– Тебе тридцать два года, и в тебе семьдесят пять килограммов. Ты был в цветке?

Я молчал. Но дед смотрел прямо мне в глаза.

– Савелий, но это же был какой-то фокус, да?

– Может быть, может быть. А ты как думаешь сам? Как ты залез туда?

У него была точь-в-точь такая же интонация, как у героя старого фильма «Волшебная лампа Аладдина»: «Мубарек, зачем ты залез в кувшин?» Мы вошли в дом, и он усадил меня на скамью. Сам сел прямо на пол. Не дожидаясь моего ответа, в котором в общем-то и не было нужды, стал говорить:

– Учёные уже давно упорно работают в области элементарных частиц. Мезоны, гипероны, бозоны. Казалось бы, что с того? Найти самую элементарную частицу – вот задача. Такую частицу, мельче которой уже не было бы. Зачем?

Она – основа всего. То, из чего создана материя. Она – сама материя.

Эта эмпирическая частица последняя в ряду. Дальше её – уже энергия идёт.

Известно также, что такая частица пока не открыта. Иные и вовсе сомневаются в её существовании.

Но мало кому известно, что всё же такая частица была открыта, только никто не заметил этого исторического события. Кроме старика Эйнштейна.

Фотон, движущийся со скоростью света, претерпевает любопытные изменения. В любой бесконечно малый отрезок времени он является либо электроном, либо электромагнитной волной. То есть – либо материей, либо энергией. Эйнштейн пришёл к выводу, что фотон и есть та самая частица, стоящая на границе энергии и материи. Кирпичики, из которых состоит вселенная. Другими словами, материя – это фотоны, свет. А свет, как известно, это то, посредством чего мы видим, воспринимаем весь мир.

Но тогда получается, что материи не существует, есть только свет, только он и реален.

Все последние работы Эйнштейна были изъяты, а сам он объявлен сумасшедшим. Это было не слишком открыто, но всё же очень умело, да. К чести спецслужб того времени.

Я был поражён. Никогда ещё Савелий не говорил так много! Между тем, он продолжал:

– Что это значит? Материи не существует в том понимании, к которому мы все привыкли.

– А что же тогда… существует? – спросил я, пытаясь хоть что-нибудь прояснить.

– Существует наше восприятие, наше сознание. Оно-то и «создаёт» материю, мир. Мир – это свет, который мы видим. Или хотим видеть.

– Я где-то уже слышал что-то подобное: «Стол – это не стол. Это иллюзия»….

Дед зло посмотрел на меня.

– Мир – это не иллюзия. Это реальность. Всё, что мы видим – реальность, даже если она и не сообразуется со здравым смыслом.

Он помолчал немного.

– Но для нас с тобой главное – не это. Главное то, что световые волны служат для описания вероятности появления в данном месте фотонов; частицы вещества в свою очередь управляются величиной, имеющей волновой характер. Постоянная Планка управляет величинами в обоих случаях. Проще сказать, энергия управляет материей, а материя – энергией. А так как мы установили, что это – одно и то же, и всё сводится к восприятию, то задача ещё более упрощается. Ничего не стоит управлять восприятием – как своим собственным, так и чужим. И заметь, всё это будет абсолютной реальностью.

Я был подавлен.

– Так ты так и сделал? Управлял моим восприятием? Но я всё равно не понимаю, как….

– Как? Конечно же, с помощью постоянной Планка! – дед Савелий покатился со смеху.

Я сидел напротив и пытался связать сказанное им в какую-либо стройную систему. Это было сложно сделать, поскольку я столкнулся с новой, неизвестной мне доселе логикой. Мне хотелось спорить:

– Но ведь есть реальность, а есть иллюзия… Где кончается одно, там начинается другое – это разные понятия!

– Хорошо, объясню тебе по-другому. Я вкладываю другой смысл в эти слова. Тебя учили, что мир существует независимо от того, существуешь ли ты в нём, или нет. Отчасти это так. Дело здесь в том, что подразумевается под этим словом – мир. Тот мир, к которому ты привык – из атомов, молекул, твёрдый и предсказуемый – не настоящий. Это я так говорю для того, чтоб ты понял суть. Я говорю – не настоящий, но это не иллюзия. Но ты уверен, что видишь его, и именно потому, что он – есть. Всё так бы и было – если бы существовала материя.

