, присоединенном к рукоятке, а в изукрашенных, вычурных, драгоценных эфесе и гарде. Я позволил кузнецу выковать для меня узорную гарду, но заставил поменять хлипкий дуэльный клинок на лезвие, способное разрубить надвое коровью голову. Не то чтобы я ожидал нападения телят-убийц, но мало ли.

– Ты выглядишь скучно! – обиженно выпалила Амайра, когда мы забрались в присланную Ненн карету.

Амайра была в красивом розово-голубом бальном платье до колен и высоких ботинках. Похоже, этот фасон никогда не выходил из моды, однако казался слишком уж взрослым для мальчишечьей фигуры Амайры – но что я знаю о нынешних детях? В далекой Испии девочек ее возраста уже выдают замуж. Правда если кто попробует такое в Валенграде, мы отрежем мерзавцу муди.

Карета покатила к абсурдному декадентскому театру, в котором развлекалась живущая в Уиллоуз знать. Перед ним рядами стояли кареты, выстроенные по рангу хозяев, с гордо выставленными напоказ гербами. Если прибывал кто-то выше рангом, кучера тут же переставляли кареты, а замученный клерк пытался решить, выше ли ранг виконта, чем ранг армейского полковника. На Границе появилась новая знать, и она куда охотней лезла в драку, чем старая. Аристократов, сбежавших во время Осады, постигла череда несчастных случаев после того, как Машина отшвырнула войска Глубинных королей. Конечно, это могло быть и случайностью, но я глубоко задумался после того, как в лесу нашли тела главы «Красной стаи» и графа Орвино, сжимавших друг друга в любовных объятиях. Скорее всего, какой-то капитан «Черных крыльев» превратил месть в игру. Я не знал, кто именно из паяцев Вороньей лапы развлекается столь кровавой работой. Впрочем, и к лучшему.

Собирающуюся публику развлекали жонглеры и фокусники. Странный выбор для пьесы о величайшей катастрофе с тех пор, как Воронья лапа породил Морок.

Самые сливки сбивались в группки. Первая ночь сезона, цена единственного билета обанкротила бы кучу мелких заведений в Валенграде, но собрались все, кто мог наскрести денег. Публика соблюдала иерархический порядок, возле каждого высокого ранга собралась кучка рангов поменьше, будто цыплята вокруг наседки. Попытка присоединиться к высшей по рангу группе считалась достойной высмеивания глупостью. Я глядел на них, и мне казалось невероятным то, что и я в свое время играл в эти игры, тратил часы на туалет и составлял списки тех, с кем нужно поговорить. Эх, амбиции. Тогда я был одним из множества молодых денди, снующих вокруг. А девушки были, словно тогдашняя Эзабет. Я избегал смотреть на них.

– А можно мне сахарную вату? – спросила Амайра, переминающаяся с ноги на ногу, чуть ли не подпрыгивающая.

Я знал, что ей можно, иначе мне не будет покоя, потому дал ей монеты, и она полетела к продавцу, будто камень из катапульты.

Сливки расступились: сквозь толпу шла маршал Границы Давандейн. Сорок пять лет, воплощенная элегантность, поразительные черты, но красота совершенной статуи – холодная, чужая. Умный портной умудрился скроить ей великолепное пышное платье, удивительным образом наталкивающее на мысль о военной форме. На темных волосах – сеточка с мрачно поблескивающими драгоценными камнями. Она лишь недавно заняла пост. Маршал Вехзель был способным, но слишком старым командиром, и восстановление наших сил подорвало старику здоровье. Он тихо умер во сне. В жилах Давандейн текла кровь сразу двух княжеских родов. На мой взгляд, чересчур густые сливки. Не хватает щепотки грязи. Однако Давандайн говорила прямо и откровенно, а это стоило многого по меркам Границы, всегда кишевшей начальствующими засранцами. А главное, что мне в маршале нравилось, так это безоговорочная вера в мощь Машины. Я – единственный смертный, знающий правду о Машине Ноля. Пара подделанных документов – и Орден инженеров эфира работает, как и прежде. Все, знавшие о несоответствиях в поставке фоса, понимавшие, что Машина работает не на нем, а на силе сердца Бессмертного – мертвы. После того, как Машина испепелила врагов, Безымянные запечатали ее ядро, заменили хранилища фоса, и все вернулось к прежнему виду. Обман сохранялся, глупцы по-прежнему оставались глупцами.

Давандейн заметила меня и подозвала, чтобы представить. Ох, как мне не хотелось вести светские беседы со свежими сливками. Рядом с маршалом стоял стройный мужчина лет сорока, темноволосый, крепкий, с короткой бородой. В бороде пробивалась седина, и это шло мужчине. Платье Давандейн так и лучилось изысканной роскошью, а мужчина был одет в простой колет из белой шерсти безо всяких украшений, а на поясе – ни меча, ни даже кинжала. Что-то в мужчине показалось мне знакомым. Где-то я встречался с ним. Давно. Далеко. Чувствуя мою растерянность, он улыбнулся мне – но странно, криво.