Многоэтажку закрыли на карантин в городе N.

На дверь приварили щеколду.

Новости

Шёл второй месяц чрезвычайного положения в городе N, где вовсю разгулялся вирус. Не то чтобы совсем разгулялся, но заболевших было уже много, и именно чтобы болезнь не накрыла страну лавиной, в городах был введен карантин. Люди сидели по домам, выходя на улицу только за продуктами или в аптеку, и то не далее километра от жилища, плюс по мелочам возле дома – вынести мусор или погулять с собакой. На всех праздношатающихся, кто не мог подтвердить направление своего передвижения, полиция составляла административный протокол и выписывала приличный денежный штраф.

Жители многоэтажки в городе N, в общем-то, к карантину уже привыкли, благо рядом был придомовой магазин и мусорные контейнеры – что ещё нужно человеку, который, с точки зрения биологии, – всего лишь ферма по переработке продуктов в отходы, а вирус, который и есть биология, разумней всего побеждать именно биологией. Зимой, конечно, многие мечтали о том, что, как только сойдёт снег, они выйдут на улицу, будут сидеть на скамейке и петь песни – тихо, чтобы не нарушать законов. Но весна наступила уже при карантине, и теперь по утрам в окна нижних этажей пели только разными голосами птицы, а в окна верхних по вечерам пели дурными криками, мечась тенями в воздухе, летучие мыши с чердака.

Карантин требовал дисциплины, и люди, поддерживая его, изо всех сил старались быть дисциплинированными. Бабушки, каждое утро до того поддерживающие скандинавской ходьбой с палками отказывающие к старости ноги, забыли про ходьбу и легли на свои кровати, погружаясь тихими мыслями в глубины старости. Дети забыли про то, как ходить в школу – впрочем, многие из них этого и хотели. Неудобство им доставляло только то, что играть во дворе было тоже нельзя, но это ведь важно – выработать с детства у человека иммунитет к одиночеству. Люди, привыкая к новому порядку жизни, и открывали многое, и забывали многое. Открывали книги, понимая, что, считая себя начитанными, много лет совершенно не брали их в руки. Фильмы, на просмотр которых раньше никогда не хватало времени. Детей, которые раньше вроде бы и были, но общение с ними было лишь бытовым, открывали для себя с удивлением и ужасом. Домашних котов и кошек, которым раньше доставалась лишь еда, пинки и окрики. Забывали, прилагая для этого все усилия, тоже многое – родственников, невест, друзей и престарелых родителей, живущих на другом конце города. Даже собаки, заботливые друзья человека, желая, чтобы хозяин избежал неприятных разговоров с полицией, кажется, учились гадить на балконах.

Никто не знал, когда закончится карантин, да и никто уже этим не интересовался – когда закончится, тогда объявят. Всё равно старая жизнь уже оставлена, а к новой уже привыкли – человек привыкает ко всему. Просто когда объявят, нужно будет заставить себя в это поверить.

И вдруг посреди ночи, возникнув в спокойных снах жителей многоэтажки, нарастая до безумия и пробуждая, заставив вскочить с кроватей, – вой многочисленных сирен, отблески мечущихся огней по стёклам окон – красных, синих, белых, топот множества ног во дворе. Не зря мистики говорили, что появление вируса не случайно, что он – преддверие скорого конца света. В доме сегодня обнаружен больной. Люди, как горох, высыпали на улицу, наспех накинув на себя одежду, – навстречу им из-за плотно сомкнутого ряда машин скорой помощи смотрели из темноты, не мигая, точки стволов и зоркие глаза врачей. Голосили сирены, сливаясь в единый вой, что-то грохотало беспрерывно, как в цеху огромного завода, усиливаясь, когда сверху, то из-за крыши дома, то навстречу по диагонали, низко пролетала чёрная тень винтов вертолёта. Перекрывая ад плотного шума откуда-то с неба, усиленный репродуктором, вещал монотонный голос, то теряясь, то появляясь снова:

«…Именем конституции, законов и предписания о карантине…»

«…Исполняя приказ об охране здоровья народа…»

«…Во избежание собраний, митингов и процессий…»

«…За нарушение всех распоряжений местных властей…»

«…Последует административное и уголовное наказание…»

Из-за машин скорой помощи в проёмы по одному потоком выходили щиты во весь рост с медицинским крестом – они выстроились перед машинами в линию, сомкнулись и медленно пошли на жильцов дома.

