– Наконец-то, дорогой! Ты становишься мужчиной.

Мне не нравится ее тон. В этой фальшивой фразе я слышу одновременно гордость, смирение и материнскую тревогу, к которым совсем не привык. С опаской беру вскрытый конверт, вынимаю официальный бланк – и холодею. Катастрофа! День Икс пришел, и на два месяца раньше!

– Ты понимаешь, что это значит, Томас? – спрашивает она взволнованно.

Чего уж тут не понять. Министерство по делам молодежи информирует, что в понедельник, двенадцатого августа, в 15:00 я приглашен на Голубой холм для участия в празднике святого Освальда и в торжественной церемонии по имплантации чипов.

– Какая честь для нашей семьи! – вздыхает мать. – Там будет вся золотая молодежь. В том числе юная мисс Объединенные Штаты. Придет даже сам господин президент! Его внуку Осви имплантируют чип в тот же день, что и тебе. Это неслыханная удача – участвовать в одной церемонии с ним…

– Да плевал я на это, мама! Мне еще нет тринадцати лет! Они не имеют права назначать на два месяца раньше, это незаконно!

– Твой отец настоял, чтобы тебя включили в список, – отвечает она твердо. – Хоть я и обвиняла его во всех грехах, надо признать, что этим он обеспечил твое будущее. Именно так и функционирует общество, Томас. Им управляют кланы, неписаные правила, связи. Каждый получивший чип на празднике святого Освальда навсегда войдет в число избранных.

Она кладет руку мне на плечо, как раньше клали меч при посвящении в рыцари. Я читал об этом в запрещенных приключенческих романах, которые тайком подсовывал мне отец, когда мы жили вместе и он был для всех никем, а я для него – всем.

– Ты будешь допущен в высший свет, – заключает мать, переворачиваясь на живот, – и мне больше не придется за тебя тревожиться. Если ты получишь чип на два месяца раньше, что от этого изменится?

Я отвожу глаза. Изменится всё. С чипом в голове я буду для полиции как открытая книга. Что бы я ни делал, куда бы ни отправился – в том числе в прошлое, – мной можно будет управлять. У меня осталось шесть дней, чтобы сбежать из своего времени, вернуться на месяц назад и спасти Бренду.

– Что с тобой, Томас? Посмотри на меня. Ты можешь быть со мной совершенно откровенным, ты же знаешь.

Это что-то новенькое. Я поднимаю глаза. Чтобы сменить тему и загладить свою грубость, я беспечно спрашиваю:

– А больше писем не было?

– Еще вон то, – отвечает она, указывая на столик. – Пришло на прошлой неделе. Не помню, говорила ли тебе о нем, но, думаю, ты и так в курсе. Речь о сегодняшнем вечере, если я не ошибаюсь?

Медленно, опасаясь новой ловушки, я вынимаю из конверта пригласительный билет.

Я опускаю руку с пригласительным билетом. Уже не в первый раз, распечатав письмо, пришедшее мне от отца, мать то забывает о нём, то теряет, то выкидывает. Думаю, это от ревности. Другое дело – имплантация чипа. На эту церемонию она приглашена в качестве матери, а не брошенной жены. А в случае с вернисажем, который организуют мой отец с Лили, она явно надеется, что, узнав о нём в последнюю минуту, я предпочту остаться дома.

– Мам, хочешь пойти со мной?

Она поднимается и смотрит на меня пустыми глазами. Ее рука поднимается, чтобы коснуться моей щеки, и тут же бессильно падает.

– Нет, спасибо, у меня много работы. Поцелуй своего отца.

Она снова надевает темные очки, утыкается носом в подушку шезлонга и продолжает загорать под лучами заката.

С тяжелым сердцем я поднимаюсь в еще не достроенный дом, где мать приостановила все работы из-за шума. В гостиной на телеэкране, постоянно включенном на новостном канале, идет прямая трансляция со стадиона для игры в менбол. Я на секунду останавливаюсь и смотрю на игроков, выстроившихся по стойке «смирно». Министр спорта с почетной трибуны объявляет юношеский чемпионат открытым. Учитывая уровень смертности среди игроков, это отличный способ помешать молодым людям моего возраста бунтовать против чипов. Все, кого арестовали за «антиобщественное поведение», стоят перед выбором: отправиться в тюрьму или стать игроком в менбол, искупив таким образом свою вину. Выжившие зарабатывают достаточно для того, чтобы прокормить родителей, а умершие обходятся государству еще дешевле – так правительство борется с кризисом.

