Он опять показал локтями.
– Мэм, сэр, – перевел он взгляд с баронессы на барона, – вам, может, тоже взять?
Он закинул в рот бутерброд и прихлебнул из бокала:
– Мммагм.
– Я подожду, пока он сюда подойдет, – ответила баронесса.
Ридра с любопытством взглянула на хозяйку, но ее толстое лицо было растянуто улыбкой, на этот раз гораздо более естественных размеров.
– Как вам? Вкусно?
– Очень, – проглотив, сказал Калли; затем сморщился, оскалился и потряс головой. – Только вот эти, жутко соленые, с рыбками, – эти мне совсем не понравились, мэм. Остальные что надо.
– Честно говоря, – баронесса наклонилась, улыбка ее перешла в утробный смешок, – мне соленые тоже никогда не нравились!
Она посмотрела на Ридру с бароном и с выражением шутливого бессилия пожала плечами:
– Что поделаешь! Поставщики провизии такие тираны.
– Я бы, – Калли решительно дернул головой, – просто сказал им больше таких не приносить!
Баронесса подняла брови:
– Знаете, вы совершенно правы. Так и сделаю! – Она бросила взгляд на стоявшего позади Ридры барона. – В следующий раз, Феликс, так и сделаю.
Подошел официант с бокалами на подносе:
– Желаете?
– Этих карликовых ей не надо, – сказал Калли, показывая на Ридру. – Принеси ей нормальный, как у меня.
Ридра засмеялась:
– Калли, ну я же сегодня дама на званом ужине.
– Глупости! – воскликнула баронесса. – Я тоже хочу пить из большого. Так, где я устроила бар? Там вроде бы?
– Пять минут назад был там, – сказал Калли.
– Мы сегодня будем веселиться, а с такими бокальчиками какое веселье?
Она подхватила Ридру под руку.
– Феликс, не будь нелюдимым! – бросила она мужу через плечо и увлекла гостью за собой.
– Это доктор Киблинг. Крашеная блондинка – доктор Крейн. А это мой деверь Альберт, я вас познакомлю на обратном пути. Коллеги мужа. Занимаются этими ужасами, которые он вам показывал в подвале. Мне не нравится, что он свою коллекцию дома держит. Брр, даже мурашки по коже. Я всегда боюсь, как бы к нам ночью что-нибудь оттуда не заползло и головы не отрезало. По-моему, это он из-за сына. Мы ведь потеряли нашего мальчика, Найлза, – лет восемь уже как. С тех пор Феликс помешался на работе. Что-то заболталась я совсем! Вы, наверное, думаете, что мы дремучие провинциалы?
– Совсем нет.
– А как вам еще думать? Впрочем, вы ведь нас толком не знаете. Какие сюда приезжают умненькие мальчики! С таким бойким, живым воображением. А тут надо целый день сидеть и изобретать новые способы убийства. Такое в нашем обществе умиротворение, что даже невыносимо. Оно и ясно: всю агрессию выплескивают на работе. Но все равно с людьми тут что-то происходит. Воображение нужно не для того, чтобы выдумывать, как убивать поизощреннее, вы согласны?
– Да.
Баронессу стало жаль. Но тут им пришлось остановиться из-за скопления гостей.
– Что происходит? – спросила хозяйка дома. – Сэм, что они делают?
Сэм улыбнулся, отступил назад, и баронесса вклинилась в толпу, не отпуская руки Ридры.
– Раздвинь народ!
Ридра узнала голос Лиззи. Закрывавший ей обзор человек отошел, и Ридра увидела: ребята из машинного отделения расчистили площадку футов десять в ширину и охраняли его по периметру, как юные полицейские. В середине на корточках сидела Лиззи и трое парнишек – судя по одежде, отпрыски местной знати.
– Вы поймите, – поучала она, – тут кистью надо.
Ногтем большого пальца она запустила шарик, тот стукнул по одному, отскочил от другого, а один из ударенных попал еще и в третий.
– Еще раз покажи!
Лиззи взяла другой шарик:
– В пол упираться одной костяшкой, чтобы поворачивать можно было. Но главное – кисть.
Шарик вылетел из ее руки – щелк, щелк, щелк. Пять-шесть человек зааплодировали, Ридра в том числе.
