Эрнесто Дуган
Лайфхакер
Мы, псы бродячего племени, срываем ошейники.
Мы, псы бродячего племени, не целуем рук кормящего,
Мы, псы бродячего племени, едим свою пищу.
Мы, псы бродячего племени, отвергаем пределы.
Мы, псы бродячего племени, презираем цепи.
Мы, псы бродячего племени, сами красим мир.
Мы, псы бродячего племени, ненавидимы стадом.
Мы – псы бродячего племени, смотрим на цирк с холмов.
Мы, псы бродячего племени, проклинаемы пастухами.
Мы – псы бродячего племени, обвенчаны одиночеством.
Мы – псы бродячего племени.
Г.Б Остров
04.15.19
Ты давно идешь. Ноги отяжелели, ноет спина, ступни превратились в сплошной мозоль, а в душе не угасает огонёк веры в себя… Замерев на мгновение, ты глядишь вниз и восхищаешься своим упорством, уже не так болят ноги, не так ломит спину, не так горят обветренные, закаленные в холодных струях дождя щеки. Ноги едва двигаются, желания идти неумолимо гонит тебя вверх и вверх. Тебя подталкивает Вселенная, усмиряя бунт тела, и, наконец, ты, спотыкаясь, едва не на четвереньках делаешь последний шаг. Яркий свет на миг ослепляет тебя, чтобы потом подарить прозрение, свежие потоки воздуха пьянят. Ты слился собой, ты стал частью целого. Отныне ты выше мышиной возни, отныне Вечность это ты, а ты это Вечность и лишь в мыслях еще слышны отзвуки усталых шагов на долгом, но таком необходимом Пути.
09.14.13
Г.Б.Остров
Вместо пролога
Дорогой читатель, прежде чем ты начнешь читать мои записки, спешу тебя предостеречь, из-за них я поссорился с множеством друзей, родственники и вовсе отреклись от меня, для них стало зазорным общаться с подобным мерзавцем, как было замечено на последнем воскресном ужине. Кроме того, после попытки опубликовать записки у меня начались сложности на работе. Апофеозом моей травли со стороны инквизиции стало заточение в дом для душевнобольных, которому предшествовало нервное истощение после принудительного лечения в отделении экзорцизма центральной здравницы города. Экзорцисты всевозможными способами, описанными в литературе, пытались изгнать демонов, вселившихся в меня, добиваясь отказа от взглядов, изложенных в записках ну и, разумеется, покаяния. Их обряды едва не свели меня с ума.
Вопреки стараниям митрополита и его свиты, занимающей посты от провинциального попа до диакона одного из двенадцати диаконств города, я остался по эту сторону высокой стены, ограждающей мир мнимых здоровых от мира душевнобольных. Помогли мне в этом братья из заклейменного ересью братства калугеров. Уж не знаю, откуда братство берет деньги, но могуществом оно обладает приличным. Я даже склонен думать, они связаны с дегражданами, о которых мне однажды, мимоходом, намекнул главный герой моего повествования.
Едва моя книга усилиями калугеров оказалась на рынке, как вмиг разлетелась по рукам алчущих читателей. Вот уж не ожидал подобного успеха. Напрашивался второй тираж, а вместе с ним начинался новый виток моих мытарств.
В конце той памятной недели меня вызвали в местное отделении инквизиции. Служка в синей рясе с медным орденом на груди предупредил, что это не допрос, «ну да», – хмыкнул я про себя. В ходе разговора мне несколько раз намекнули о мерзости братства калугеров, чьи челны только по воле всевышнего топчут грешную землю. Затем, достав экземпляр моей книги из ящика массивного стола, инквизитор зачитал несколько выдержек и вежливо попросил прокомментировать написанное, я в свою очередь вежливо отказался, сославшись на то, что у нас же не допрос. Разговор длился не один час, в конце концов, меня поставили перед фактом либо депортация, либо исправительные работы на благо владычества. Вот какое милое название получила в наше время каторга. Нагромождение эвфемизмов – постоянный спутник проклятых слуг бумаг.
