Мраго нахмурилась в возмущении, порываясь ответить, что никакого чернокнижия нет, что он пытается найти лекарство, что его оболгали и также, как и за ней, установили слежку — но не сказала ничего. Увидела вдруг, как на пороге возникла фигура господина в фраке — качнулся с пятки на носок, ухмыльнулся одной лишь Марго, и, подкрутив ус, исчез за цветочным вазоном.

Ладони сразу же взмокли, и пузырек едва не выскользнул на платье.

— На что вы смотрите? — капризно осведомилась Ревекка.

Марго вздохнула и крепче сжала подарок епископа.

— Ни на что. Голова закружилась… здесь невыносимо душно!

— Ах, милочка! Ваша правда! — Ревекка обернулась к лакеям, подзывая к столу. И, воспользовавшись случаем, Марго пододвинула второй бокал и, отвинтив крышку, плеснула в него бесцветное содержимое пузырька, сейчас же оглянувшись по сторонам — никто не видел: дамы болтали друг с другом, лакеи меняли графины, за дверями прохаживались гости и соглядатаи… да, Марго была уверена! Это за ней явился господин во фраке! Это посланник Дьюлы поторапливал ее! И доселе молчавший барон глумливо хихикнул внутри головы:

«На крючке, рыбка. Делай, что велено, или тебя распотрошат!»

Сглотнув слюну, Марго тут же разлила свежую воду из графина в оба бокала.

— Хорошо бы освежиться перед танцами, — слабо сказала она, один беря в руку, второй протягивая принцессе.

— Благодарю, милочка, — Ревекка приняла его в обе ладони, а глаза почему-то лукаво заблестели. — Вы знаете, еще месяц назад я не так страдала бы от духоты, но теперь… — она качнула бокалом, с улыбкой разглядывая его на свет, и Марго бросило в пот, — теперь все изменилось. О! — она снова придвинулась к баронессе и зашептала в самое ухо, обжигая дыханием: — Я не говорила еще никому, но вам, милочка, расскажу, потому что вы честны и умеете хранить тайны. Вы ведь сохраните тайну, не так ли?

— Конечно, — одними губами пролепетала Марго, онемевшими пальцами сжимая бокал и чувствуя, как волнение стягивает внутренности в узел.

— Я ожидаю наследника, — прошептала Ревекка.

И, сразу же отстранившись, в несколько глотков осушила бокал.

— Как?!

Марго вскочила.

Салон завращался вокруг нее каруселью. Поплыли лица придворных дам, цветы, гобелены, лакеи в праздничных ливреях. Пузырек выпал из разжавшихся пальцев и, крутясь, покатился под софу.

— Вы…

— Шш! — Ревекка прислонила палец к губам и поднялась тоже. — Вы обещали, так? Пока это тайна, я собиралась рассказать супругу по окончании бала. Да что с вами? — заметив побелевшее лицо Марго, всполошилась тоже. — Вам, никак, дурно?

— Слегка, — ответила баронесса, прижимая пальцы к виску. — Простите, ваше высочество. Мне нужно на балкон…

— Конечно, конечно! — кивала Ревекка, и Марго больше не видела ее лица, а видела расплывающееся белесое пятно, где вместо глаз зияли черные дыры. И призрачный барон смеялся и бесновался в сознании, бесконечно повторяя слова его преосвященства:

«Речь не идет об убийстве, только об угасании… Трех капель хватит, чтобы ее высочество никогда не смогла бы зачать наследника…»

Если бы знать раньше. Если бы…

«А что тогда? — продолжал фон Штейгер. — Ты все равно бы сделала это. Ты ведь опробовала эликсир ютландца на себе, прежде чем подменить пузырьки».

— Не знаю! — вслух простонала Марго, прислонясь плечом к мраморной колонне и зябко вздрагивая всем телом. — Я не знаю, как эликсир повлияет на беременность! Видит Бог, я не желаю зла их высочествам!

Она закусила пальцы, жмурясь от слепящего света и пытаясь выровнять сбившееся дыхание. И едва не подскочила, когда на оголенное плечо легла чья-то ладонь.

— Маргит, — услышала она чужой, но такой знакомый, желанный и одновременно ранящий душу голос. — Ты пришла…

Обернувшись, Марго встретилась с янтарным взглядом Спасителя.

В груди сделалось тесно и горячо: от обжигающего ли касания, от внутреннего ли жара, зародившегося под сердцем. Опустив ладонь — скользящим, неуловимо ласкающим движением, — кронпринц повторил совсем тихо:

— Ты пришла. Я рад.

