– Я освобожден от своих обязанностей, Сэз?
– О да. Вы оба. Отдыхайте, смотрите фильмы и собирайте вещи. Вам понадобится время...
– Кто пойдет на встречу с Асом в воскресенье?
– Вам придется сообщить ему, что у него сменился куратор. Проработайте детали. И не теряйте его.
– Мы вытащим его отсюда?
– Если он располагает тем, о чем вы его попросили.
Айлеви улыбнулся и некоторое время разглядывал Лизу, потом спросил с напускным безразличием:
– Итак, мисс Лиза, вы проведете свой отпуск дома?
– Не знаю... все так неожиданно. Может быть, в Нью-Йорке...
Айлеви взглянул на Холлиса.
– А вы?
– Тоже не знаю. Наверное, разберусь сначала со своими делами. Потом скорее всего махну в Японию к моим старикам. Затем – в Нью-Йорк, повидаться с братом. – Помолчав, добавил: – Может быть, съезжу в Нью-Ханаан, выражу свои соболезнования Фишерам.
– Я тоже, – кивнула Лиза.
– Не смейте этого делать, – резко приказал Айлеви. – Вам обоим придется очень хорошо подумать, прежде чем объединяться. Каждый из вас может подыскать любое назначение за пределами Занавеса. Именно это вам обещано.
– Это твоя идея – не позволить нам работать вместе? – спросила Лиза.
– Я не желаю отвечать на этот вопрос.
– Ну что ж, – сказал Холлис и встал, – мне надо встретиться с моими людьми и обсудить положение дел.
– Погодите, Сэм, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне о своей поездке в Бородино.
– Могу лишь сказать, что я убил двоих кагэбэшников из пограничной охраны.
Айлеви вскочил.
– О Боже! Вы серьезно?!. Господи, они придут в бешенство! Какого черта вы не сказали мне об этом? Вам чертовски повезло, что вы остались в живых. Вам обоим!
– Я ничего не смог поделать. Это было неизбежно.
Перед отъездом я представлю вам полный отчет, Сэз. Но, как выражаются в дипломатических кругах, услуга за услугу.
– И вы еще ставите условия?! – взревел Айлеви. – Ну так вот вам мой ответ. Как еще говорят в дипломатических кругах, я не соглашусь ни на какие обязательные условия. И вы обо всем расскажете мне без каких бы то ни было гарантий! Иначе я сделаю так, что небеса обрушатся на ваши головы.
– Не угрожайте убийце, Сэз, – тихо проговорил Холлис.
Они обменялись долгими пристальными взглядами.
– Вот когда ты объяснишь нам, как собираются раскрыть убийство Грегори Фишера и что намечено предпринять по поводу майора Додсона, тогда мы расскажем тебе, что увидели в Бородине. Чтобы впредь не было других случаев гибели американских граждан, списанных со счетов в интересах определенных дипломатических кругов, – заявила Лиза.
– Не строй из себя журналиста-сыщика, Лиза, – оборвал ее Айлеви. – Ты работаешь на Информационную службу Соединенных Штатов и делаешь то, что тебе говорят. Разве ты забыла, что только что подписала соответствующий документ? Я понимаю, что ты обеспокоена смертью этого мальчика. Но разве не твоей главной обязанностью как сотрудника посольства было прилагать все усилия для налаживания советско-американских отношений? И нам придется сбросить со счетов смерть Фишера, если это представляет угрозу для предстоящих переговоров на высшем уровне. Забудь о справедливости. Сейчас решаются более важные проблемы. О'кей?
Лиза молчала.
– Может быть, и мне было бы легче списать Фишера к чертям собачьим, Сэз, – сказал Холлис. – Однако я лично заинтересован в майоре Додсоне из ВВС и других американцах, которых держат здесь против их воли. И ставлю в известность об этом тебя и твою контору. Перед моим отъездом мы все обсудим.
– Принято к сведению, Сэм. – Айлеви взглянул на Лизу и произнес примирительным тоном: – Послушайте, я вижу, как вы взволнованны. Все случилось так неожиданно. Однако мера справедливости здесь иная, и ее не следует предавать огласке. Единственно возможная справедливость здесь – месть. Око за око, зуб за зуб.
Лиза посмотрела на Сэза долгим печальным взглядом, и Холлису показалось, что подобный разговор между ними уже был.
