Тем временем на противоположной стороне берегового шоссе, на прибрежной полосе возле Хантингтон-Бич измученная жаждой толпа, ожидающая прибытия опреснителей, замечает затормозивший грузовик.

Когда Пит Флорес был ребенком, то мечтал стать волшебником. Повзрослев, Пит научился волшебству управления электрическими сетями. Ближе к предмету своей детской мечты он просто не мог оказаться – теперь, в должности менеджера электростанции, он добывает электричество буквально из ничего – из природного газа. Его электростанция в Хантингтон-Бич производит четыреста пятьдесят мегаватт энергии, которой хватает, чтобы обеспечить почти полмиллиона семей. Но сегодня, впервые за все годы, что Пит провел здесь, его станция столкнулась с беспрецедентной ситуацией.

Что он должен был сделать, когда все его рабочие попросили укрытия за стенами станции? Отказать? А как быть с рабочими других электрокомпаний? Тоже отказать? А как быть с членами их семей? Главный офис его компании наверняка отказал бы. Но не потому, что они так жестокосердны. Просто они далеко и за расстоянием не видят человеческое лицо кризиса, поразившего Южную Калифорнию. Пита еще и наказали бы за то, что он сделал, а может быть, и уволили. Но он решил ни о чем не жалеть. Ясно одно: с каждым днем положение будет становиться все хуже, но работа, которую он исполняет, дарует ему чувство гордости и самоуважения.

То, что выпало на его долю, – пустяк по сравнению с тем, что случилось на атомной электростанции в Фукусиме, в Японии, после землетрясения и последовавшего затем цунами. Генераторы были затоплены и остановились, реакторы перегрелись, что могло привести к их расплавлению и выбросу огромной дозы радиации в окружающую среду. И что в этих условиях делал менеджер станции? Не убежал, как мог бы поступить, а остался со своими рабочими и, несмотря на опасность, вместе с ними охлаждал реакторы морской водой. Они все получили смертельную дозу радиации, но в десятки раз уменьшили уровень радиоактивного заражения окрестностей станции и океана. Вот как нужно держаться, когда в твоих руках судьба миллионов. Иногда, чтобы стать героем, приходится идти ко дну вместе с кораблем.

Поскольку его электростанция считается приоритетным объектом, все запросы Пита относительно еды и воды для рабочих беспрекословно удовлетворяются. И именно поэтому сюда явились и семьи рабочих. И Пит чувствует, что он уже не менеджер станции, а что-то вроде мэра небольшого городка. Это одновременно и пугает его, и бодрит. А интересно, не попробовать ли ему себя в роли настоящего мэра, если начальство выгонит его с работы за то, что он помогает этим людям?

Сегодня его турбины работают на полную мощность – электростанции в Редондо и Паломаре остановились. Из неофициальных источников стало известно, что рабочие и служащие просто перестали являться на работу, предпочтя служебному долгу заботу о собственной семье. И Пит, таким образом, убедился, как прав он был, пригласив сюда членов семей своих рабочих. И, тем не менее, остановка двух станций не могла его не обеспокоить. Если остановки продолжатся, каскадный эффект вызовет необратимые сбои в работе магистральных электросетей, преодолеть которые – особенно сейчас, когда так много рабочих бросило работу, – в ближайшее время не представится возможным.

Ближе к вечеру начальник отдела контроля сообщает Питу, что грузовик с водой, которого они ждали весь день, находится перед воротами.

– Но возникли кое-какие трудности, – говорит он.

Пит настораживается. Хотя его работа как раз таки – преодоление разнообразных трудностей, то, с чем ему последнее время приходится сталкиваться, находится вне пределов его компетенции.

– Что за трудности? – спрашивает он.

– Может быть, вы посмотрите сами?

Большинство камер службы безопасности, установленных на станции, показывают, что все идет, как обычно. В закрытых зонах работают соответствующие механизмы и обслуживающие их техники, а в открытых своими делами занимаются неожиданные гости станции – родственники техников.

Но камера перед въездными воротами показывает нечто совершенно иное. Нечто, что ударяет Пита, словно разряд в тысячу вольт.

