Я сидел на краю своей кровати и отрешенно смотрел в распахнутое окно на проплывающие в небесах облака. Они были самыми обычными. Светлые, наполненные чуть белесой дымкой, скучковавшиеся в небольшие группы. И плыли они себе без задней мысли туда, куда гнал их ветер. Они не думали ни о прошлом, ни о настоящем. Все что их могло бы волновать, это то, где именно они смогут пролить свою воду, и растаять. Короткая и бестолковая жизнь, но возможно их дождь принесет куму-то радость. Кого-то спасет от зноя, а кому-то польет урожай. А возможно ветер сгонит сотни таких вот пушистых облаков в одно место и сделает из них грозу. Такую яростную и злую, что бушевала вчера ночью. Ночью, когда, когда я умер.

Воспоминания о пережитом незамедлительно отозвались болью в сердце, и, закрыв глаза, я позволил им в очередной раз завладеть своим разумом. Вспомнить каждый миг, каждый удар замерзающего в лед сердца, каждый вздох и каждую слезинку по моей убиенной душе.

Воспоминания были тяжелыми. То состояние, когда я уже простился со всеми, когда сказал все что не успел при жизни, и тот свой испуг, когда ночной кошмар ожил, до сих пор все это было во мне. Висело перед глазами, отдаваясь в каждой клеточке тела, и не отпускало.

Чисто машинально коснулся пальцами маленькой звездочки с четырьмя гранями напротив сердца. Именно сюда нанес свой удар король, пробивая длинным острым кинжалом меня насквозь. Именно сюда, в самое сердце он и метил. Тем самым кинжалом, что убивал меня раз за разом во сне, с большим граненым рубином в рукояти. И я все так же кричу ему «ОТЕЦ».

То, что происходило дальше, я даже не осмелюсь сказать что видел. Просто знал и все. Был словно частичкой воздуха, уже и не душой, но и не совсем пустотой. После того как Комоло вогнал в мою грудь кинжал, пробив не только меня, но и зацепив свою ногу, Роксалан тут же снял щит. Я от куда-то знал что именно так он и смог удержать мою душу рядом со всеми. Именно щит не дал мне уйти, и, возможно когда-нибудь, я смогу ему сказать за это спасибо, но не сейчас.

–Коня мне,– хрипло скомандовал король и, поднявшись, не замечая струящейся из раны на ноге крови, понес мое тело на руках через весь дворец. Я чувствовал потоки слез вокруг себя, и хотелось всех их успокоить, но как? Что я могу, когда мертво не только мое тело, но и душа намертво прикована к этому холодному трупу ребенка. Услышал из всей этой толпы плач Жулет и дернулся к ней, но… Прости девочка, я не первый кого ты оплакиваешь. Я знаю что ты сильная, и сможешь это пережить. Прости меня за слезы, за боль, за разочарование. Не смог я тебе подарить светлое будущее, о котором ты так мечтала. Придется Отто постараться вместо меня, и я надеюсь что его забота сотрет из твоих воспоминаний эту страшную ночь. Я очень на это надеюсь… И Розалин… Боже, какая же ты сегодня красивая! Розалин, ангел мой, ты должна была сегодня быть королевой бала, сверкать, любить… Прости. Прости меня, дорогая.

Уже оказавшись на улице, под враз затянутым черными облаками небом, я почувствовал отчаянный крик души своего капитана Кодо. Почувствовал такую печаль, что захотелось самому закричать. Он и его отряд стояли чуть в стороне, готовые сопровождать меня даже к дверям царства небесного. Готовые на все, даже отдать жизни ради меня. Простите меня, Кодо. Я лишил вас семьи, лишил возможности стать бароном, лишил веры…

Странно, неужели все уже знают о том что я умер? Почему так истошно кричат драконы? Кто я для них? Да просто человеческий ребенок. Не больше и не меньше!

Почему все воины опускаются на колени и обнажают головы? Почему я не чувствую Хогарда? Маришь? Хотя нет, их печаль рядом со мной. Она витает в воздухе теплым летним ветерком, но в ней мелькает надежда. Господи, какая может быть надежда? Я умер! Если и была хоть какая-то надежда, одна на миллион, возможность снять это заклятье холода с меня и завести остановившееся сердце, то теперь, когда это сердце пробито сталью, надежды нет. Папа, отпусти меня! Я не хочу всех этих слез! Я не хочу страдать даже не имея оболочки! Папа, отпусти меня, мне больно!

