– Вы что-нибудь слышали о нашем приятеле? – спросил Холлис.
– Нет. А разве его там нет?
– Очевидно, нет.
– Вы возвращаетесь?
– Во всяком случае, таковы мои планы.
– Вам необходима помощь?
Помощь была нужна, однако полковнику не хотелось обострять ситуацию. Ему, Сэзу Айлеви и их коллегам посол ясно дал понять, что они никоим образом не должны вносить смуту в дипломатическую деятельность.
– Моя машина и водитель уже вернулись? – спросил Холлис.
– Нет. Разве водитель не с вами?
– Нет, я отпустил его. По-моему, он должен был уже вернуться в посольство.
– Уверена, что он не возвращался. А может, у него авария или поломка?
– Все может быть, но он должен был уже добраться. А об аварии и прочем вы, наверное, узнали бы от властей.
– Понятно. – Она глубоко вздохнула. – Послать за вами какой-нибудь транспорт?
– Нет, я найду машину. Ваш друг уже возвратился со встречи?
– Он должен приехать через несколько минут. Вы бы хотели, чтобы он присоединился к вам?
– Этого не нужно, – отозвался Холлис.
– Может, он позвонит вам?
– Нет. Но я могу перезвонить.
– Что же нам делать, если вы не позвоните?
– Пусть сам принимает решение, когда приедет.
– Хорошо, – сказала она и добавила: – Я еще раз прослушала пленку, которая нам обоим так нравится. Звучит правдиво.
– Да. Я уже подумал об этом. И сделаю все возможное, чтобы найти первоисточник.
– Желаю удачи.
Холлис дал отбой и вышел в темный коридор. «Что ж, если я не вернусь, посол не станет подымать большого шума по этому поводу», – подумал полковник. Его жена Кэтрин, с которой он жил отдельно, получит его пенсию и страховку за жизнь. Он постоянно намеревался написать в Вашингтон своему адвокату и изменить завещание. Но все эти процедуры вызывали у него отвращение. Временами ему страстно хотелось вновь оказаться в своем старом добром «Фантоме F-4» и не иметь других проблем, кроме МИГов и реактивных ракет на экране радара.
Холлис сопоставил факты. Телефонный звонок Фишера в посольство записан на пленку КГБ, но чтобы отреагировать на него, им потребовалось время. «Следовательно, Фишер все-таки отправился в бар», – подумал он.
Холлис снова поднялся на лифте наверх и вошел в бар. У стойки он заказал «Дьюар» с содовой и снова обратился по-русски в бармену:
– Вы еще не видели моего приятеля?
– Нет, мне очень жаль. С вас три доллара.
Мужчина, сидящий рядом с Холлисом, двинул по стойке свой стакан к бармену и проговорил с британским акцентом.
– Джин с тоником – «Гордон» и «Швеппс». И на этот раз дольку лимона. Спасибо, – добавил он по-русски.
Холлис повернулся к мужчине.
– У них пропали лимоны со времен революции.
Англичанин расхохотался.
– Какое здесь местечко, а, янки?
– Да, отличается...
– Вы чертовски правы. В отпуске?
– По делам.
– Я тоже. – Ему принесли выпивку, но без лимона, и бармен потребовал три фунта. Холлис отошел от стойки, и англичанин последовал за ним. – И тоже со времен революции у них исчезли официантки в барах. Ты привозишь сюда свою же собственную выпивку, а они устанавливают валютный курс, какой им взбредет в голову. Для них три доллара или три фунта – одно и то же. Но полагаю, что джин обошелся мне подороже, чем вам виски.
– В следующий раз попробуйте всучить ему три лиры.
Англичанин снова рассмеялся.
– Они не настолько глупы. Меня зовут Уилсон.
– Ричардсон, – представился Холлис.
Они чокнулись.
– Ваше здоровье.
– Я слышал, как вы говорили по-русски. «Спасибо» и «пожалуйста». Что это значит?
– Спасибо – это thank you, пожалуйста – please.
– О, а я все перепутал! А как вы привлекаете внимание бармена?
– Скажите громко: «комитет».
– Комитет?
– Совершенно верно. Это обязательно должно привлечь его внимание. А вы тут давно?
– Около часа, по-моему. А что?
– Я ищу своего приятеля. Он американец, лет двадцати в синих джинсах и черной ветровке.
– По-моему, я видел его.
– А вы не заметили, он с кем-нибудь разговаривал?