Юная обольстительница в купальнике, на каблуках-шпильках и с короной на голове торжественно проходит по стадиону, держа в руках огромный плакат: «ИГРА – ЭТО ЖИЗНЬ». На ней черно-красный шарф, в цветах национального флага, – на случай, если кто не догадается, что перед ним юная мисс Объединенные Штаты. Мне противно смотреть на свою ровесницу, сотрудничающую с властями. Ее выбрали среди других претенденток с помощью компьютера. И теперь она символизирует «разумное счастье и здоровые силы» нашего поколения. Однако сногсшибательная фигура девушки совсем не вяжется с выражением лица – таким, словно ее принудили к этой роли. Она вызывает во мне скорее жалость, чем восхищение.

Я поспешно выхожу из гостиной. Мысли о маленькой королеве красоты отвлекают меня от цели, а сейчас для этого неподходящий момент. С Дженнифер, которая считает меня предателем, и Брендой, ставшей овощем, мне и так не светит никакая личная жизнь. Ни к чему усугублять эту безнадегу мечтами о мисс Объединенные Штаты.

Мне нужно переодеться, и я поднимаюсь к себе в комнату, которая сейчас похожа черт знает на что. Она оформлена в молодежном стиле, и ее площадь в три раза больше, чем нужно для картонных коробок, в которых сложена вся моя прошлая жизнь, – я их до сих пор не распаковал.

Сквозь латунную решетку балкона я вижу, как перед воротами дома останавливается присланный за мной правительственный лимузин. Я снимаю свитер Бренды и напоследок прижимаюсь к нему лицом, чтобы придать себе сил. Но свитер больше не пахнет Брендой. Только дождем, мокрой шерстью и метро.

Открываю шкаф, набитый новой одеждой, которую мне доставили по распоряжению отца от личного стилиста Лили Ноктис. Когда я сбросил пятнадцать килограммов, мне стало нечего носить. Я выбираю элегантный темно-серый костюм и светло-серый галстук. В зеркале отражается подросток, который в скором будущем обзаведется чипом и гарантированным местом в обществе. «Флек», как называла таких Бренда. Флегматик.

Вместо ботинок надеваю кроссовки, чтобы сохранить хоть какую-то индивидуальность. Но в последнюю минуту срываю с себя пиджак с галстуком и вытаскиваю из коробки куртку, с которой не расставался, когда был толстым. Моя вторая кожа, моя прошлая жизнь. Панцирь из искусственной бежевой замши, который скрывал мои жиры, теперь болтается на мне как балахон. Ничего, пусть принимают таким, какой есть.

Шофер чопорно здоровается и открывает заднюю дверцу лимузина. Но я сажусь на переднее сиденье, давая понять, что я уже не ребенок, хотя еще и не получил статус взрослого.

Как бы то ни было, это приглашение очень кстати. Потому что на свете есть только один человек, способный объяснить, как ручка может повернуть время вспять. И выставка, посвященная его памяти, похоже, мой единственный шанс возобновить с ним контакт. А зная характер Лео Пиктона, я не сомневаюсь, что его дух бросит все дела и прилетит послушать славословия в свой адрес.

«Ты очень предсказуем, Томас. Во всяком случае, ты всегда отвечаешь моим ожиданиям. Каждый мой удар растит в тебе гнев, жестокость и принятие Зла. Пока ты еще цепляешься за старые идеалы, которые тянут тебя назад, но уже чувствуешь, что они не помогают. Ты видишь несправедливость мира, и это готовит тебя к будущему. К подарку, который я для тебя приготовил. Пережив отчаяние, беспомощность и отказавшись от привычных ценностей, ты скоро угодишь в самую хитрую западню – любовь. Я имею в виду, разумеется, не твои бесплодные фантазии о Бренде. Нет, ты будешь убежден, что встретил родственную душу. Она войдет в твою жизнь и заставит поверить, что все возможно. И на этот раз падать будет гораздо больнее.