Безумие звуков смолкло, наступила сказочная ночная тишина. Медленно, шаг за шагом уплотнялся строй щитов, вдавливая массу жильцов, как зубную пасту обратно в тюбик, внутрь подъезда.

Пять минут – и со скрипом закрылась железная дверь, которую остался держать плечом, упираясь с усилием ногами в землю, лейтенант скорой помощи. Дверь вздрагивала от толчков, угрожая распахнуться, в её тонком, возникающем проёме просовывались и исчезали множество ладоней и пальцев.

– Быстрее! – глухим от усилий голосом прокричал он двоим сварщикам, бегом волочившим откуда-то издалека аппарат. – Больше не удержу!

Те дотащили, запыхавшись, и встали перед подъездом, поставив аппарат и не зная, что делать: железная дверь вздрагивала и билась, как живая. Подошёл второй офицер медицины, встал прямо перед ней, достал дубинку:

– Да что ж вы за люди! – и замолотил дубинкой по пальцам, вращая её над головой, как молот, пока не исчезла последняя ладонь и дверь не успокоилась, плотно примкнув к раме. За работу взялись сварщики, и через несколько минут на двери красовалась красивая железная щеколда со свежими сварными швами, которую лейтенант медицины торжественно и со скрипом накрепко задвинул.

Так единственный подъезд многоэтажного дома в городе N был закрыт на карантин в связи с ранее выявленным в нём зараженным вирусом и во избежание последующего распространения опасной инфекции.

Прошло много лет.

В глубине недавно построенного медицинского учреждения города N, называемого в народе просто учреждение, куда если и пускают посторонних, то только в общественную приёмную, а вызывают только повесткой или привозят на скорой, сидел за столом в кабинете полковник медицины и всматривался в документ, будто бы не веря.

– Так, подожди, – спросил он стоящего перед ним младшего по званию врача. – Давай сначала.

– Перебирали архивы начала двадцатых, – раз в сотый начал тот. – Приказ о закрытии дома на карантин есть. Приказа об открытии не подкреплено.

– Может, потерялся? – спросил полковник и сам понял, что спросил ерунду. Не может документ вот так взять и потеряться из старого архива.

Вскоре на адрес многоэтажки выехала бригада скорой помощи в составе лейтенанта-психолога, фельдшера-водителя и двух медбратьев, вооружённых согласно уставу. Бригада вышла и встала перед железной дверью. Лейтенант ощупал и осмотрел задвижку, убедившись, что она закрыта, и приказал остальным подождать в машине. Посмотрел вверх, в окна – кажется, затемнены, ничего не видать. После отодвинул с усилием заржавевшую от многолетних дождей щеколду, приоткрыл дверь и осторожно зашёл внутрь.

Подъезд был равномерно освещён спокойным светом, источник которого лейтенант не увидел, вверх уходила, как и во всех подъездах, лестница с перилами, стены, и всё вокруг было изготовлено из однородного, похожего с виду на пластик материала с металлическим серым блеском. На первой площадке стояли двое в серых же блестящих комбинезонах в обтяжку, волосы их были бриты под машинку. Оба синхронно и плавно подняли правые руки, обратив их ладонями к растерявшемуся от неожиданности лейтенанту.

– Приветствуем гостя извне! – торжественно, выделяя каждое слово, проговорил один.

– Несколько минут назад мы заметили странную активность за дверью, – дополнил второй.

Вдруг сверху, с лестницы, покатился детский смех – множество детей лет шести, веселясь, стайкой пробежало вниз и скрылось в левой квартире первого этажа. Лейтенант видел их сквозь перила.

– Не обращайте внимания, – улыбнулся первый, – у детей скоро урок. Математика. Матрицы высших порядков.