Все так же прижимая мое тело к себе, король сел в седло опустившейся перед ним лошади, и снова, в очередной раз, коснулся губами моего лба. Я хотел бы закричать что чувствую его тепло, что мне ужасно больно видеть его таким, но…

–Держись, сынок,– он резко погнал лошадь по дороге из дворца, и я почувствовал как за нами двинулись еще люди. Кодо, с его холодной молчаливой решительностью. Отто, оставивший девочек с Маришь и Фелиссити. Хогард, обреченный и сломленный. Что же с ним теперь будет? Не станет же он убивать себя? Ведь это не по его неосторожности я умер, а потому что я принял на себя удар с короля. Хогард, друг мой, кто бы и что тебе не говорил, но если бы мне дали шанс поступить по иному, переиграть этот день, я бы все сделал так же.

Одетый в праздничный наряд город затих. Интересно, когда же они узнали о случившемся? Все люди провожали небольшой отряд молчаливой тоской, скорей сравнимой с шоком, чем с ужасом. Ужас – это когда страшно. Здесь же все пропиталось не столько страхом, сколько полным непониманием происходящего. Точнее понимать то они понимали что случилось. Но вот то, как мог я погибнуть, было для них выше того самого понимания. Да кто я для них? Чужой мальчишка, вернувший им веру в жизнь принца. Всего лишь чужой мальчишка!

Резко изменившаяся обстановка заставила забыть о людях. Мы были в храме. В том самом храме Жизни, в котором я был лишь однажды, и та нереальность происходящего снова овладело мной. Я почувствовал запах ладана и горький привкус копоти, окутавший меня с королем. Почувствовал как сотни мелких иголочек колют все мое тело, и удивился. Как я могу чувствовать это, если я мертв?

–Боги!– крик короля вдруг оглушил меня, и мир содрогнулся. Затрясся как желе. -Верните мне моего сына!

Ничего не понимая, я попытался понять обстановку.

Что же здесь происходит? Почему он выпустил меня из рук и положил на холодный мраморный камень, так похожий на жертвенник? Папа, возьми меня обратно на руки! Я не могу здесь! Здесь так холодно и больно! Или отпусти меня, но не так! Папа!

Господи, неужели даже без души может быть так больно? Или душа все еще жива?

–Он не твой сын,– раздалось вдруг под самым куполам, и это помогло отрешиться от всего. Кто это? Чей голос может проникать в душу?

–Он мой сын!– я увидел слезы, скользнувшие по щекам короля, и сам взвыл от тоски. Нет! Вам нельзя плакать!

–Ты не его отец, и в нем нет твоей крови,– все тот же голос был уже близко, и я скорей почувствовал, чем увидел неясный силуэт возле жертвенника, на котором лежало мое тело. Неужели это и есть Бог?

«А кого ты здесь еще ожидал увидеть, мальчик»?

Так вот как выглядит Бог! Но я думал что это храм трех Богов? Где еще два Бога?

«Они оплакивают твою смерть, мальчик».

Я понял о чем говорил мне Бог Солнца. Сейчас, когда наступила ночь, лишь Боги Воздуха и Воды могли оплакивать меня там, среди людей.

–Возможно и не я зачал его, и растил, Боги. Но он мой сын, мой мальчик.

Господи, я не могу это видеть и слышать! Отпустите меня! Не мучайте меня! Я даже не могу плакать…

–Ты же знаешь, король, что за его спасение мы можем потребовать жизнь!

–Берите! Но спасите моего сына!

О чем он говорит, Бог Солнца?

«Когда король садится на трон, мы дарим ему свой подарок. По жизни от каждого Бога. У короля осталась лишь одна дарованная жизнь, после чего он станет обычным смертным».

И он хочет отдать ее?

«Да. Ты принимаешь его дар?»

Нет! Нет!– я пытался закричать, но Комоло вряд ли меня услышал бы. Я не для того спасал его жизнь, что бы он потом жертвовал ею! Нет! Я отказываюсь от такой жизни!

–Он отказался от твоего дара, король,– Бог коснулся моего тела, и я вздрогнул. Иголочки, которые до этого просто кололи, впивались в глубь тела и, жаля, сводили с ума.

–Джейк, мальчик мой,– король потянулся к моему телу, и зарыдал. -Сынок, живи. Ради всего святого во что ты веришь, ради меня, ради Маришь… Джейк, пожалуйста…