В центре сюжета борьба за власть между родственниками правителя Золотой Орды Бату:сыном Сартаком, братом Берке и женой Боракчин. А также судьба матери Берке, пленной принцессы Хорезма Хан-Султан и дочери Сартака,ставшей женой белозерского князя Глеба. Основано на исторических событиях, легендах и фантазиях автора. Автор не ставит цель оскорбить чьи-то национальные и религиозные чувства, а пытается отобразить взаимоотношения между людьми разных этносов и религий в одном государстве. Описания расовых признаков используется для создания образа.

  Расплата

  По улицам города Сарая везли крытую двухколесную повозку, охраняемую всадниками. Из нее выглядывала немолодая женщина. Эта была не та повозка, в которой она привыкла путешествовать, - огромная, запряженная десятком быков. В маленькой повозке было разумнее совершать побег, не привлекая внимание. Женщина не подавала вида, что ее мучили жажда и голод, что ей больно. Во взгляде ее не было страха пойманного зверька, то был взгляд воина, готовившегося к сражению. Где-то глубоко в душе ей хотелось громко зарыдать не от страха, от того, что побег не удался, что проиграла своему врагу, но нельзя показывать свою боль, нельзя унизиться, надо быть сильной, ведь она монгольская женщина.

  Толпы зевак - разноэтничных жителей города проходи мимо, смотрели, кто с любопытством, кто с удивлением и перешептывались на разных языках. Стояла группа мужчин-монголов, стройного телосложения, невысокого роста с азиатским разрезом глаз в длинном халате без плечевого шва с запахом спереди и в маленьких круглых шапках с расширяющимися к низу клиньями, смотревших с сочувствием. Их головы были наполовину обриты, а из остальных волос заплетены косы. Рядом стояла группа кипчаков мужчин и женщин в колпаках, их рост был выше, чем у монголов, более широкий разрез глаз, некоторые из них выглядели совсем, как европейцы. Их мужские прически были похожи на монгольские - несколько косичек, заплетенные в одну косу. В их взглядах не было ничего, кроме любопытства. На противоположной стороне улицы из-за стен глиняных домов поглядывали бледнолицые и русоволосые выходцы из русских княжеств и смуглые и черноволосые армянские пленники. Когда они еще такое могли увидеть - стражники везли как преступницу саму Боракчин, старшую жену покойного правителя Кипчакского улуса Великой Монгольской империи Бату. Когда-то ее муж, продолживший дело своего деда Чингисхана и завоевавшего земли кипчаков, булгар, русских и венгров и построившего этот город на месте безлюдной степи, где течет река Ахтуба. Начали тогда строить и другой крупный город выше по течению реки Итиль - Укек. Там поселили жителей завоеванных земель: мусульман - булгар и хорезмийцев, православных жителей жителей русских княжеств, григориан - жителей Киликийского царства, иудеев-караимов, язычников-мокшан. По Великой Ясе Чингисхана состояние рабства не передалось по наследству, их дети станут свободными, но не будут стремились вернуться на земли предков. В поволжских городах удобно вести торговлю и сбыт ремесленных изделий, благо в монгольских улусах была организована безопасность торговых путей. Многие вчерашние пленники, занимаясь торгово-ремесленным делом, смогут сколотить себе неплохое состояние и обеспечить свои семьи сытой жизнью. Стали туда китайцы, уйгуры, бывшие тогда буддистами и несторианами, персы, арабы. Время разорения, похожего на Апокалипсис, сменилось временем мира и процветания. Люди разных вер жили в своих кварталах, но под мудрым монгольским руководством не смели ни словом, ни делом оскорбить религиозные чувства друг друга, как и завещал великий Темучин. Но все знали, как хрупок мир, одно неправильное действие, и он может рассыпаться, как стеклянная ваза. Первые жители городов, проклинавшие Бату, отнявшего у них родину и все, что было в прежней жизни, тревожились после его смерти. Что будет с ними при новом правителе? Каким он будет? Сможет ли сохранить этот мир? Когда пришел Сартак, ощущалась тревога в мусульманских кварталах, а сейчас - в христианских. Тревоги оказались напрасными: борьба между аристократами и их вероисповедания никак не сказалась на простых жителях. Ни Берке, ни Сартак не запрещали проводить ни христианские, ни мусульманские, ни языческие обряды. А пока строительство городов шло полным ходом: только закладывались фундаменты мечетей, церквей, устанавливались трубы для водопровода.

  Знал бы покойный муж, какие унижения испытает Боракчин в этом городе! Вдруг к повозке подбежала юная девушка лет пятнадцати и закричала дрожащим голосом 'Бабушка!'. Один из стражников - пожилой монгол преградил ее дорогу, строгим голосом, но без грубости и, не дотрагиваясь до нее, пытался объяснить девушке, что ей нельзя подходить к Боракчин. Боракчин посмотрела на нее, окликнула: 'Хулан!', громко и повелительным тоном сказала: 'Не плакать! Помни, ты из золотого рода!' Хулан глубоко задышала, чтобы остановить слезы, так и намеревавшиеся выкатиться из глаз. К ней подошла молодая женщина - половчанка, одетая в монгольский халат. Она взяла ее за руку и стала уводить. 'Юлдуз, принеси бокку!' - кричала Боракчин в след половчанке.

  Боракчин увели в юрту, окруженную стражниками, где она должна была ждать ханского суда. Этот неудавшийся побег в Персию и плен совсем покосили ее здоровье, страшно болели ноги, от жажды и усталости кружилась голова. Будь она лет на тридцать моложе, все бы выдержала! Упав на землю, она боялась уснуть потерять сознание, возможно, это последний день ее жизни...

  Хулан и половчанка Юлдуз привели к юрте Боракчин трех служанок. Один из нукеров, охранявших Боракчин, человек европейской внешности, но в монгольском халате и шлеме вышел вперед и преградил путь, вынув саблю из ножен. 'Отойди!' - приказала Хулан по-монгольски. А тот ответил на ломаном кипчакском:

  - Нельзя. Хан не велеть.

  - Я приказываю! Ты знаешь, кто я? Я - Хулан, дочь Сартака, внучка Бату-ака ! Я тебе приказываю пустить нас к Боракчин, мы принесли ей еду и воду! - сказала Хулан по-кипчакски, а он смотрел на нее молча.

  - Ты ни по-монгольски, ни по-кипчакски не понимаешь?

  - Да он булгар, - сказал другой подошедший стражник-монгол. - Нам приказано никого не пускать.

  - Позвольте только дать воду и еду, - заговорила Хулан уже другим - просящим тоном.

  - Простите, не могу, приказано не пускать, - ответил он с сожалением.

  - Или вы забыли, чья она жена? У вас нет почтения к Бату-хану?

  - Вы несправедливо нас обвиняете, мы почитаем Бату-ака, как отца! Кроме Чингисхана, я не знаю человека, более великого, чем хан Бату! Я сам ходил с ним в поход на западные земли, как в стране мадьяров он сам встал на пути отступающих воинов и заставил их вернуться на поле боя.

  - Поэтому вы не позволяете его жене увидеть внучку перед смертью? Поэтому не позволяете утолить ее жажду и голод? Вы все знали, как умер мой отец, но молчали! Вы знали, кто виновен в его смерти, но позволили этому человеку стать вашим ханом!