Понятное дело, я выбрал депортацию. Меня часто спрашивают, не тоскую ли я по родным землям. На что я отвечаю недоуменным, как можно тосковать по родным землям, находясь на них. Для меня родная земля – вся наша планета. Территориальная дифференциация человечества, с последующим внушением своей избранности, – это прекрасный способ держать стадо людей под контролем, временами стравливая друг с другом в угоду тех или иных интересов.
Кроме того, владычества- творения людей, а значит, сегодня есть, завтра нет. Понимая это, примасы владычеств мира проповедуют мнимую любовь к владычеству, ради которой и жизнь положить не страшно. Если же вы не идете на поводу пропаганды, отвергая навязываемое, вас клеймят еретиком и карают самыми суровыми мерами.
Шаткость владычеств прекрасно можно продемонстрировать на примере меня и моих родителей. Мы родились во времена иного владычества, которое по воле ветров перемен исчезло, навеки оставив после себя лишь богатое наследие во всех без исключения сферах жизни общества. Разумеется, люди тот час разделились на сторонников и противников былого владычества. Как бы там ни было, но спустя столько лет, мы все еще эксплуатируем изношенное наследие, в то время как многие аналоги захиревшей индустрии нынешнего владычества, увы, не по карману горделиво вскидывающим голову слепцам.
Так вот, пастве тогдашнего владычества, тоже ведь прививали землячество. И что в итоге? Куда девать ставшую неактуальной любовь? Вот как раз в такие моменты и просматривается абсурдность территориальной дифференциации людей, превращенных в прихожан генетически определенного владычества.
Резюмируя вышеизложенное, становится понятным насколько опасная вещь у вас в руках, что в любой момент, вас, поглощенных чтением, могут поймать с поличным клирики из отдела ереси при местном отделении инквизиции. И тогда участь вас ждет несладкая. Впрочем, зачем мне вас пугать, уверен, экземпляр в ваших руках, достался вам не так просто.
Мне остается пожелать вам гибкости взглядов, расставания с привязанностями, искренности перед собой и овладения искусством эквилибриста. Одиночный заплыв сложен, но что по сравнению с ним участь гребца на галере под аккомпанемент барабана иллюзий.
Глава первая
Трещина в оправе
В тот памятный год я закончил обучение в университете и решил жить отдельно от родителей. Подыскав себе, жилье по карману, я снял комнатушку в меблирашке недалеко от станции подземки самой старой линии в городе. Вопреки дешевизне воздушного транспорта метро по какой-то загадочной причине продолжало оставаться популярным среди горожан. Пожалуй, все дело в привычке нынешнего поколения.
Накануне моего переезда, всячески осуждаемого родителями, во владычестве начались теологические конфронтации. Тогдашний примас не угодил теневому союзу орденов и те, пуская в ход разные методы, мотивировали тысячи ослепленных умелой пропагандисткой пылью земляков, поднять бунт. Затеяв смуту, они всячески разжигали ее путем подкупов и новых обманов. Действующий правящий орден давно был у власти, часто реформировал устои владычества тем самым, снискав славу предвестников жесткой теократии.
Противостояние длилось месяцы. В центре городов отныне стало опасно гулять. Постепенно бунтовщики одержали верх и сожгли на костре, обвинив в ереси и сватовстве старого примаса с его свитой.
Последовало распределение победителями саквояжей полномочий и иерархическая чистка, разумеется все радикальные меры осуществлялись во имя небесного отца, благословляющего наше владычество, сумевшее доказать что оно достойный бастион на пути сил апокалипсиса. Даже от написания этих бредней меня мутит, а ведь они как удобрение ускоряют рост пафосных земляков из людей легко поддающихся действию моющих средств мировоззрений.