– Мы успеем, Роне. Только не сегодня, прошу.

– Дайм поможет тебе избавиться от яда, – с грустью кивнул Бастерхази, явно ощутивший все ее чувства и мысли.

– Яда? Какого яда?..

– Паучьего, – скривился Бастерхази. – Он отравляет все, на что посмотрит.

Он перевел взгляд на дырки, прожженные в его камзоле плевками Паука и до сих пор дымящиеся. Шу передернулась от омерзения, словно это ее плоть разъедала кислота, но потянулась к Бастерхази – залечить его раны.

– Он такой всегда? – спросила она, касаясь его плеча и стараясь не отводить взгляда. – Как тебе удалось прожить рядом с ним столько времени и не сойти с ума?

– Удалось ли, – побормотал Дайм, кладя свою ладонь поверх руки Шу. – Мне не нравятся его намеки. И я не уверен, что Паук нас не почуял.

– Даже если почуял, это ничего не меняет. Пока Светлейший не отменил запрета шерам-зеро появляться в Валанте, мы в относительной безопасности. И у нас шесть дней. То есть – максимум пять.

С последними словами Роне опять раздался какой-то странный посторонний звук.

– И если не ошибаюсь, мой августейший брат желает меня видеть прямо сейчас. Проклятье. – Дайм вынул из кармана нечто, похожее на карманное зеркальце с крышкой. Нечто вспыхивало зелеными всполохами, а выгравированный на крышке кугуар разевал пасть и тихо, но грозно рычал. – И тебя тоже.

– Проклятье, – отозвался Роне, вынимая из кармана такой же артефакт, даже вспыхивающий одновременно с артефактом Дайма.

– Отвечай первым, мне отбрехаться проще, – велел Дайм, с отвращением сунув гудящий и рычащий артефакт обратно в карман.

– До завтра, моя Гроза, – кивнул Шуалейде Бастерхази, окутался чернильной тьмой с огненными прожилками, отвратительно похожей на крылья демона, и шагнул в разверзшуюся перед ним пустоту.

Шу опять вздрогнула. На этот раз – от понимания, какой силой нужно обладать, чтобы вот так перейти с острова посреди Вали Эр прямиком в Риль Суардис. Она сама могла так шагнуть разве что в соседнюю комнату, и то не всегда. А Роне… Боги, рядом с ним она – жалкий котенок, а никакая не Гроза.

– Муаре… – тихо позвала она, не в силах сейчас смотреть даже на Дайма.

Дайм любит Роне. Он доверяет Роне. От того, сможет ли довериться Шу, зависит жизнь и свобода Дайма. Еще бы понять, что Роне нужно на самом деле. Ведь во времена Черного Бунта темные шеры очень много говорили о свободе, справедливости и братстве, но все их сладкие обещания заканчивались одинаково – сумасшествием и гибелью светлых шеров, согласившихся на ритуал. Или принужденных к ритуалу.

Но ведь сегодня Роне не принуждал ее, хотя мог бы. Сегодня она была согласна на все что угодно, лишь бы избавить Дайма от проклятия! И у них получилось. Как она могла забыть, ведь Дайм теперь свободен! В ее силах дать свободу Роне. Он заслужил свободу от Паука, она должна…

– Чуть меньше думай о том, что и кому ты должна, Шу.

От тихого голоса Дайма она вздрогнула и подняла взгляд, встретилась с грустными и понимающими бирюзовыми глазами.

– Я люблю тебя, Дайм, и сделаю все для твоей свободы.

– Я тоже люблю тебя, Шу.

Шагнув к ней, Дайм привлек ее к себе, склонился к ее губам, коснулся… От вспышки его боли Шу вздрогнула и тут же отстранилась, вгляделась в Дайма, не понимая…

– Почему? Откуда это взялось? Дайм! Как? Ведь Роне сказал, что мы справимся!

– Вы справились, Шу. Но Светлейший никогда не пренебрегает дублирующими контурами и запасными вариантами. Ты же не думаешь, что я сам не пытался что-то с этим сделать?

– Не думаю, но ведь ее не было! Вот только что!

Дайм пожал плечами.

– Это Роне у нас гений теоретической магии, я – практик, Шу. А практика показывает, что навсегда сломать то, что сделал шер-зеро, может только другой шер-зеро.

– Значит, мы проведем ритуал завтра же и станем зеро. Все трое.

– Ты – настоящая Гроза, – улыбнулся Дайм. – Я люблю тебя.

– Но сейчас нам пора, да? Ненавижу Люкреса. Он – упырь.

