– Мне очень жаль, но мы были первыми, – говорит она, после чего появляется ее дочь, которую я узнаю по нашим встречам на футбольном поле. Это Хали Хартлинг. Она страшная задавака и считает, что играет в футбол лучше всех, что очень далеко от истины. Половина девочек в моей школе хотят быть похожими на Хали; вторая же половина ненавидит ее, понимая, что никогда никому из них к ней даже на дюйм не приблизиться. Что до меня, то я давно определилась. Она не стоит того, чтобы тратить на нее душевные силы – будь то сила любви или сила ненависти.

Хотя Хали всегда – сама самоуверенность, сейчас она даже не смотрит мне в глаза, потому что она, как и ее мамаша, знает – я была возле воды первой. И когда старшая отправляется с тележкой прочь, Хали наклоняется ко мне.

– Прости нам, Морроу, – говорит она, и вполне искренне, называя меня по фамилии, как мы всегда делаем на футбольном поле. Хотя, если хорошенько подумать, сейчас мы с ней в совершенно разных командах.

– Помнишь, на тренировке на той неделе я поделилась с тобой? – говорю я. – Может, отдашь должок и уступишь мне несколько бутылок?

Хали смотрит на свою мать, которая уже движется по проходу, потом, пожав плечами, поворачивается ко мне.

– Ты же знаешь, – говорит она. – Здесь не продают воду бутылками. Только коробками.

Она слегка краснеет и, повернувшись, поспешно уходит, пока краска не залила все ее лицо.

Я осматриваюсь. Толпа напирает, и продукты исчезают с полок с ужасающей скоростью. Нет уже и содовой. Ну и дура я! Нужно было взять хотя бы несколько бутылок. Я спешу к своей пустой тележке, пока ее не захватили. Дяди Базилика нет как нет. Нет поблизости и Гарретта, который наверняка уже влез во что-нибудь жирное и липкое. Кстати, сметены ураганом и бутылки с его «Каторейдом».

Наконец, я замечаю Гарретта. Он стоит в конце прохода, по обе стороны которого громоздятся паллеты с замороженными продуктами. Физиономия брата покрыта соусом, он отирает ее рукавом рубашки. Знает же, что я обязательно что-то скажу по этому поводу. Но меня беспокоит не это. Я кое-что заметила. Прямо позади пакетов с замороженными овощами и мороженым стоит огромный холодильник со льдом. Колоссальные пакеты льда. Странно, как глупы люди, что не подумали об этом! А может быть, и подумали, но не решились признаться себе, что дела настолько плохи. Открываю холодильник.

– Что ты делаешь? – удивляется Гарретт. – Нам нужна вода, а не лед!

– Лед и есть вода, Эйнштейн, – усмехаюсь я.

Я хватаю пакет со льдом и осознаю, что он гораздо тяжелее, чем я предполагала.

– Помоги мне! – прошу я Гарретта, и вдвоем мы нагружаем нашу тележку доверху. К этому моменту люди вокруг замечают то, что мы делаем, и принимаются опустошать холодильник.

Наша тележка столь тяжела, что толкать ее практически невозможно. Особенно из-за сломанного колеса, которое начинает скрести бетонный пол. И тут появляется человек в деловом костюме. Улыбнувшись, он провозглашает:

– Ну вы и нагрузились! Похоже, сегодня все сошли с ума.

Не дожидаясь нашего ответа, он берется за нашу тележку и везет ее вперед с гораздо большим искусством, чем это делали мы.

– И здесь толпы сумасшедших, – весело комментирует он, пробиваясь сквозь толпу, – и в других местах наверняка тоже.

– Спасибо, что помогли, – говорю я.

– Не за что! – отвечает наш спаситель. – Мы все должны помогать друг другу.

Он улыбается, я отвечаю улыбкой. Как же здорово знать, что в сложные времена люди способны показать самые лучшие свои стороны.

Мало-помалу, рывками и потугами мы добираемся до выхода со склада и встаем в волнующуюся очередь к кассам.

– Сегодня обойдусь без гимнастического зала, – усмехается наш помощник.

Я смотрю на тележку и решаю, что добрые дела должны быть вознаграждены.

– Почему бы вам не взять один наш пакет себе? – предлагаю я.

Не переставая улыбаться, человек отвечает:

– У меня идея получше. Почему бы вам самим не взять один пакет, а я заберу все остальное?

