Генерал Гардинг быстро окончил свое дело, приведшее его в Лондон, в чем ему немало содействовал старый Лаусон.

Доверять 30 тысяч лир почте, когда дело шло о спасении человека, казалось очень рискованным, потому это дело и было поручено сыну Лаусона, который должен был завязать личные сношения с синьором Джакопи.

Молодой Лаусон отправился с первым же поездом из Дувра в Италию, захватив с собой мешочек с золотом.

Он прибыл в Рим до истечения десяти дней срока, данного бандитами, и сейчас же принялся отыскивать улицу Вольтурно.

Он без труда нашел улицу и дом под № 9. Сомнений быть не могло, так как на дверях было написано: синьор Джакопи, нотариус.

Лаусон постучался, но дверь открылась только после второго удара. На пороге показалась ужасная старуха, лет семидесяти, по крайней мере. Но англичанина это не смутило. Он принял ее за служанку нотариуса.

— Здесь живет синьор Джакопи? — спросил Лаусон, знавший итальянский язык.

— Нет.

— Как же нет, когда на дверях висит его карточка?

— Это правда, ее еще не сняли, но это не мое дело. Мое дело стеречь дом.

— Так значит, синьор Джакопи больше здесь не живет?

— Господи, что за вопрос, вы шутите, синьор!

— Мне не до шуток, уверяю вас… У меня есть очень важное дело к нему.

— Дело к синьору Джакопи! Пресвятая Дева! — прибавила старуха, осеняя себя крестным знамением.

— Ну, конечно, чего тут странного?

— Дело к покойнику! Боже милостивый!

— Покойник! Синьор Джакопи!

— А то кто же, синьор? Все знают, что он был убит в первый день восстания, а потом поднят и повешен на фонаре, потому что его обвинили в… о, синьор, даже страшно повторять, в чем его обвинили.

В страхе и удивлении англичанин даже выронил свой мешок с золотом. Неужели он не добьется никакого результата!

Опасения его оправдались. Все, что он узнал о Джакопи, заключалось только в том, что это был алжирский еврей по происхождению, который перешел в католичество и по временам куда-то надолго и таинственно отлучался. И что вследствие какой-то непонятной причины он навлек на себя народную ярость, жертвой которой и пал в первый день революции.