- Не говорите это вслух, хатун! - произнес со страхом воин. - Хоть и не носил ату ханского титула, но подданным, у которых этот человек вызывал страх и трепет, а значит, уважение, язык не поворачивался называть его и членов Золотого рода по имени.

  - Иначе что? Казнят? Я, в отличие от вас, не боюсь смерти.

  - Не мы изменники, мы - простые нукеры и бессильны перед знатными. Не мы,а они предали вашу семью, они молча смотрели на смерть вашего отца, они выбрали нынешнего хана на курултае, - заговорил он полушепотом. - Мне больно смотреть на страдания семьи Бату-ака, но не могу нарушить приказ. Да если бы я был уверен, что полетит голова, только моя, Баира, я бы вас пустил, не задумываясь, но, наверно, со мной казнят воинов.

  - Идемте, - сказала Юлдуз, обняв ее на плечи.- Мы больше ничего не можем сделать.

  Вдруг Баир позвал их: 'Стойте! Ждите!' и куда-то ушел.Хулан с любопытством и проблеском надежды посмотрела в его сторону, и он ушел куда-то.

  В огромной ханской юрте, сделанной из войлока и лиственницы, на возвышении сидел человек, по внешности не очень похожий на монгола: более высокий рост, выступающий нос с небольшой горбинкой, более широкий разрез глаз говорили о южных корнях, и только разрез глаз выдавал в нем монгола. На голове у него была не монгольская круглая шляпа с козырьком - орбелге, а чалма, на правом ухе висела сережка. Ближневосточными элементами одежды он подчеркивал свое вероисповедание, рядом располагался трон, где так же сидела одна из жен с боккой на голове. В его хитром взгляде, улыбке с ухмылкой, было что-то притягательное. Для нойонов все собрания с ним казались пыткой, тому, как взгляды их жен были обращены только в сторону Берке. Его речь и голос, выдававшие южный темперамент, унаследованный от матери, тоже заставляли женские сердца биться чаще. Покойный Сартак тоже был красив, но слегка меланхоличен, молчалив и миловиден.

  К трону подошел нукер в круглом шлеме, преклонив колено, сказал: 'Хан, один нукер просит разрешения передать вам важное сообщение лично. Мы его прогнать, но он не уходит и говорит, что это очень важно, вопрос жизни и смерти'.

  - Кто он?

  - Стражник, что охраняет Боракчин.

  - Наверно, она просила что-то ему передать, пусть войдет.

  Баир зашел в золотой шатер и встал на оба колена, опустил голову и сказал:

  - Хан, я прошу приказать отрубить мне голову!

  Берке посмотрел на него с удивлением и немного растерянным голосом ответил:

  - Зачем ты это просишь? Или обезумел? Не пускайте больше всяких ненормальных! - с улыбкой сказал он.

  Стоявшие у ханского трона в двух рядах нойоны в орбелге смотрели на него и тихо посмеивались, жена хана тоже смотрела с изумлением на этого странного человека.

  - Я хотел нарушить ваш приказ никого не пускать к Баракчин, но это только моя вина, Баира, не нукеров, Баир этого хочет, а не они.

  - Но ты же только подумал, а не нарушил, - с улыбкой сказал тот.

  - Я заслуживаю смерти, что осмелился просить вас об этом.

  Улыбка спала с ханского лица, а голос зазвучал более жестко:

  - Ты настолько верен ЕЙ, что готов отдать жизнь, только чтобы ОНА увидела родных? Она изменница!

  - Не ради Боракчин, а ради детей и внуков Бату-ака, чтобы они могли увидеть ее перед смертью.

  - Так это они просили? Что же сами не пришли, а тебя послали?

  - Тот молчал в ответ.

  - А твоя верность Бату-ака не угасла даже после его смерти... Каким надо быть твоему новому правителю, чтобы ему были верны?

  - Не важно, хану всегда надо быть верным, его власть - воля Тенгри, отвечал спокойно Баир.

  - Правильный ответ, - его на лице снова появилась улыбка. - А каким надо быть новому Берке, чтобы ему были верны после смерти, как вы Бату-хану и готовы были пожертвовать головой за его семью? Таким же жестким и справедливым, как мой брат? - говорил тот снова с улыбкой, а в его взгляде можно было увидеть что-то хитрое.

  Баир смутился и не мог понять, зачем он задает такие вопросы: проверяет или просто издевается? Но нельзя было теряться, ему казалось, если он растеряется, то пропадет все.

  - Саин-ханом, как Бату - ответил Баир после недолгого молчния. 'Саин' - означало 'славный', именно этим именем называли Бату в последние годы жизни мусульманские жители Улуса Джучи.

  Хулан, Юлдуз и служанки долго стояли у юрты Боракчин в ожидании Баира. И.. он вернулся, сообщив, что они могут войти. Печальные глаза тоненькой хрупкой девушки засверкали о радости и безмерной благодарности этому человеку.

  - Я была с вами несправедлива, напрасно обвиняла, вы получите награды.

  - Мне ничего не нужно, хатун, ступайте скорее, Боракчин-хатун болеет.

  - Она не хатун. А мы -не ханы, когда уж наконец запомните?

  Лежавшая от бессилия Боракчин, поднялась, увидев Хулан, Юлдуз и служанок. Крепко обняв плачущую девушку и гладя ее по голове, Боракчин приговаривала:

  - Я же запретила тебе плакать. Как ты сюда попала? Ты ходила к нему? Умоляла его? - ее голос стал снова строгим.

  - Нет, бабушка, не я. Тот человек, что командует стражниками, попросили за нас. Попейте, бабушка, и принесли воду и кумыс, - сказала Хулан и поднесла к ней флягу с водой. Женщина жадно глотала воду.

  - Не торопитесь, - говорила Хулан, - мы еще кумыса принесли.

   - Кислого? - с улыбкой сквозь слезы спросила Баракчин.