Айлеви не выдержал ее взгляда и заговорил, словно обращаясь к себе:
– Я вовсе не такой безжалостный. Иногда, возможно, могу показаться таким... Понимаю: жестокость порождает жестокость. Я воспитывался совсем иначе... И знаю, что ежедневно совершаю акт психологической жестокости по отношению к моим врагам. – Он задумался на минуту и продолжал: – Два года назад, когда вас еще здесь не было, на улице на меня налетели хулиганы. Они избили и ограбили меня.
Холлис слышал об этом, но не знал подробностей происшедшего.
– Я направлялся на встречу с Инной Шимановой, женой Рувена Шиманова, биолога. Он остался на Западе во время симпозиума в Нью-Йорке. Инну уволили с работы, она сильно нуждалась, голодала и пребывала в полной депрессии. Наше посольство пыталось вывезти ее на Запад, чтобы она смогла присоединиться к мужу. Как-то ночью я разговаривал по телефону с Рувеном. Он звонил из Нью-Йорка. Только что он сумел дозвониться до жены и успел поговорить с ней несколько минут, но их прервали. Он сказал, что Инна плачет и умоляет о помощи. – Айлеви перешел на русский: «Дорогой мой муж! – рыдала она. – Я умираю с голода! Они собираются выслать меня из Москвы! Пожалуйста, дорогой Рувен, ради Бога, помоги мне!» Поэтому я решил повидаться с ней, успокоить ее и передать кое-какие деньги. Я поехал на метро. Неофициально, просто один еврей захотел помочь другому еврею. Понимаете? Ну вот, эти ребятишки из Седьмого управления и подстерегли меня. Они проследили за мной, и когда я вышел на станции «Университет», внезапно напали, зверски избили и бросили совершенно голым на снегу с тяжелыми внутренними травмами.
– О Боже! – воскликнула Лиза и прикрыла рот ладонью.
– Я сам виноват. Положился на воспитанное у меня чувство справедливости. Проходившие мимо студенты подобрали меня и направили в больницу. Руководство хотело перевести меня отсюда. Но я решил остаться здесь. Чтобы рассчитаться.
– Я слышал, что ваши приятели из Вашингтона сделали это за вас, – заметил Холлис.
– Я не имел к этому никакого отношения.
– К чему именно? – спросила Лиза.
– Ни к чему, – ответил Айлеви и направился к двери. – Послушайте, должен вам сказать, что это грязное, бесчеловечное занятие. Но только события вроде тех, что произошли в последние дни, могут заставить нас реально взглянуть на мир. Верно? В военной разведке вы имеете дело со статистикой, цифрами, вариантами и рассуждаете о термоядерном ударе. И это мало что значит. А вот когда какой-то вонючий козел лупит вас об автомобиль... Как я в тот раз получил по яйцам так, что они ушли мне в брюхо, вот тогда!.. Советско-американское соперничество приобретает новое и более важное значение. – Айлеви открыл дверь. – И у меня есть веские причины для беспокойства на сей счет. Чарлз Бенкс может целый день пускать дым и нести околесицу, а я буду целый день улыбаться и поддакивать ему. Но у меня своя работа, а у Бенкса – своя. Что же касается вас обоих, то это дело не по вашим зубам.
– Я приму решение, не затрагивающее ни вас, ни дипломатов, – заявил Холлис, выходя вместе с Лизой.
– Знаю, что примете, Сэм, – дружелюбно сказал Айлеви. – О, в субботу, в шесть тридцать, в зале для приемов состоится званый вечер. Будет посол. Вечера для персон нон грата намного веселее обычных проводов. Будьте готовы к розыгрышам. Подготовьте всякие шуточки насчет того, почему вас отзывают.
– Не позволяй этой стране и этой работе вынуть из тебя душу, Сэз, – посоветовала Лиза.
Он на мгновение задумался, прежде чем ответить.
– Если я способен выйти в холодную ночь, чтобы помочь преследуемой женщине, значит, со мной все в порядке.
– Надеюсь, что так.
– Я тоже.
Айлеви попрощался с ними за руку и запер дверь.
Когда Лиза и Холлис остались наедине, она спросила:
– А что случилось в Вашингтоне?
– Приятели Сэза устроили нападение на дочку советского дипломата в Вашингтоне. На девчонку-подростка. Оставили ее валяться со сломанной челюстью в кампусе американского университета.
