От той поры у меня сохранилось стихотворение. Хочу сразу предупредить, что поет из меня никакой. Но мои наивные стишки мне не хочется вычёркивать из моего прошлого, также, как иногда бывает жалко выкидывать какую-нибудь старую, но любимую кофточку.
Москва. Сокольники.
Кожевенно – обувной техникум.
Наши годы незаметно мчатся,
Может, навсегда нас разлучат,
Может, не придётся увидаться,
Нас дороги разные помчат…
Правда, мы народ весёлый очень,
Где ни будем, нам не пропадать,
И какие трудности не будут,
Побеждать их – нам не привыкать.
Но друзей, товарищей, подружек,
Золотые дни с кем провели —
Никогда нигде не позабудем —
Были, есть и будут дороги.
Хорошо осеннею порой
У окна немного погрустить.
Вспомнить, как Московскою весною
Не могли мы юность оценить.
И тогда об этих днях напомнят
Мне вот эти самые стихи,
Где пишу о вас, моих знакомых,
И о том, как проводили дни…
Вот такие наивные строчки… Я всё ещё оставалась ребёнком, хотя мне уже исполнилось – 16 лет.
Часть 15
Талочка
А что же стало с моей подружкой – Светланой Кулинич, или как её все называли – Талочкой.
Училась она в торговом техникуме хорошо, может быть, даже отлично. Она была очень симпатичная. Жаль, что у меня не осталось её фотографии. Было естественным, что она многим нравилась, но случилось противоестественное – в неё влюбился преподаватель, которому, кажется, было уже около 70 лет.
Был он огромным, полным, если не сказать – толстым стариком. Мне трудно было представить его красивым, для меня тогда все старше 30, уже казались старыми. Но позже мне Тала показывала его семейные альбомы, в которых он на фотографиях в молодости был необычайно красив. Он был из интеллигентной семьи, получил в своё время, еще в начале 19-го века, утончённое воспитание и несколько высших образований.
Ухаживать за Талкой он стал очень осторожно, так как, вероятно, дорожил работой и репутацией. Сначала он предложил ей помощь в усвоении своих предметов. Он занимался с ней после уроков, в техникуме. Кажется, он преподавал – «холодильные установки». Потом он стал назначать занятия у себя в доме. Кончилось это тем, что Талка забеременела. Не знаю, как он уговаривал, чем её прельстил, что обещал? Но главное, как ей не было противно? Может быть, он её изнасиловал? Скорее всего, опоил вином. Но теперь уже было не важно – как он соблазнил её, факт был на лицо.
Анна Сергеевна, мама Талки, встретилась с ним. Талка бросила учёбу, и осталась жить у матери в совхозе. Я видела его, когда он несколько раз приезжал к ним в совхоз. Он привозил в сетках свёртки с едой, гостинцы Талкиным сестрёнкам, и, естественно, ей. Переговоры шли долго. Жениться по каким-то причинам он не мог, так как его сразу же осудили бы за развратные действия, хотя Талочке тогда уже исполнилось 18 лет.
В техникуме каким-то образом узнали о его «шалостях», пригласили его на общее собрание педагогов. Он, конечно, всё отрицал, утверждая, что всего лишь принимал близко к сердцу тяжелое положение её семьи.
И опять он зачастил в совхоз. Длительные переговоры с Анной Сергеевной привели к следующему результату. Он удочерил Свету, прописал у себя, в Московской квартире. Семье Кулиничей он купил козу. В ответ на это, Света написала заявление в дирекцию техникума, что ребёнок, которого она ждет, не от него, а от какого-то молодого человека, который сейчас находится в армии.
Светлана переехала жить в Москву, к новоявленному отцу, а в совхозе все говорили о том, что Анна Сергеевна обменяла дочь на козу…
У Сетки родилась дочка Леночка, а через год – сын Пётр.