У ворот столпились десятки людей. Сначала Пит решает, что это какая-то демонстрация, демонстрация протеста. Такие нынче не редкость. Но почему здесь? Но потом Пит понимает, что объектом интереса этих людей является подъезжающий грузовик. И этот грузовик уже взят в кольцо. Нет, это не демонстрация протеста, а нечто гораздо более опасное, подогретое крайней степенью отчаяния.

– Сколько у нас на сегодня дежурит охранников? – спрашивает Пит начальника контрольного отдела.

– Трое, – отвечает тот. – Включая того, что у ворот.

– Пошлите всех к воротам.

– Звонить в главный офис?

– Вы шутите? Звоните девятьсот одиннадцать.

И тут же на экране монитора, соединенного с камерой у ворот, Пит видит: толпа, словно взорвавшись, бросается на грузовик. Все люди одновременно, все, как один, рвут из кузова баллоны с водой, разбивают ветровое стекло, тащат наружу водителя. О господи! Все происходит в мгновение ока!

С пассажирского места встает человек, похожий на охранника.

– У него что, дробовик?

Человек поднимает оружие и бесшумно стреляет в воздух. Секундой позже Пит слышит гром выстрела, приглушенный стенами и расстоянием.

Но охраннику удается сделать лишь предупредительный выстрел – толпа вырывает дробовик из его рук, а самого его тащит вниз, в мешанину гнева и ярости.

Начальник контрольного отдела отправляет охранников к воротам, а сам начинает лихорадочно набирать «девятьсот одиннадцать». Но уже поздно – толпа, в своем праведном гневе, проламывается сквозь ворота и начинает наводнять двор и помещения станции. И их совсем не десятки. Их сотни, если не тысячи.

Не имея возможности ничего предпринять для спасения станции, Пит Флорес смотрит на монитор камеры и понимает: эта толпа представляет собой силу столь же опасную, что и японское цунами. И, может быть, теперь его, Пита, очередь идти на дно с гибнущим кораблем.

7) Келтон

Проходит час за часом, и я начинаю понимать, что моей матери совсем не по душе то, как отец поступил по отношению к Малески, потому что она принимается готовить ужин на час раньше обычного – некий нервический ритуал, который мать исполняет в те дни, когда отношения в нашем доме становятся напряженными. Ранний ужин означает, что и в постель она ляжет на час раньше обычного, чтобы побыстрее рассчитаться с неудачным днем. Помимо прочего, моя мать – настоящий маньяк по части заморозки продуктов; а поскольку всю еду, что у нас есть и что еще остается, мы стараемся законсервировать, то время от времени на ужин запросто можно получить размороженный и запеченный в меду бекон с прошлой Пасхи плюс полпорции бобовой кассероли, которая зависла в холодильнике с Рождества.

Только, бога ради, не цитируйте меня.

Мать наполняет наши стаканы водой. Воды гораздо больше, чем положено по установленному рациону. Более того, на сей раз мать наливает по самый край – так, что нельзя поднять стакан, не пролив. Еще один знак того, что мать в гневе.

Отец садится на свое место во главе стола, в первые мгновения не замечая того, что сделала мать, и начинает резать свой кусок бекона. Постукивают ножи и вилки. Тикают часы. Никто не разговаривает; напряжение так велико, что воздух в кухне, кажется, застыл, и, чтобы пройти от стола к холодильнику, придется разрубать его мачете. Наконец, отец замечает переполненные стаканы. Смотрит на мать, потом на меня. Продолжает невозмутимо резать бекон.

Я пытаюсь разрядить напряжение каким-нибудь позитивом.

– Брэди возвращается? – спрашиваю я в надежде, что кто-нибудь ответит.

Отвечает отец:

– Мы пока не можем до него дозвониться.

Моя попытка не удалась. Я понимаю: нежелание Брэди общаться с нами – еще одна причина напряженности в семье. Брэди никогда не любил звонить. Или писать письма. Вообще, недолюбливал общение – в любой форме. Он выходит на связь только тогда, когда ему того хочется, и отвечает, когда другого выхода нет. Я думал, из-за кризиса хоть что-то изменится, а оказалось, я неправ.