Пришла депеша из Пятигорска –
О кончине Лермонтова весть.
Царь, с непосредственностью подростка,
Вскрикнул: «Собаке – собачья смерть!»
Глаза в пол опустили вельможи,
Мёртвая настала тишина.
– На себя сейчас вы не похожи, –
Побледнев, произнесла жена,
Предложила вместе удалиться
Для объяснения в кабинет,
Там сказала: «Россия гордиться
Будет поэтом чрез сотни лет!»
– Но он покрыл моё имя срамом, –
Государь в сердцах ей возразил, –
Для потомков прослыву тираном,
Хотя дорог и мне Пушкин был!
При Павле звенел бы кандалами
За оскорбленье царской семьи,
При Иване Грозном батогами
Иль плетьми б смутьяна засекли.
Тот, кто места своего не помнит,
И почтенья не питает к нам,
Кусая руку, что его кормит,
Он – как библейский насмешник Хам,
Не уважавший отца родного,
Смеявшийся всё время над ним,
Стал он первым изгнанным из дома,
Вот и Лермонтов ваш был таким.
Пушкина я обожал творенья,
До сих пор во мне утраты боль,
Без божественных строф откровенья
Стала душа моя сиротой.
Ко дворцу я сам его представил
И журнал повелел разрешить.
А Лермонтов в вину мне поставил,
Что не смог драму предотвратить.
Бросил безжалостно оскорбленье,
Будто перчатку швырнул в лицо!
– Было косвенным то обвиненье,
Думал, с обществом вы заодно.
Лично вас не хотел он обидеть,
Когда стих тот опальный писал,
Ничего не мог от горя видеть,
Против света, как Демон, восстал.
Ведь слово вылетит – не поймаешь,
В сердцах гневаться можешь на всех,
А когда подробности узнаешь,
Понимаешь, что винил не тех.
От гнева и вы не в себе были,
Когда слали его на Кавказ,
И тем самым Россию лишили,
Гения, что прославил бы нас.
Не пристало накладывать вето
На тот стих, что порок обличил,
Обсудить нужно было с ним это,
Слишком молод ещё ведь он был,
Чтобы, не впадая в категоричность,
Влиянью не поддавшись страстей,
Не задеть злым словом чью-то личность,
Во врага превратив из друзей.
– Государыня, и я был молод,
Но отца не смел критиковать,
Вход во взрослую жизнь ведь не повод,
Чтобы на свой лад весь мир менять.
Коль владеешь рифмой, то негоже
Души ранимость не брать в расчёт,
А ваш гений не давал, похоже,
Силе обличения отчёт.
Можно убить словами своими,
Коль чувством такта не наделён.
Высказываньями его злыми
Ведь не я один был оскорблён.
Беспощаден он в своём сарказме,
Как железом калёным клеймил,
Обвиняя общество в маразме,
Всех против себя восстановил.
Возмущенье простых граждан – это
Моськи будто бы лай на Слона,
А вот дерзкое слово поэта
Сразить может, как Зевса стрела.
Я б способность убивать словами
Предложил оружием признать,
Тон тогда бы те не задавали,
Кто умеет рифмы сочинять!
– Но, мой друг, как шапка Мономаха
Тяжёл так же и таланта крест.
Страшен бывает, как гнев монарха,
Поэта указующий перст.
Словом он, как огнём Прометея,
Пороки общества освещал,
Чтоб мы стали друг к другу добрее,
Лицо истины нам открывал.
Обладающий даром поэта
В век наш пасквилей и эпиграмм
Имел острый язык и за это
Стал героем он собственных драм.
В свете считается почти долгом
По кумирам злословьем пройтись
И смотреть потом с тайным восторгом,
В тартарары летит когда жизнь.
Силой помериться хочет каждый
С тем, кто признанный в мире пиит,
И доказать хотя бы однажды,
Что пред ними он не устоит,
Всех убедят, что он самозванец,
А не какой-нибудь там талант,
Просто имеет сей голодранец
Выбиться в люди ярый азарт.
Любят те, кто не достиг успеха,
Палки в колёса вставлять другим,
А потом восклицать ради смеха,
Что уходит гений молодым.
Мол, неспособны те, в ком дар божий,
Долго на Земле существовать,
На Адама все они похожи,
До того, как Змей стал искушать.
Мы, народ земной, ведь закалённый,
Знаем, как себя нам защищать,
Ну, а гений, он же отрешённый,
В облаках привык всегда витать.
У нас в запасе много уловок,
Чтоб поэта в капкан заманить,
В жизни он, как младенец, неловок,
Всех и каждого хочет любить.
Беспринципным за это представим,
Мол, не в ладу он с самим собой,
Другого выбора не оставим,
Кроме как думать, что он плохой.
А он, не видя, что закрыл тенью
Даже близких ему людей,
Поражается их превращенью,
К славе ревнующих бунтарей,
Кои с другими согласье тоже
На его распятие дают,
Приговор выносят ещё строже,
Чем злодеям – ни за грош убьют.
Доведут до белого каленья,
При народе осмеяв мечту,
Выставят его на обозренье,
Для позора приковав к кресту.
Простят разбойнику душегубство,
А ему, как Христу, вменят грех
Душ совращенье и словоблудство
И свершат казнь на глазах у всех.
Но облегченья не почувствуют,
Когда таланта зайдёт звезда,
В разговорах всё так же мудрствуют,
Но смысл высший ушёл навсегда.
Что достойны людского признанья,
Убедить всё пытаются свет,
А любви, несмотря на старанья,
Всё как не было к ним, так и нет.
Освобождая себе дорогу,
Верили, что будет легче жить,
Но только ближе не стали к богу,
Так как душу пришлось погубить.
Таланта в поэте отрицанье
Не возвело их на пьедестал,
За свои великие страданья
Он величиной всемирной стал.
Когда гений живёт между нами,
Светом вокруг всё озарено,
И мы сами светлей будто стали,
Как его вдохновения зерно.
Преодолевать в себе нам надо:
Мериться силой с творцом – искус,
Шлёт его бог, спасти чтоб от ада,
Вразумил чтобы нас как Иисус.
Не давали Лермонтова лавры
Покоя тем, кто всю жизнь мечтал
Предстать пред светом в триумфе славы,
И народ чтобы их почитал.
Наступил поэт на те же грабли,
Что и Пушкин, великий собрат,
Не нашёл состраданья ни капли
У людей, что величья хотят.
Не сумел ни в ком найти опору,
Неприкаянный, как менестрель,
И никто не помог замять ссору,
