– А почему вы не можете к ней больной съездить? – Взгляд соседа буквально метал искры, как оборванный кабель высоко напряжения.

– Я не могу ее видеть, когда она болеет, – с рекордным спокойствием ответил он.

– Понятно, – снова сказал я и откупорил вторую банку. – И тут я заметил, что я тоже не шибко-то хмелею, быть может, дело было что-то в чае, который мы выпили.

Пока мы молчали, Глеб Борисович изучал надписи на банке, затем заявив:

– Как всегда, плотность пива не соответствует действительности. Вкус, как у воды, а они пишут двенадцать. Впрочем, обман повсюду. Человек, обман и выгода нераздельны как солнце свет и тепло.

– Вы считаете, человек всегда обманывает?

– Не всегда, он порой жаждет быть обманутым. Жажда обмана жажда быть обманутым, корысть стремление к смерти и удовольствию вот, пожалуй, основные мотиваторы жизни человека. Впрочем, корысть и жажду обмана можно свести к тому самому стремлению к удовольствию. Вот гляньте на последние события во владычестве. Пособники нового ордена пошли на баррикады свергли примаса со всей его свитой, пролили море крови, погибших сторонников тут же канонизировали, тем самым положив начало пафосу, приправившему блюдо абсурдности. Нашлась куча клиентов с успехом и даже удовольствием поглощавшая это удивительное по мерзости и отвратности блюдо. А что в итоге то? За что боролись? Ужель настало царство небесного отца на Земле, как фактически всем обещали? А ни черта подобного! Чего собственно и следовало ожидать, толпа снова съела умело приготовленный и приправленный кусок застарелого дерьма, лишь поначалу казавшимся шедевром кулинарии и концом надоевшей стряпни предшественников.

Ведь новый орден приходил к власти, исповедуя взгляды финансовой сдержанности, дабы попы всех рангов не пухли, как блохи, высасывая последние соки из паствы в рамках целого владычества и его территориальных делений от диаконств до епархий. – Заметьте эти речи, произносил человек, который в лучшем случае должен был разварить о том, кто кого здесь уважает.

– А в итоге после того как муть осела, все вернулось на круги своя только сменился цвет кошельков и ряс высшей иерархии владычества. Еще в самом начале массовой смуты, только грозящей перерасти в вакханалию, я и мои соратники говорили, что никто ничего такими методами не добьётся, что ослепленная толпа это самые ослы на спинах которых въедут в святой город мнимые цари. Как нас только ни называли, мечущие взглядами молнии болваны и отщепенцами и уродами и виновниками смертей во время конфронтации и даже унылым говном, всегда плывущим по течению.

Время великий лекарь, великий судья и великий убийца показало нам исход разложенного годы назад пасьянса. Сторонники былых реформ загнаны в угол, а взобравшаяся на вершины иерархии свита недавно испеченного примаса творят кровавый произвол, снова-таки сдабривая его потребными количествами необходимых пряностей мировоззрений. И уж поверьте, жаждущих вкусить пряную баланду из алюминиевой, измятой миски, покрытой микронным слоем позолоты хоть отбавляй. Когда ни будь их всех стошнит и они попросту захлебнуться в реках блевотины, сметающей абсурдные конструкции карточных домиков на своем пути.

Так было есть и будет, ордена отстаивают, свои интересны, а умирает паства. Теократическая бойня всегда была выгодна служителям орденов, а фанатикам всегда можно внушить, что владычество в опасности и что только они смогут спасти его от гибели. Еще бы не будет владычества, не будет иерархической верхушки в том виде, в котором она сейчас и есть вот, и получается, борясь за монополию власти, они проецируют ее на безопасность владычества.

Я некоторое время не мог собраться с мыслями после вылитого на меня откровения. Чтобы хоть как то разогнать тишину я поинтересовался:

– А кем вы сейчас работаете?

– То тем, то тем, – расплывчато ответил Глеб Борисович. – Все равно для вас это не важно. Это был всего лишь вопрос вежливости, всего лишь вопрос растерявшегося человека. Сейчас это не главное. В данный момент для вас главное – ваша растерянность, причина которой вовсе не в спиртном.

