— Это были Валькирии или Бессмертные? Ваш вид не должен убивать Смертных, но все же они убивают Провидиц. Смертных. Я права?

— Рейн…

— Не пытайся утаить от меня, Торин. Если Валькирии нападают на Провидиц, я должна знать почему. Что им надо? Я буду следующей?

Он подошел ко мне ближе и заставил замолчать единственным известным ему способом. Я пыталась сопротивляться, но проиграла еще до начала. Когда он отстранился, я могла лишь смотреть на него. Синее пламя горело в его глазах. Он был в ярости.

— Поговорим дома, — он поднял меня и усадил на харлей. Затем сел спереди, взял мои руки в свои и закрепил вокруг своей талии. — Держись крепче.

Я сделала, как он сказал, и ненавидела себя за это. На половине пути домой меня снова начала одолевать злость. К тому времени, как мы подъехали к его гаражу, я была готова оторвать ему голову.

— Не могу поверить, что ты поступил так со мной. Клянусь, иногда мне хочется выбить всю дурь из твоей твердолобой башки, но ты ведь и боли не почувствуешь. Поэтому мне остается лишь кричать, но и тогда ты смотришь на меня, словно не понимаешь, о чем я вообще говорю.

— Я, правда, не понимаю, — он скрестил на груди руки и склонил на бок голову. — Что я сделал не так в этот раз, детка?

Его голос опустился на тон, стал бархатным и сексуальным. Я вздрогнула, поддаваясь ему, даже сейчас, когда была настолько вне себя, что хотелось кричать. Ему еще хватило наглости довольно ухмыльнуться на то, как я отреагировала. В большинстве случаев меня не возмущало, что его забавляла моя реакция на него. Но в этот раз это лишь больше разожгло мою злость.

Я подбоченилась.

— Ты мудила, дурак. Манипулируешь мной, когда я задаю вопросы, на которые тебе не хочется отвечать.

Его брови взлетели и скрылись под взъерошенными волосами, падающими на лоб.

— Мы целовались, Веснушка.

— Нет, это ты целовал меня и делал это, лишь чтобы заткнуть меня. Ты использовал мои чувства против меня же. А это значит, что мои чувства к тебе делают меня слабой, жалкой, легко управляемой.

Улыбка исчезла с его лица, а в глазах появился холод. Я отошла на шаг. Он наступал.

— Думаешь, твои чувства ко мне делают тебя слабой?

— Да, — я остановилась только, когда дошла до ступенек, ведущих в дом. Бежать больше некуда, разве что внутрь. Судя по выражению его лица, он поймает меня, не успею я и развернуться. — И ты, козел, пользуешься этим.

Он открыл рот, но я знала, он попытается оправдать себя и заставит смотреть на все с его стороны.

— Не хочу ничего слышать. Пока ты не будешь готов разговаривать со мной, а не относиться как к ребенку, вчера родившемуся. Держись. От меня. Подальше.

Его брови вернулись на место и мрачно нависли над глазами. Взгляд сделался ледяным и обещал возмездие, но я не собиралась отступать.

— Хватит ко мне относиться, как к слабому человеку, с которым надо постоянно нянчиться и оберегать от неприятностей. Я больше не буду это терпеть. Если ты не можешь этого увидеть, тогда я не знаю, какое будущее ждет эти отношения.

У меня пересохло во рту, когда его взгляд внезапно поменял выражение, и глаза загорелись чем-то, что я видела лишь однажды, перед тем, как Норны украли его воспоминания. Он был в ярости.

— Ты закончила?

Я колебалась. Я зашла слишком далеко?

— Нет, — я ненавидела свой дрожащий от неуверенности голос. — Да. Пока, — я развернулась, открыла дверь и прошагала к зеркалу в его гостиной. Мне хотелось, чтобы он остановил меня, умолял меня остаться.

— Эм, Рейн?

Хвала Господу! Я повернулась, уже готовая броситься ему в объятья. Он стоял у задней двери, в руке мой рюкзак. Бровь вздернута вверх.

— Ничего не забыла?

Мой рюкзак. Он окликнул меня только из-за дурацкого рюкзака. Я вернулась и протянула руку, но он спрятал его у себя за спиной.

— Сначала извинения.

Сейчас как раз самое время для игр!

— Торин, отдай его.

— Извинись за те мерзкие слова, что ты только что говорила.