— Вы приказали, ваше высочество, — ответила Марго, не узнавая себя за дрожью в голосе. Она боялась поднять глаза, боялась, что взгляд выдаст ее смятение, ее испуг; расскажет о только что совершенном преступлении — не убийстве, нет-нет, Марго запретила даже думать об этом! Ведь красная пыль излечила ожоги Родиона, а после, добавленная в эликсир доктора Уэнрайта, избавила саму Марго от бессонницы и женских болей.

— Мой приказ — это гарантированный допуск ко двору, — услышала в ответ и прижалась голыми лопатками к мрамору колонны: близость Генриха была столь неуместной, столь тягостной и все-таки желанной. — Но я понимаю. Должно быть, непривычно видеть столько высокомерных особ разом… и меня в придачу. — Мимолетно, будто случайно, коснулся ее руки, и, почувствовав сковавшее Марго напряжение, добавил: — Ты совсем отвыкла.

— Я в смятении, ваше высочество, — с усилием выговорила она, все так же не поднимая глаз. — Это мой первый рождественский бал, я не знакома ни с кем из присутствующих.

Марго, наконец, подняла взгляд — будто увидела Спасителя впервые: не такого, как на портретах, не такого, каким запомнила тем августовским утром, и чей образ бережно хранила в памяти. Нынешний Генрих был другим — повзрослевшим, утомленным и совсем неулыбчивым.

— Знаю, — сказал он, за изломом бровей скрывая нервозность. — Я здесь так же одинок, как и ты, Маргит, и лишь воображаю, что знаю всех наперечет. Смотри, смотри! Это герцоги Аушпэрги, — он дернул щекой, фальшиво улыбаясь проходящей паре, и те столь же искусственно улыбнулась и ответ. — Они похожи на заводных болванчиков, и все надеются урвать кусок посочнее от императорского стола… или от императорской власти. Взгляни на того господина, — проследив за взглядом Генриха, Марго увидела высокого, статного военного с буйной иссиня-черной шевелюрой и умными птичьими глазами. — Турульский посол сегодня изображает мою тень. Он как ворон, что вьется над тяжело раненным бойцом. — Поджав губы, Генрих отрицательно покачал головой. — Нет, нет, друг мой Бела. Я снова и снова отвечу отказом. А вот и граф Рогге…

Сердце сковало неясной тревогой. Марго оглянулась, точно ища в толпе помощь или путь к отступлению, но, уловив движение баронессы, Генрих взял ее руку в свою:

— Не бойся, подойдем! Я давно искал возможности поговорить с ним. Мое почтение, граф.

Моложавый старик с пышными седыми усами с достоинством поклонился и браво ответил:

— Ваше высочество! Благословите!

— Не раньше, чем вы представите нам эту очаровательную крошку.

Марго дернулась от столь фамильярного тона, но, взглянув на спутницу старика, призналась, что иначе назвать это воздушное и юное создание никак нельзя.

— Дочь, ваше сиятельство? — позволила себе осведомиться Марго.

Старик заулыбался, обнажив крепкие желтоватые зубы.

— Супруга.

— Однако! — присвистнул Генрих, и юная особа, опустив густые ресницы, залилась румянцем. — Сколько ей лет?

— Семнадцать исполнилось, ваше высочество.

Висок кольнуло болью. Почудилось: щеки старика округлились, бакенбарды стали гуще, взгляд злее, и вместо незнакомца глянул на нее покойный муж.

— Что за сочная куколка, не так ли? — проскрипел он, выдыхая могильный смрад. — Что за удовольствие греть старые кости об это белое тело. Что за восторг брать ее чистоту, ее свежесть, и пятнать своим старческим уродством. Знакомо ли тебе?

— Свадьбу сыграли в ваш отъезд, — тем временем продолжил граф, и Марго, очнувшись от наваждения, сцепила пальцы в замок. — Благословите?

— Бог благословит, — ответил Генрих и выронил стянутую перчатку. — Простите, я так неловок. Вы могли бы подать ее, граф?

Скользнув испуганным взглядом по изуродованной ладони Спасителя, с несвойственной старику прытью граф Рогге подхватил с паркета оброненную вещь и протянул кронпринцу. Марго тоже опустила взгляд, но смотрела не на обожженные пальцы Генриха — она смотрела на рубиновый перстень графа. Знакомый перстень, будто виденный ранее.