Люди рабы на галере, истинные хозяева которой сокрыты в тумане неведения. Избираемые надсмотрщики – всего лишь актеры. Каждый надсмотрщик приходит к власти, таща за собой интересы теневых владык, как лошадь тяжеловоз перегруженную телегу.

Разумеется, любой примас рассказывает, как он любит и ценит свою паству, но самом деле мы понимаем паства это всего лишь инструмент деяний его хозяев. Кстати Николай, а что вы думаете о своей работе?

– Ну не знаю, детей я люблю, а остальное.

– А остальные мишура, – закончил он за меня. – Остальное это пиршество абсурда. Самое забавное, что абсурд держится на слепо поклоняющихся ему людях. Всегда найдется тот, кого тошнит от абсурда и тот, кто станет его верным апологетом. Ведь вы посмотрите на работу любых учреждений особенно владыческой важности. Какие там люди серьезные ну просто жрецы бога серьезности. Они с важным видом расхаживают по кабинету, а речь их давным-давно потеряла живость, их речь мертва, они говорят мертвыми фразами, они превратились в телесное олицетворение документов. Для них есть только одна правда-истина – документы, по части проверки их подлинности и правильности оформления они собаку съели.

Стоит вам, цитируя писание ошибиться в слове или предлоге, вас тут же обвинят в нерадивом подходе к работе и заставят написать оправдательную грамоту, можно подумать с вас убудет, что вы написали требуемую писульку. Очевидно, они, читая этот документ, испытывают некое подобие оргазма. Стоит человеку занять административную должность как он начинает умирать, в нем отмирает все человеческое, он становится машиной, рабом чернил. А ведь есть люди, слепо плывущие по реке абсурда. Их большинство. Заражаясь абсурдом, они тот час полагают, что это их мнение и начинают бить себя пяткой в грудь, доказывая, что это их и только и мнение. Им не дано понять, их мнения не существует, есть копирка чужого мнения. Когда человека спрашиваешь: «это твое мнение?» он, традиционно, отвечает «нет, но я с ним полностью согласен». Большинство людских мыслей – это кредит чужих взглядов. Но этот кредит выплачивается глупыми или даже роковыми поступками, творимыми ради призрачных идей, принятых за собственные взгляды. Люди, совершают несусветные глупости, свергают примасов, уничтожают целые паствы, сами идут на смерть. Вот скажите, какие идеи заслуживают самопожертвования?

В ответ я пожал плечами. В голове шумело, мир казался добрым и отзывчивым.

– Мысли человека роятся в голове, – продолжал Глеб Борисович. – Голова – часть тела, а значит мысли, идеи и взгляды имеют значения до тех пор, пока вы живы. Если вы умрете, всем будет плевать на ваши взгляды, разумеется, вам, может, поставят памятник, учредят премию имени вас, но все это так пускать пыль в глаза.

Человек кичится своими взглядами исключительно пока жив, как только сердце споткнется в груди, как только легкие перестанут ласкать себя воздухом, мысли умрут, умрут навсегда. Спрашивается, какого черта жертвовать собой ради идей?

– Ради людей, ради будущих поколений, – сказал я.

– Не смешите меня, нам наплевать на остальных, мы по своей природе эгоцентричны. А все эти крики о человеколюбии и спасении окружающей среды еще одна песчаная буря. Мы всегда ищем себе наилучшее из возможного. Когда вы не покупаете булку, потому что она вам на не нравится, вас же не заботит, что те, кто ее испек лишиться прибыли. – Я кивнул. – Нам на всех наплевать кроме себя! Повысив тон, сказал Глеб Борисович, поставив банку на стол, – хотя во имя себя мы в тоже время поклоняемся смерти, но об этом потом.

– Погодите, а как же жертвы теологических противостояний?

– Я вас умоляю, люди устают от кровопролития, нервная система не выдерживает, дома им не видать как своих ушей по доброй воле вот и идут они на самоубийство. Этот вид членовредительства для них самый оптимальный на иной не хватает смелости. Самоубийца вовсе не трус, как нам внушают повсюду, но об этом тоже попозже, если конечно вы ещё захотите поболтать.