Уилсон осмотрел бар.
– Я видел, он сидел где-то вон там. Да, он с кем-то говорил.
– С кем?
– А, теперь вспомнил! Видите вон тех двоих? Красиво одетых? По-моему, это лягушатники. Что там ни говори, а одеваться они умеют! С ними был молодой парень. Наверное, ваш приятель. Он немного перебрал, и двое из отеля помогли ему выйти. Парнишка стал немного... воинственным, полагаю. Ну, его сразу вывели. Не думаю, что они могли с ним что-нибудь сделать... в данный момент половина этой чертовой страны пьяна в стельку. Наверное, отвели его в номер.
– Когда это было?
– Да примерно пятнадцать минут назад.
– Благодарю вас. – Холлис прошел между столиками и сел в кресло напротив мужчины и женщины.
– Разрешите?
Мужчина что-то угрюмо пробормотал в ответ.
– Вы говорите по-английски? – спросил Холлис.
Мужчина отрицательно покачал головой.
– А вы, мадам?
Та посмотрела на него.
– Немного.
Холлис наклонился вперед и тихо, отчетливо и раздельно выговаривая слова, произнес:
– Я разыскиваю своего друга, американца, молодого человека. Я так понял, что недавно он выпивал с вами.
Прежде чем ответить, женщина взглянула на сидящего рядом мужчину.
– Да, – сказала она и прибавила: – Да. Ему стало плохо, и ему помогли добраться до номера.
– Этот молодой человек называл свое имя?
– Да.
– Фишер?
– Да.
– Он не показался вам... возбужденным? Обеспокоенным?
Женщина не ответила, но едва заметно кивнула.
– Он рассказывал вам, что его беспокоило? Мужчина поднялся и сказал женщине:
– Allons![6]
Она осталась на месте. Затем сказала Холлису:
– Нет, он не говорил. Но сказал, что за ним могут прийти. Он знал. По-моему, в выпивку было что-то... как это?..
– Подмешано.
– Да. – Она встала из-за столика. – Муж хочет уйти. Извините, но больше я ничего не знаю.
Холлис тоже поднялся и сказал ей:
– Видите ли, мадам, этим делом интересуются местные власти. Им известно, что он беседовал с вами, и им хотелось бы знать содержание вашего разговора. Вы можете оказаться в опасности. Вы понимаете?
– Да.
Француз нетерпеливо уходил прочь. Женщина на мгновенье задержалась, и Холлис посмотрел ей в глаза.
– Ну, что еще?
Их взгляды встретились.
– Вы атташе? – спросила она.
– Да.
– Он сказал, что вы должны прийти. И попросил передать вам кое-что, о чем не рассказал по телефону. – Она какое-то время колебалась, затем быстро заговорила: – Додсон сказал ему, что когда-то это было Красной школой Военно-Воздушных Сил. Теперь – это школа КГБ. Там почти триста американцев.
– Триста? Он сказал триста?
Она кивнула. Холлис вцепился в руку женщины.
– А что еще сказал мистер Фишер?
– Ничего. Ему стало плохо... За ним пришли. Русские спросили нас по-английски, о чем говорил этот молодой человек. Но мой муж по-французски ответил, что мы не знаем английского и не понимаем ни русских, ни того молодого человека.
– И русские поверили вашему мужу?
– Думаю, да.
Холлис отпустил ее руку.
– Возможно, с вами будет все в порядке. Однако примите меры предосторожности и свяжитесь с вашим посольством. Сегодня же ночью. Лично. Не по телефону. Затем немедленно покиньте страну.
– Понимаю.
– Прекрасно. Благодарю вас, мадам.
Она слабо улыбнулась.
– Этот мальчик одолжил у меня две копейки... он показался таким милым... и вот... теперь... что с ним? Мертв?
Холлис не ответил.
Он допил виски, вышел из бара, спустился на лифте к выходу у кинотеатра «Зарядье», вышел на набережную Москвы-реки и направился к Москворецкому мосту.
Холлис шел по подземному переходу, прислушиваясь к эху раздававшихся шагов. Несколько русских глазели на него с любопытством. Он вспомнил, как два года назад, впервые приехав в Россию, решил прогуляться ночью по городу, и его поразило открытие, что улицы и метро были чистыми. Более того, москвичи без страха гуляли по ночному городу, однако уличных преступлений не боялись не потому, что их не совершали, а потому, что их не освещали в прессе.