Бетдек кивнула. Зависть к сестрам все разгоралась. Это они, а не Властелин на самом деле правят Владычеством.

– Теперь иди, – сказала Сайлит.

Бетдек ушла, размышляя, почему Ардат не произнесла ни слова. Жизнь Ардат идет в постоянном жестоком соперничестве с Сайлит. У нее должны быть свои идеи.

Или ситуация настолько плоха, что спорам не осталось места? Такое сложно представить. Бетдек и без того убеждена, что все катится к чертям.

Военная кампания закончилась. Погода стояла мерзкая. Народу в «Темной лошадке» было до черта. Работы на всех солдат не хватало. Жене и сестре Маркега Зораба приходилось помогать официанткам. Некоторые распутники надеялись, что к ним присоединится и его аппетитная дочь Сора.

Масло выругался, увидев последнюю карту. Он сдавал сам, но это не помогло. Удача обходила его стороной.

– Костоправ, ты все выигрываешь, а сам мрачнее тучи.

– Кошмар всю ночь снился. Никак в себя не приду.

Молчун жестом спросил:

– Тот же самый?

– То же воспоминание. – О времени, когда я был заключен в Башне. Подробности улетучились с пробуждением, но ужас остался. – Третью ночь подряд.

Масло усмехнулся:

– Должно быть, твоя милашка тебя вспоминает.

Старый сплетник.

– Прекрати, – сказал Молчун.

Мой ход. Я раскрылся с одиннадцатью очками. Масло снова выругался. Молчун просто помотал головой. Причиндал, игравший вместо Одноглазого, притворно утер слезу.

– Когда бранное поле не бранное? – спросил он.

– Чего? – прокряхтел Масло. – Какая-то тупая загадка?

Неудивительно. У Масла с загадками беда. Он эти орешки молотком и мечом раскалывает.

– Одноглазый так сказал, когда мы последний раз с ним говорили.

Я огляделся. Из колдунов в трактире был только Молчун.

– А где, кстати, Гоблин с Одноглазым? – спросил я.

Их ученика Третьего тоже не было. Он обычно не упускал возможности накачаться пивом. Немудрено, с такими-то наставниками.

Молчун сдал карты. Масло взял свои, будто боялся обжечься.

– Раз обоих нет, жди беды.

Двое колдунов всегда что-то замышляли, но не всегда вместе. Сидевших за столом охватило дурное предчувствие. Причиндал пробормотал:

– Точно жди беды.

Молчун мрачно кивнул.

В этот весьма неподходящий момент Зораб поставил на стол кувшин пива и буркнул:

– Мухи объявились.

Не желая оставлять бар без присмотра, он тут же ретировался.

Я сбросил семерку пик. Причиндал забрал ее, выложил комбинацию пять-шесть-семь-восемь и сбросил красную пятерку. Значит, у него в руке либо туз, либо двойка. Масло с Молчуном уже выложили все тройки и четверки, и Причиндал бы взял их, если бы захотел. Никто не жаловался на свои карты. Темы для разговора тоже внезапно закончились. Все сосредоточились на игре и выпивке.

В пивную вошел Дохломух. Высоченный, кожа да кости – но образ был бы неполон без лишних ног и глаз. Он распахнул плащ, и оттуда вылетел целый мушиный рой.

Причиндал повторил:

– Когда бранное поле не бранное?

Я понял, что в зависимости от контекста этот вопрос можно истолковать по-разному.

Дохломух. Настоящее имя – Шоре Чодроз, колдун-полковник с большими полномочиями из штаба восточной армии. Дар, ниспосланный Черному Отряду Взятой по имени Шепот. Истинную цель своего визита он не разглашал. Говорили, что этот тип – бесноватый человеконенавистник. Наши главные колдуны пропали как раз после его приезда. Прозвище Дохломух привязалось к нему, когда наш Лейтенант, увидев его высокомерную рожу и сопровождавшего его огромного телохранителя, промолвил: «Этот и двух дохлых мух не стоит».

В отместку Дохломух призвал гораздо больше мух – живых и весьма кусачих.

Масло сдал. Остальные втянули голову в плечи. Ох и рассердится кто-то!