На фотографии – Анна Сергеевна Кулинич, её младшая дочка – Эллочка и дети Талки – Петя и Леночка
Такая молодая мама и уже с двумя детишками… А «папа» вскоре отправился на тот свет. Видно, любовные нагрузки и эмоциональные стрессы сделали своё дело.
И тут началось самое интересно. Нашлась мама этого «папы». Ей было 90 с лишним лет. И она претендовала на квартиру, в которой жила Талка. Дело дошло до суда, на котором уже посмертно признавалось, что он был не папой, а отцом ребятишек. Судья встал на сторону Светланы, тем более, что у мамы (Талочкиной свекрови) была собственная квартира…
После окончания суда, вся семья Кулинич переехала к Светке.
Я одна из первых побывала у них в гостях. Квартира находилась на Дербеневской набережной. Если смотреть с берега Москва-реки, то на той стороне бросались в глаза трубы какой-то фабрики, или завода. Если перейти мост, и пройти мимо этих серых промышленных зданий, начинался массив каменных домов, очень старых построек. Нужно было пройти через арку во двор, в середине которого был разбит сквер, со всех сторон окруженный домами, подъезды которых выходили во двор. Дальний дом и угловой подъезд был потом знаком не только мне. У нас, как и у многих из Вельяминовского совхоза, не было в Москве родственников, поэтому при необходимости все совхозные близкие друзья, вроде нашей семьи, всегда спешили переночевать у Кулиничей. Мало того, с их согласия, к ним приезжали и наши некоторые родственники, приезжавшие в Москву.
Квартира была, кажется, на третьем, может быть, на четвёртом этаже. Я не помню, как выглядела кухня, но, когда я первый раз побывала у Талки, увиденное произвело на меня жуткое впечатление. Комната была оклеена тяжелыми на вид, шелковыми обоями, может быть, настоящим шелком. От старости обои стали почти чёрными. И только вглядевшись в них, можно было различить штрихи рисунка с позолотой. На стенах висели в рамах такие же тёмные чьи-то портреты (наверное, его предков), выполненный ещё в 18-ом веке, если не более раннего периода. Кроме портретов, по стенам были развешены ещё какие-то картины. Оттого, что окно, вероятно, не мылось много лет, свет в комнату просачивался еле-еле, и не освещал, а как бы заполнял комнату серым туманом, не в состоянии разогнать, царящий круглосуточно, полумрак.
Вся мебель – и круглый стол с бархатной скатертью, и вычурные стулья и кресла – всё было под стать общей атмосфере. Казалось, что ты попал в совершенно другой мир, не из нашей жизни. И становилось жутковато, так как казалось, что по углам комнаты и по стенам струились какие – то тени, которые вот-вот выползут и набросятся на тебя сзади.
Когда к Свете переехали мама с сёстрами, они попытались преобразить квартиру, по крайней мере, отмыть окна, но обои они смогли поменять только много позже. Я не знаю, где они все ухитрялись спать, ведь, вместе с детишками их оказалось 7 человек. Помню только, что кто-то из девчонок спал на полу, и когда на ночлег забредали «гости», их укладывали, естественно, тоже на пол, продолжая ряд спящих. В комнате стояла огромная кровать, на которой спала Света, Анна Сергеевна и малыши.
Проследить дальнейшую судьбу этой семьи мне до конца не удалось, да я и не ставила такой цели. Знаю только, что девочки выросли и вышли замуж, оставив эту квартиру. Алла погибла, утонув в реке…
В настоящее время иногда по телевизору мелькает фамилия – КУЛИНИЧ ПАВЕЛ, кажется – художник. Может быть, это сын Талки?
Однажды, года через два, я приехала к ним в первой половине дня, Талка ещё не вставала с постели, в которой она лежала с каким-то мужчиной. Она начала пить, и приводить домой мужчин, не обращая внимания на то, что здесь были маленькие дети. Мать она не слушалась, упрекая её, а в чём? Ведь она сама была во всём виновата. Анна Сергеевна от таких переживаний стала быстро стареть, вся поседела, и у неё стали дрожать голова и руки…