Когда она наконец вышла, три человека за столиком внимательно изучали бумажку, показывая на которую высокий бородатый мужчина что-то объяснял.
— Здесь нужно будет подтянуться, а потом очень осторожно спуститься…
“Скалолазы, что ли?” — подумала барменша.
Дождь лил уже второй час не переставая. Взглянув на узкую щель окна под потолком, Малин подумала, что начинается наводнение — из-за потоков воды, лившейся по стеклу, уже невозможно было различить контуры деревьев на фоне темнеющего неба. “А что, если нас тут зальет?” — но тут же девушка решила, что Йен, наверное, пережил столько подводных приключений, что, по крайней мере, наводнения с ним можно не бояться. Она грустно усмехнулась, но Йен не мог заметить этого — в кабинете Симона Кольссена было темно.
Они сидели на диване, как и в первый раз, плотно прижавшись друг к другу, хотя сегодня им не надо было тесниться. Свет не горел потому, что в этот час, сразу после закрытия, охранники обходили все этажи. Малин бил озноб. Пытаясь согреться, она сунула кисти рук под свитер Йену, но это не очень помогло. Сквозь шум дождя ей все время слышались какие-то шорохи — будто бы кто-то скребется в окно, пытаясь до них добраться. Шаги в коридоре, едва смолкнув, раздавались снова, но на сей раз гулкие и тяжелые — как будто с равным интервалом на бетонный пол падали тяжелые глыбы.
О чем думает Йен? Может быть, тяжелые шаги, странные шорохи — все это происходит только в ее голове? Она не решалась заговорить даже шепотом, поэтому просто прижималась щекой к свитеру Йена. Наэлектризованные волосы девушки стали прилипать к шерсти, и Малин отняла голову. Нащупав на его запястье часы, она нажала кнопочку подсветки — еще только семь. За окном — полная тьма, наверное потому, что тучам на небе не протолкнуться.
Когда час назад она увидела “Васу”, предчувствие чего-то ужасного больно сдавило ее виски. Словно древний дремучий страх готовился обрести в девушке свою плоть. Малин еще как-то сопротивлялась ему, пока они вчетвером, с Симоном и Юханом, спускались вниз, перебрасываясь незначащими фразами; потом, оставшись вдвоем с Йеном, она тоже держалась, слушая его шутки, любуясь правильными чертами его красивого лица. Но теперь, когда свет был погашен, ей казалось, что она осталась со своим безликим врагом один на один. Присутствие Йена не успокаивало.
Страх зародился где-то в области ключиц, но с каждой минутой он разрастался и по миллиметру отвоевывал себе территорию. Ее тело постепенно сковывала холодная мертвая тяжесть. Ужас подбирался к сердцу, чтобы потом, уже беспрепятственно, захватить ее целиком. И тогда…
Йен рядом, но он бессилен помочь. Словно услышав ее мысли, он прижался теплыми губами к макушке девушки. Малин опустила голову ему на колени, и ее лицо тут же обдало жаром — Йен хотел ее, это выдали его ноги, напрягшиеся, когда она к ним прижалась.
Чувствуя, что вряд ли она способна сейчас разделить его страсть, Малин все-таки пересела к нему на колени, и в тот же миг продвижение древнего чудовища к ее сердцу приостановилось. Нет, страх не исчез, но он затаился, уже не осмеливаясь ползти дальше в открытую… Малин получила отсрочку.
Йен осторожно ласкал ее, медленно пробуждая в девушке ответное желание. В темноте кабинета она не видела его рук, выражения лица, но это позволяло полностью сосредоточиться на ощущении собственного тела. И ее руки вновь скользнули под его свитер, но уже не для того, чтобы согреться… Почувствовав желание Малин, Йен тихо застонал, и осторожность его прикосновений переросла в настойчивость.
…Что это? Равномерные плавные движения его плоти, которые наполняли ее тело наслаждением, становились медленнее, хотя ее желание почти достигло пика. Но — странно — она не испытывала разочарования. Когда Йен вошел в нее, она успела подумать, что на какое-то время он освободил ее от чудовищных монстров, подбиравшихся к сердцу, но что будет с нею потом, когда все кончится?.. А теперь, когда он замедлил движения, она смогла оценить свои ощущения и поняла, что страх не полностью оставил ее, но сжался до размеров маленького комка под гортанью. Ее обновленное тело больше не принадлежало ему, оно возвращалось к своей владелице.