Я невольно встретился взглядом с Дохломухом, в очередной раз удивляясь, как тому удалось сохранить целыми зенки. На левой половине его лица красовался огромный иссиня-багровый шрам, протянувшийся со лба до подбородка, но не затронувший глаз. Вероятно, кто-то приласкал его алебардой.

Он направился к нам. И… Ой! Дело плохо – он насторожился. А взволнованный колдун – существо пренеприятнейшее.

Но не мы были причиной. Нас он просто презирал, хотя на всякий случай не отпускал далеко телохранителя. Знал, на что способен Отряд.

Кстати, а где сейчас Канючий Зоб?

Дохломух указал на нас с Молчуном:

– Вы двое, за мной.

Черт. Заваривается дрянная каша.

– С вещами.

Я всегда таскаю с собой лекарскую сумку. Нельзя предугадать, когда понадобится заштопать какого-нибудь оболтуса.

Дохломух направился к выходу. Он не мог даже представить, что мы не подчинимся.

Молчун вышел на улицу и замер. Я уткнулся ему в спину:

– Эй! Кончай выкаблучиваться!

В последнее время Молчун повадился замирать в самых неожиданных местах, будто мим.

В этот раз дело было в ином. В погоде.

Налетевший с севера ветер бросал нам в лицо снежные хлопья.

Дохломуха непогода не беспокоила. И он, в отличие от нас, не был пьян. На холоде мне сильно захотелось помочиться, но колдун рявкнул:

– Идем!

И я пошел.

Канюк ждал нас снаружи в полном боевом облачении. Даже старомодный каплевидный щит где-то раздобыл. Выглядел он изможденным, будто долго мучился животом.

Он был настоящей скалой. Таким ребятам обычно дают прозвища Кроха или Мелкий Кто-Нибудь, и особой подвижностью они не отличаются. Однако этот ходячий шкаф был невероятно проворен, чудовищно силен и вдвойне умен по сравнению со своим хозяином.

Его прозвали Канючим Зобом за узловатую шею и массивный кадык. Потом имя сократили до Канюка.

Он был немногословен. Зато любили его так же сильно, как ненавидели Дохломуха. Канюк утверждал, что побывал вместе с Отрядом в нескольких серьезных переделках, включая битву при Чарах.

Дохломух зашагал по улице. Мы – за ним. Я надеялся, что мне не придется долго терпеть.

На самом деле мы вполне могли послать Дохломуха куда подальше. Официально мы ему не подчинялись. Но он был на короткой ноге с Шепот, а той только дай повод насолить Отряду. Кто знает, сколько еще он будет путаться у нас под ногами. Вдобавок мне очень хотелось узнать, отчего так разволновался колдун-паук.

Алоэ – крупнейший город на сотни миль вокруг, но весьма компактный. Мы следовали за Дохломухом не более трети мили, к огражденному зданию из красного кирпича на побеленном известняковом фундаменте.

– Вон. – Колдун указал на гору коричневого меха на сухой клумбе между фундаментом и поребриком.

Шерсть и мертвые цветы колыхались на ветру.

– Выглядит полуживым, – заметил я.

Молчун ничего не сказал. Канюк схватился за живот.

– Кто это? – спросил я.

На барсука не похоже. Животное слишком крупное, да и окрас не тот. Для медведя – слишком маленькое, и не водятся в здешних краях медведи.

– Не знаю, – ответил Дохломух. – Но чую магию.

Молчун согласно кивнул. Канюку явно хотелось присесть.

Отойдя в сторону, я наконец опорожнил мочевой пузырь. Поднялся парок; залетая в него, таяли снежинки. Хлопья все крупнее, значит теплеет.

Я подошел к неизвестному животному. Оно свернулось кольцом, словно мокрица.

Дохломух сказал:

– Было еще два. Разбежались, заметив нас.

– А я их не видел, – возразил Канюк.

– Пробежали несколько шагов и будто растаяли в воздухе, – объяснил Дохломух, изрядно нервничая.

С чего бы это?

– Как они выглядели? – спросил я.

– Вроде гигантских бобров или сурков. Скрылись слишком быстро, чтобы разглядеть.

Ну ладно. Бобры с сурками – не медведи, управа на них найдется.

Оставшийся зверь окрасом не был похож на сурка. А вот насчет гигантских бобров я не был уверен.