- Кислого.

  - Вот, что мне прибавит храбрости! - бодро сказала она.

  - И хурууд принесли, - сказала Хулан, взяв из рук служанки связку с шариками жесткого сушеного творога, похожими на белые камни.

  А сейчас наденьте мне боку! Надеюсь, вы принесли белила? Я не должна выглядеть жалкой, когда предстану перед Берке. Знаю, что меня казнят, но хочу умереть достойно.

  - Все принесли, хатун, - вмешалась в разговор Юлдуз. - Только поешьте сначала, вы совсем ослабли.

  - Пусть лучше Хулан ест, и так худая была, а сейчас совсем тощая стала! Не следишь за ней совсем! Зря тебе ее доверила! Твой орос, как там его... - обратилась она к Хулан.

  - Глеб, бабушка, Г-ле-б

  - Гэ-лэ-бе твой на тебя и глядеть не будет. Оросам тоже не нравятся худощавые. Как я раньше сердилась, а сейчас, думаю, это к лучшему, что ты уедешь далеко от Сарая.

  - Сейчас не время выходить замуж, когда творится такое беззаконие. Сначала мой отец, потом брат, потом ты... Кто следующий? Дядя Тукан или другие братья? не могу бежать, как трус, монголы не сбегают с поля боя, бабушка.

  - Не вздумай ничего делать! - строго, в приказном тоне сказала Боракчин. - Ты - не воин, ты - девушка. Что ты сможешь сделать?

  - Я не смогу спокойно жить на чужбине, пока Берке не сломают хребет за его преступления, как велит Великая Яса! - говорила тихо Хулан, чтобы не услышали стражники. Тех, кто стоял рядом, она не опасалась: в верности Юлдуз, кипчакской наложницы покойного отца, не сомневалась, а служанки - русские пленницы, привезенные пять лет назад, еще при жизни Бату, после похода Нюрына, не говорили по-монгольски.

  - Хулан, мы сделали все, что смогли. Только Хулагу нам мог помочь...

  - Надо писать в Каракорум великому кагану, полушепотом сказала Хулан.

  - Вспомни, кто посадил Мункэ на трон каган, - сказала Боракчин со скептицизмом.

  - Мункэ сам этого тяготился, он именно отца сделал ханом улуса, потом тебя регентом.

  - Даже если и так, не пытайся просить у него помощи. Твое письмо перехватят, а тебя казнят. У Берке свои люди по всему улусу.

  - А если через Масуд-бека? Он помнит, как хан Бату дал ему убежище, когда он с его отцом впал в немилость Дорегене-хатун.

  - Масуд-бек - наверно единственный мусульманин во всем Еке Монгол Улус , который был за нас. - Но мы не можем знать, за нас ли он сейчас. И Мункэ, похоже, согласился с решением курултая... , - говорила Боракчин, а в ее голосе слышалась безнадега. - Берке нравится многим людям: кипчакам - он их крови, мусульманам - он их веры. Он победил. Выходи замуж, уезжай, пока он не узнал, что ты мне помогала с побегом. В семье ороса тебе будет несладко: твой дед казнил его отца и деда, но там будет безопаснее, он обещал тебя защищать.

  Вдруг в юрту вошли стражники, и все поняли, что сейчас Боракчин поведут на суд. Теперь она была похожа на прежнюю Боракчин: красивую, с гордо поднятой головой, белилами на лице и черной краской на зубах, как делали женщины Дальнего Востока, чтобы скрыть изъяны зубов средневековья. Именно такой она предстала перед своим врагом и его нойонами в золотом шатре. Нукера пытался заставить ее склонить колени, но она его оттолкнула.

  Берке

  - Пусть стоит, сказал Берке. - Вы признаетесь в измене?

  - Нет, - твердым голосом ответила Боракчин. - Какой измене?

  - Покажите письма! - приказал он, и один из нукеров поднес к ней куски бересты, где был написан текст на монгольском языке уйгурским письмом. - Ты эти письма писала Хулагу! - стал он обращаться к ней теперь без почтения.

  - Писала. Так в чем измена? Хулагу - один из ханов Великого Монгольского государства, сын Толуя, наш родственник. Он - не иноземный правитель, как... Халиф Багдада!

  Лицо Берке побледнело от ее дерзости.

  - Молчи! Преступление - не письма, а то, что там написано! Клевета на хана и военачальников! Ты просила присоединить наш улус к его улусу. Сам Чингисхан сказал, что Кипчакские земли - владения Джучи и его потомков. Хотела нарушить волю Чингисхана?

  - Если бы Чингисхан знал, что ты и твой брат Беркечар отравили прежнего хана, чтобы он с вами сделал? За подобное преступление он приказал уничтожить ВСЕ мое племя!

  - Ты смеешь лгать здесь перед всеми! Ошибся великий хан, что приказал пощадить малых детей, а ты была среди них. Ты выросла в семье монголов, но в тебе кровь изменников, и никакое воспитание не помогло. Моего брата предупреждали, что не стоит жениться на такой девушке.

  - А ты, рожденный и воспитанный в Золотом роде, бросаешь на него тень!

  - Покажите ей те подарки! - приказал Берке нукерам, ни высыпали перед ее ногами из мешка золотые чаши и тарелки.

  - Таргутай, - обратился он к знатному человеку, одетому в халат, завязанный поясом с изображениями драконов и орбелге. - Это то, чем она пыталась вас подкупить, чтобы вы поддержали Тукана на курултае?

  - Да, хан, - сказал военачальник, отворачиваясь от укоряющего взгляда Боракчин.

  - Я не боюсь смерти, Берке, - сказала спокойно Боракчин. - Только в одном раскаиваюсь: что не смогла защитить от тебя свою семью.

  Всем и так было ясно, что этот допрос окончится казнью. Ей связали руки,посадили в телегу и повезли за город, чтобы утопить в Ахтубе. На улице стояла разноликая толпа, среди нее пробиралась Хулан и бежала за телегой, пока не устала и не упала на песок. Пожилая кипчакская женщина подбежала к ней и закричала на своем языке:

  - Так вам всем надо! Тысячи таких девочек, как вы, видели, как убивают их семьи по приказу вашего деда. Теперь ваш и род познал горе! Не лейте слезы, вы это заслужили!