Я постепенно запутывался всё больше и больше. Между тем, Савелий продолжал:

– На самом деле всё как раз наоборот. Мир, этот мир, к которому ты так привык, является не источником, а продуктом твоего восприятия. Он вторичен. Ты желаешь его видеть таковым, и он таковым становится. Ты его создаёшь, ты – и многие другие. Он – коллективный продукт желания миллиардов людей. Когда ты родился, рос, и тебя обучали – ты принял условия восприятия, тебе предложенные. У тебя просто не было иного выхода, пришлось довольствоваться предложенным – за неимением альтернативы, да. Тебя заставили видеть мир таким. Всё, что так создано – абсолютная реальность. А иллюзия – это другое. Это то, чего нет.

Но ты можешь не согласиться с этими условиями, навязанными тебе обществом, и тогда реальность станет другой. И это не будет иллюзией. Более того, ты можешь отменить соглашение для сознания другого человека, или даже группы людей. Но для этого нужна немалая сила.

Я размышлял некоторое время. Потом спросил:

– Ты говоришь, что мир – настоящий мир – не такой. Тогда какой же он, Савелий?

Дед помолчал, глядя на лютик.

– Мир – это свет. Ты ещё увидишь его.

Так началось моё обучение.

Глава 6.

Почти всё лето мы провели в лесу. Вернее сказать – я провёл всё лето в лесу, а дед Савелий только руководил этим процессом. Этот процесс он называл полным очищением. Я должен был очистить сознание от всей «шелухи» – так Савелий называл мой образ мыслей, да и образ жизни заодно. И, надо сказать, не без великого труда я преуспел в этом.

Я подолгу находился один, среди деревьев и лесных обитателей, питаясь тем, что посылала матушка природа. Дед Савелий навещал меня, непостижимым образом всегда определяя безошибочно моё месторасположение в самой глухой чаще. Он приносил «вкусненькое» – варёный картофель и хлеб. Постепенно всё городское развеивалось в голове, и на свободном месте возникали новые, подчас звериные чувства и ощущения. Я слушал ночные шорохи, крики птиц, я чуял запах зверей. Я стал хорошо видеть в темноте. Но главное было то, что через какое-то время я совсем перестал размышлять – жевать эту бесконечную мысленную «жвачку» о бессмысленных делах и проблемах. Их просто не стало. Но я мог и запускать этот процесс по своему желанию снова.

Сознание стало чистым и ясным.

Достигнув этого (по настоянию деда), я обнаружил в себе некие доселе неизвестные способности. Например, я стал слышать, как движется сок по стволу дерева, как открывается сердечный клапан у полёвки под толщей земли в норе, а полёт летучей мыши меня просто оглушал – у неё был слишком мощный эхолокатор…

Я видел тёплые волны ночного леса, его волю, намерения. Рысь, подстерегающую добычу – её желание убить. Огонь сознания совы, преследующей полёвку. Страх полёвки был малинового цвета. И я ощущал всё это не умом, а как-то животом, что ли. Я необъяснимо менялся.

Это новое чувство разрывало сердце надвое и страшно пугало меня. К осени я вернулся на хутор Савелия в надежде, что там всё войдёт в наезженную колею. Но мои ожидания оказались напрасными – лес что-то изменил во мне совершенно бесповоротно. Я стал другим. Я видел, и эта способность видения упрямо не исчезала.

И только сам дед Савелий остался для меня непроницаемым совершенно, как стена.

Я набирался сил и отдыхал целую неделю, а Савелий занимался хозяйством.

Он был доволен, оглядывая меня.

– Ты всё это умел и раньше, только не замечал, не придавал значения. Сейчас ты можешь видеть и слышать, но пока не умеешь действовать. Это ишо всю зиму учить будем.

Я посмотрел в бочку с водой и отшатнулся – густая борода, спутанные волосы и впалые щёки. Горящие безумным огнём глаза.

…В ноябре начались морозы. Я перебрался в избу, и мы начали временами протапливать её на ночь. Первое время я дивился отсутствию бани на хуторе, но Савелий мне объяснил это.