Откуда Йен все знал?.. Она испытывала благодарность к этому щедрому в своем любовном опыте человеку. Теперь на протяжении всей предстоящей ночи она будет думать о Йене, стремиться к нему — а это не так уж мало…
Через некоторое время Малин вновь посмотрела на часы Йена. Без четверти девять. Девушка прислушалась — издалека доносился приглушенный гул голосов. Значит, семинар закончился и слушатели начинают расходиться. Возможно, Симон и Юхан уже поднимаются по лестнице.
Первый срок, отведенный на ожидание в кабинете, подходил к концу.
Выйдя из кромешной темноты подземных этажей, Малин зажмурила глаза, привыкая к свету. Сквозь прозрачные стены в зал проникал свет от фонарей снаружи, и тени метались по кораблю и стендам. Звуки, которые внизу были слышны не так громко, внезапно обрушились на нее — удары ветра, словно пытавшегося ворваться в здание снаружи, дробный перестук крупного града. Малин посмотрела в окно: повсюду плясали белые столбы снежных завихрений, то и дело натыкаясь на деревья парка. Вот откуда эти мечущиеся тени! Дождь, град, снег — и все за один октябрьский день. Кроме скрипа и завываний, доносившихся снаружи, ей послышался еще какой-то звук, вернее, это был не звук, а вибрация, которая происходила откуда-то изнутри музея.
Стараясь двигаться бесшумно — хотя это, пожалуй, была излишняя предосторожность: под натиском ветра стены трещали и стонали так, что на этом фоне все остальные звуки были неразличимы — они с Йеном миновали темную витрину магазина с сувенирами и подошли к лестнице. На лестнице странный вибрирующий гул, шедший неизвестно откуда, усилился — его не могла заглушить даже буря.
Вот и предпоследний ярус. Юхан и Симон стояли на площадке, оживленно обсуждая что-то между собой. Увидев Малин и Йена, Симон обратился к ним:
— Наконец-то. Представьте себе, этому молодому человеку пришло в голову, что к взрыву “Кронана” в июне тысяча шестьсот семьдесят шестого года имеют отношение пушки, поднятые с “Васы”! — Видя непонимающее лицо Малин, он счел нужным пояснить: — “Кронан” — еще одна крупная неудача нашего королевского флота. Он взорвался во время сражения с датско-голландской флотилией, тогда погибло восемьсот человек. И пушки, которые в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году немцы в водолазном колоколе подняли с затонувшего “Васы”, на нем действительно были — это выяснилось совсем недавно, где-то в середине восьмидесятых. Но дорогой мой! — Теперь Симон обращался только к Юхану, похоже, забыв о существовании остальных. — Это были вполне исправные орудия, сработанные замечательными мастерами. Из них до сих пор можно стрелять! Нет, совершенно очевидно, что имел место заговор. Видимо, бочки с порохом были подорваны диверсантом.
Малин посмотрела на Юхана. Он устало качал головой — не то таким образом отвечая на слова Симона, не то просто в такт собственным мыслям. Он был поразительно бледен — сумрак не мог скрыть, насколько безжизненным выглядело его лицо. Светлые волосы Юхана были убраны под облегающую темную шапку, и от этого лицо было похоже на маску — всего лишь слепок, снятый с живого лица. Малин вспомнила, что однажды уже видела Юхана таким — в тот день, когда Йен вытащил его из воды. Сразу же после этого открытия в ней проснулся страх и вновь принялся за свою работу.
Но теперь она боялась уже не за себя, вернее, не только за себя. Она чувствовала необходимость сделать что-то, чтобы защитить Юхана. Но что она могла сделать? Продолжавшийся дребезжащий гул вызвал у нее испарину. Теперь к нему прибавились скрипы и какое-то жалобное, тревожное постанывание. Вдруг за спиной раздался глухой удар. Обернувшись в сторону застекленной стены, она увидела, что сильный порыв ветра впечатал в стекло целый пласт мокрого снега. Ей показалось, что прозрачная перегородка подалась, зазмеилась послушными трещинками, впуская стихию внутрь… Но через секунду девушка перевела дух: стекло было целым.