– Практика показывает, что еще ни один упырь не уходил из рук Магбезопасности, – подмигнул ей Дайм. – Позвольте помочь вашему прекрасному высочеству сесть на лошадь.

– Мы… мы могли бы вернуться так же, как Роне?

– Могли бы, но не будем. Мы приедем с прогулки, как нормальные шеры второй категории, а не воплощение Хисса.

– Почему?

– Потому что нам обоим нужно успокоиться, слить излишки энергии и не сиять на весь Суард, как стая взбесившихся болотных духов.

Шу только вздохнула. Дайм очень тактичен. Успокоиться и перестать сиять надо ей, вон, вокруг так и пляшут… феи? О боги… откуда тут феи?!

Маленькие ире, окружившие ее, со звонким смехом прянули в стороны, и до Шу внезапно дошло, что весь остров мерцает, словно обсыпанный крохотными звездочками.

– Дайм, что происходит? Откуда тут ире?

Но вместо Дайма ответил крылатый человечек, зависший прямо перед ее носом:

– Мы будем тут жить! Передай старшему из Суардисов благодарность волшебного народа! – Он поклонился, взмахнув ярко-зеленой шляпой с растущим на ней желтым цветком. – Приходите еще. Вы двое. Без темного.

Дайм хмыкнул и подставил человечку со стрекозиными крыльями ладонь. Шу не совсем поняла зачем и почему фей тяжело вздохнул, а потом кому-то махнул рукой. Впрочем, не понимала она недолго. Примерно пару секунд, пока к ним не полетела целая вереница фей. Каждая на мгновение зависала над рукой Дайма и сыпала в нее что-то – то из шляпы, то из ведерка, то из цветочного лепестка. Парад фей закончился, лишь когда горка мерцающей пыли перестала помещаться в ладони.

– Это фейская пыльца? – тихо-тихо, чтобы не спугнуть чудо, спросила Шу.

– Она самая, – так же тихо ответил Дайм. – Добудь какой-нибудь фиал, только осторожно.

Завороженно глядя на невесомое сокровище и краем уха улавливая смех фей, потешающихся над неуклюжими людьми, Шу призвала две колбы с притертыми крышками. А потом осторожно, чтобы не потерять ни крупинки, они с Даймом пересыпали драгоценную пыльцу. Правда, часть все равно прилипла к перчатке намертво. Кажется, даже пустила там корни.

– Благодарю волшебный народ за щедрый дар, – поклонился Дайм куда-то в сторону эвкалипта, мерцающего всеми цветами радуги: на ветвях его висели разнокалиберные фонарики – от малюсеньких, с орех, до огромных, больше самой большой тыквы.

В ответ послышались переливы смеха и совиное уханье. А еще – ржание. И между Шу и Даймом просунулась белая лошадиная морда с хитрющими янтарными глазами, покосилась на Дайма и… длинным розовым языком облизала его перчатку.

Тут же к ним сунулась и вторая морда, черная с фиолетовыми глазами, и повторила фокус, при этом отпихнув белую морду. Феи, кружащиеся над Шу и Даймом, опять засмеялись, сверху посыпалась еще пыльца – в ночной темноте она светилась и переливалась, словно крупинки солнечного света.

Обе зверюги, не обращая больше внимания на хозяев, принялись ловить пыльцу разинутыми пастями и облизывать друг друга – там, где фейская пыльца оседала на черную и белую шкуры.

– Приходите к нам еще! Вы нам нравитесь! – зазвучало со всех сторон вместе с переливами смеха. – Чувствуйте себя как дома!

– Но не забывайте, что в гостях, – ворчливо добавил кто-то снизу, и Шуалейду что-то толкнуло под колено.

Опустив глаза, она обнаружила огромный гриб. Именно его шляпка ее толкала. Или не шляпка? О боги, на грибных шляпках не бывает дымовой трубы и слухового оконца! И балкончики, балкончики на толстой как бочонок грибной ножке!..

– Идем-ка скорее, – потянул ее к себе Дайм.

Это было так смешно! Так смешно! Что Шу не выдержала, расхохоталась – и из ее рта полетели радужные пузыри, тоже с окошками и дымовыми трубами…

– О боги… А ну прекратить безобразие! – рыкнул Дайм, и с эвкалипта посыпались листья, один из которых прилип к носу Шу и никак не желал отлепляться, сколько она на него ни дула.

– А мы что, а мы ничего, – защебетали мыльные пузыри, отращивая крылышки и упархивая куда-то вверх. – Не бейте, дяденька!