— Мерзкие..? Да пошел ты.

— С радостью, — он уронил рюкзак и потянулся ко мне.

Сумасшедший. Я ушла, активируя руны по дороге к зеркалу. Я не слышала его шагов у себя за спиной, но он мог передвигаться так тихо, как дикий кот, и я не осмеливалась оглянуться.

Я прошла через портал, ожидая, что он последует за мной. Когда я обернулась, то увидела, что он по-прежнему стоял в своей гостиной и самодовольно ухмылялся, раскачивая на пальце мой рюкзак.

— Заберешь, когда будешь готова вымаливать прощение, — он ушел, и портал закрылся.

6. Вынужденные признания

Не знаю, как у меня получилось сосредоточиться и читать с папой, не захлебываясь при этом от злости. Я уже собиралась уходить, когда он окликнул меня:

— Феми говорит, ты собираешься работать в «Мираже».

Я говорила с ней об этом? Не помню.

— Да. Три дня в неделю. По понедельникам, средам и пятницам. Пока мамы нет, я подумала, что могу подучиться, как вести дела.

Он улыбнулся.

— Думаю, это чудесная идея. Если бы я не был прикован к постели, сам бы тебе все показал, — он похлопал меня по руке. — Я горжусь тобой, котенок.

Я наигранно вздохнула.

— Наконец-то, дождалась похвалы.

Он усмехнулся.

— Значит, будем читать по вторникам и четвергам?

— И по выходным, — я могла промолчать, но знала, как он хочет проводить со мной больше времени. — Обещаю, в этот раз не буду плакать на моменте, когда Ахав ранит Моби Дика.

— Уши закрывать тоже не будешь? — спросил он, издав еще один сухой смешок. Такое могло произойти только в одном случае, если бы он сам читал мне. Феми объясняла, что опухоль давит на часть его мозга, ответственную за зрение. Оно у него ухудшилось.

— Теперь я знаю, чем все кончится, поэтому все будет в порядке, — сказала я. — Но я до сих пор ненавижу этого высокомерного, напыщенного Ахава.

Папа заерзал на своих подушках, и я наклонилась, чтобы поправить их ему.

— Думаю, ты путаешь его с Патриком Стюартом, который играл капитана Пикара в «Звездном пути».

— Несмотря на выдающуюся игру капитана Пикара, я по-прежнему думаю, что Ахав получил по заслугам, — я была рада видеть, как он смеется и в шутку спорит со мной на любую тему.

Я включила ему телевизор и пошла искать Феми. Ее пение отвело меня наверх. Она была в наушниках и подпевала с Bon Jovi, складывая полотенца в шкаф.

— Уже закончили, детка? — громко спросила она, снимая наушники.

— Да. Он хорошо сегодня выглядит.

— У него хороший день. Он подписал бумаги, что ты приносила, и даже переговорил с Хоуком. Ах да, Торин заходил. Сказал, будет у себя дома.

Ага, буду я еще с ним разговаривать. Мой час с папой растянулся почти что на два. Но это не имело значения, ведь ясные моменты случались с ним крайне редко.

— Тебе помочь со стиркой?

— Нет, я сама. Напиши, если будешь ужинать не дома, хорошо?

— Хорошо, — я коснулась ее руки. — Спасибо.

Корзина с выстиранными вещами стояла посреди моей кровати, я решила не убирать ее. Я перестала говорить Феми, что могу складывать свои вещи сама, все равно она не слушает.

Я потянулась за рюкзаком, куда обычно его бросала, и вспомнила, что оставила его у Торина. Удача — это не про меня. Мне нужно было делать домашнюю работу, а значит, придется тащиться к этому слизняку.

Я взяла свой телефон и собралась уже уходить, когда кое-что бросилось мне на глаза. Фамильная печать Торина. Я повесила ее на шею и посмотрелась в зеркало.

Торину нравилось покупать для меня подарки, например, браслет с камнями на День Святого Валентина, который, уверена, стоил, как моя почка. Бриллианты были настоящими. Но это украшение мне нравилось больше. Когда я обвела очертания всадника, готова поклясться, я услышала лошадиное ржание. Было в этом украшении нечто особенное. Только так я могла объяснить свои видения.

Показать его Торину? Может позже. Вымаливать у него прощения я не собиралась. В эту игру играют двое. А рюкзак вернет Эндрис.