Он что, шутит? Внезапно я понимаю, что говорит он совершенно серьезно.

– Простите, не поняла? – произношу я.

Человек испускает тяжелый вздох.

– Вы правы, это было бы нечестно по отношению к вам, – говорит он. – Знаете, давайте поделим все пополам. Половину берете вы, половину – я.

Говорит он это таким тоном, словно действительно делает нам огромное одолжение. Словно весь лед в тележке действительно принадлежит ему. Он продолжает улыбаться, но глаза его меня пугают.

– Думаю, это очень щедрое предложение, – заявляет он.

Интересно, а кем он работает? Обманывает людей, да еще так, что они и не чувствуют себя обманутыми? Со мной этот номер не пройдет, но его руки цепко держатся за нашу тележку. Попробуй докажи, что это наша тележка, а не его!

– Какие-то проблемы?

Это дядя Базилик. Вовремя! Мгновение он холодно смотрит на нашего провожатого, и тот убирает руки с нашей тележки.

– Никаких проблем, – говорит человек.

– Отлично, – кивает головой дядя. – Мне совсем не хочется думать, что вы пытаетесь обидеть моих племянника и племянницу. За это ведь можно и в каталажку загреметь.

Человек, не отрываясь, некоторое время смотрит в глаза дяде Базилику, потом бросает злобный взгляд на наш лед и уходит, не взяв ни единого пакета.

Дядя Базилик припарковался с нарушением правил – вылез на газон, погубив ряд растущих там кустов. Первый раз в жизни дядя использовал свою тачку на всю мощь.

– Пришлось включить у этого ублюдка полный привод, – говорит он с гордостью. Оказывается, и столь нелепая, безнадежно устаревшая штука может оказаться благословением.

Мы загружаем пакеты со льдом в кузов.

– Как все-таки насчет «хот-дога»? – говорит он, пытаясь поднять нам настроение.

– Я сыт по горло, – отвечает Гарретт, хотя я и знаю, каких трудов ему это стоит. Он просто не хочет возвращаться в помещение склада, как и все мы. К тому же неподалеку начинает собираться толпа, наблюдающая за тем, как мы грузим лед в машину. Хотя я и стараюсь не обращать внимания, сверлящие взгляды с дюжины глаз я ощущаю спиной.

– Может, мне поехать в кузове? – предлагаю я. – Со льдом?

– Не нужно. Поезжай в кабине, – отвечает дядя. – Там на дороге несколько жутких выбоин. В кузове тебя будет швырять туда-сюда.

– Ладно, – соглашаюсь я и сажусь в кабину пикапа. И, хотя об этом никто не говорит, дядю беспокоят совсем не выбоины.

Наконец, мы сворачиваем на нашу улицу, но по какой-то причине она выглядит совсем не так, как та улица, где я выросла. Некая странность сейчас ощущается во всем, что я вижу, словно мы повернули слишком рано и оказались в некоей параллельной вселенной, где стандартные дома вроде бы и похожи на наши, но нашими не являются. Глядя на проплывающие мимо пикапа строения, я стараюсь отогнать это чувство.

Наши соседи Килберы, живущие через дорогу, обычно сидят в шезлонгах на своем газоне и наблюдают за тем, как играют их дети, хотя, по сути, их больше занимают сплетни, которыми они обмениваются, потягивая шардоне. Хотя и за детьми они тоже смотрят, чтобы тех ненароком не переехала машина. Сегодня же отпрыски семейства Килберов носятся друг за другом без всякого родительского присмотра. И даже сквозь детский смех ощущается предательская тишина, пронизывающая все вокруг. Хотя, может быть, эта тишина всегда висела над округой, а я просто не замечала ее?

Дядя Базилик задом подает пикап к месту разгрузки, и мы начинаем снимать лед с машины. Хотя солнце уже опустилось, на улице все еще жарко, и лед потихоньку подтаивает. Чтобы наши усилия не пропали даром, стоит поторопиться.

– Может, кто-нибудь разгрузит морозилку, и мы засунем лед туда? – спрашивает дядя и хватает первый пакет со льдом. – А остальной пусть тает, и у нас уже сегодня будет вода.

– Пусть лучше Гарретт отчистит ванну на втором этаже, – предлагаю я, – и лед мы растопим в ней.

– Отличная идея, – говорит дядя Базилик, хотя Гарретту мое предложение почистить ванну явно не нравится.