Баронесса прижала руку к груди:
– Прекрасный бросок! Загляденье! – Опомнившись, она обернулась. – Сэм, мы тебя, наверное, согнали. Ты же эксперт по баллистике.
С миной благовоспитанного смущения она уступила место и снова повела Ридру по залу.
– Вот почему я так счастлива, что вы со своими товарищами к нам пожаловали. От вашей компании такой свежий, сочный, бодрящий дух!
– Вы так говорите, будто мы яблоки! – рассмеялась Ридра.
«Аппетит» баронессы выглядел менее пугающе.
– Да, если бы вы здесь задержались, мы бы вас скушали. У вас есть то, по чему мы очень изголодались.
– Что же?
Они подошли к барной стойке, взяли бокалы. Лицо баронессы посерьезнело.
– Вот вы приезжаете… и мы сразу узнаем массу нового – о вас, а в конечном счете и о себе.
– Не понимаю.
– Взять вашего навигатора. Ему нравится пить из больших бокалов и все закуски, кроме анчоусов. А я ни про кого здесь даже таких вещей не знаю. Нальешь им виски – пьют виски. Нальешь текилы – глотают текилу. И вот только что я узнала… – она перевернула руку ладонью кверху и покачала из стороны в сторону, – что главное – кисть. Раньше и не подозревала.
– Мы привыкли друг с другом разговаривать.
– Да, но вы говорите о важном. Что вам нравится, что не нравится, как что делается. Вы действительно хотите познакомиться с этими пыльными мешками, которые убивают людей?
– Не особенно.
– Вот и я так подумала. Так что не будем тратить время. Есть тут три-четыре человека, которые вам, пожалуй, понравятся, но я еще успею вас представить до конца вечера.
И она ринулась в толпу.
Ридра задумалась о приливах и отливах. Об океанах. О течениях гиперстазиса. О перемещениях большого количества людей. Она двигалась по пути наименьшего сопротивления, выбирала пустоты, которые то приоткрывались, то заполнялись, по мере того как люди подходили друг к другу поздороваться, тянулись за новыми бокалами, начинали и прекращали разговоры.
Вдруг в углу – винтовая лестница. Она поднялась на два витка и взглянула сверху на сборище гостей. Там, где лестница заканчивалась, были полураскрытые двойные двери, тянуло свежим ветерком. Она вышла на балкон. Сиреневое небо стало фиолетовым и было украшено изящными прочерками облаков. Скоро хромакупол планетоида перейдет в режим ночи. По перилам мягко шуршали влажные листки. С одного края белый камень полностью скрылся под ковром вьющихся растений.
– Капитан…
В самом углу, в тени вьюнов, обхватив руками колени, сидел Рон. Кожа не серебро, подумала она, но когда он так завязывается узлом – как будто клубок проволоки из белого металла. Он оторвал подбородок от коленей и откинулся на заросшие перила; теперь его серебристо-ржаные волосы оказались в венчике из листьев.
– Что ты здесь делаешь?
– Там слишком много народу.
Она кивнула, наблюдая за тем, как он опустил плечи, как вскочили и разгладились бугорки трицепсов. Каждый его вдох превращался в песню из крошечных движений молодого жилистого тела. Примерно с полминуты Ридра слушала это мускульное пение; он же смотрел на нее не шевелясь, в окружении чарующих ноток. Наконец она спросила:
– Что-то не так у вас с Молльей и Калли?
– Да нет… просто…
– Просто что? – улыбнулась она и облокотилась на перила.
Он опять положил голову на колени:
– У них-то все нормально вроде. Но я самый молодой… и… – Вдруг его плечи вздернулись. – Да не понять вам! Конечно, вы знаете о таких вещах, но ничего вы на самом деле не знаете. Пишете о том, что видите. А не о том, как живете.
Все это он выпалил полушепотом, резкими очередями. Она слушала его слова и смотрела, как на щеке дергается, скачет и бьется зверек жевательной мышцы.
– Извращенцы, – продолжал он. – Вот что вы, таможенники, о нас думаете! Барон, баронесса, все эти люди – таращатся на нас, не понимают, как это так – три человека! И вы не понимаете.
– Рон…
Он ухватил зубами лист и оторвал его от стебля.
– Пять лет назад я сама… была в триплете.
Его лицо медленно повернулось к ней, словно растягивая пружину, затем снова запрокинулось назад. Он выплюнул лист.