– Внутренний купол сферический, диаметром в четыре тысячи локтей, – вслух ответил Дайм. – Второй барьер временный и не замкнутый сверху, четверть лиги от эпицентра.

– Временный?

– Лет на пятьдесят, не больше. А внутренний схлопнется сам, когда Пасть Ургаша закончит свою работу.

– Пасть Ургаша, – повторила Шу, передернув плечами. – То есть если у меня не получится, на месте Суарда будет вот такое?

– Нет. Туда Магбезопасность пришла слишком поздно. Аномалия успела расползтись. К тому же там не было Леса Фей, который сам по себе может погасить любую аномалию, – ответил Дайм таким тоном, которого Шу раньше никогда не слышала. И куда только делся галантный светлый шер и нежный возлюбленный! Сейчас рядом с ней был жесткий, ширхаба съевший на ликвидации последствий маганомалий полковник МБ. Совершенный незнакомец. – Но главное, Линзу инициировал необразованный идиот. Ему даже в голову не пришло позаботиться о безопасности окружающих.

– И как о ней можно позаботиться? – совсем тихо спросила Шу: что-то ей стало совсем страшно.

– Для начала вызвать Магбезопасность и представителя Конвента, – хмыкнул Бастерхази. – Затем изучить явление, запастись магопоглотителями, выставить якорные точки и антимагический барьер, эвакуировать западное крыло дворца, вознести молитвы Двуединым – и тогда только приступать.

– С такими познаниями тебе прямая дорога на службу в МБ, мой темный шер.

– Барьер? Якорные точки?.. О боги…

Шуалейде очень хотелось, чтобы сейчас ее разбудило сердитое мяуканье голодной Морковки и оказалось, что все это ей приснилось: и Линза, и Люкрес, и темный и светлый шеры, рассуждающие об антимагических барьерах. Она бы никогда больше не сетовала, что отец отправил ее в захолустье! Никогда! Она бы по десять раз на дню говорила ему спасибо за то, что уберег ее от ужаса и кошмара. Милый, добрый, заботливый папа, вот бы он оставил ее в Сойке навсегда!

– Отставить панику, – по-военному скомандовал Дайм.

Шу вздрогнула, так это было похоже на полковника Бертрана. Да уж. Как-то ей раньше не приходило в голову задуматься, что это значит – полковник МБ.

– Я не… я не паникую. Просто мне страшно.

– Мне тоже, – совсем другим тоном признался Дайм. – Одно дело – разбираться с последствиями чужих экспериментов, и совсем другое – когда речь идет о самых близких и дорогих мне людях. Но если мы позволим себе бояться, кто будет делать дело?

– Так что придется самим, моя Гроза, – поддержал его Роне. – Но ведь ты не одна, а вместе справиться с Линзой – пара пустяков.

– Ты обещал рассказать, как это сделать.

– Я и рассказываю. Собственно, сама инициация формально довольно проста. Тебе надо создать треугольник равновесия: свет, тьма и сумрак, соединенные в единое целое, и заякорить на равном удалении от центрального потока. В нашем случае это не проблема, нас трое, и тебе не придется самой удерживать все три стороны. Обычно именно в этом самая большая трудность. Светлые уделяют слишком мало внимания тьме, темные – свету, все поголовно забывают про сумрак, система перекашивается и рушится.

– Ладно, про сумрак я не забуду, – через силу улыбнулась Шу. – А дальше?

– А дальше ты останешься наедине с самой собой. Лицом к лицу. Потому что Линза – это стихийное отражение тебя, твоей сути. Ну, с некоторыми нюансами. Насколько ты сумеешь принять себя, настолько же тебе покорится Линза. Если же твои кошмары окажутся сильнее тебя… мы с Даймом подстрахуем и попробуем успокоить Линзу. Вероятно, у нас вдвоем получится. Но вот спасти тебя – уже вряд ли.

– И что со мной будет?

– Все будет хорошо, ты справишься. – Дайм обнял ее, и только тогда Шу поняла, что снова дрожит всем телом. – Мы вместе справимся.

– Вместе, Шу. – Роне обнял ее поверх рук Дайма и поцеловал в макушку. – Двуединые не просто так свели нас втроем. Свет, тьма и сумрак. Мы нужны друг другу, и вместе мы справимся с чем угодно.

– Роне, правда, что Паук отобрал Линзу у одного из учеников? – зажмурившись на всякий случай, спросила Шу.

На мгновение Роне напрягся, но тут же выдохнул и ответил:

– Правда.

– Ты видел?

– Не сам процесс, это было до моего рождения. Я видел результаты и дневник наблюдений. Учитель очень дотошен и бережет свои исследования для потомков.

– И ты можешь сделать это сам? Если у меня не получится…

– У тебя получится. Нет ничего, что может тебе помешать, Шуалейда, кроме тебя самой.

– Но я…

– Ты – сильнее твоих сомнений и страхов, – поддержал его Дайм. – Ты – целая, а любые страхи или сомнения – лишь часть тебя.

– Наверное… наверное, ты прав. Я не думала…

– Ты – маг разума, твоя сила – в изменении мнений и точек зрения, Шу. Твое мнение зависит только от твоего выбора. Понимаешь? В центре – ты сама. Твой выбор. Твое решение. Твои эмоции и реакции зависят только от тебя, они не даны свыше. Ты можешь сама решать, что чувствовать и что думать, и этим ты изменяешь реальность. Своим желанием, понимаешь? Не потоками, не заклинаниями или артефактами, а только осознанным желанием.

– Если все так просто, почему ты до сих пор… – Шу осеклась, вспомнив о «втором смертельном запрете».

Но вместо нее продолжил Бастерхази:

– Потому что всему свое время. Истинный шер может изменить мир, но лишь тогда, когда ему есть ради чего это делать. Не так ли, мой светлый шер? Тебе есть ради чего двигать горы?

– Есть. – Шу почувствовала в тоне Дайма улыбку, а вместе с этим – внезапно горячее касание сильного, надежного мужского тела. – У меня есть ты, Шу. Вы оба.

– У меня тоже. Вы оба, – шепнул Бастерхази, плотнее прижимаясь к ней, и на этот раз Шу ему поверила. Без сомнений и колебаний.

– Значит, мы можем… – она проглотила «избавить Дайма от проклятой печати», – …прямо сейчас? Ведь можем?

Сейчас она верила – да, у них все получится. Прямо сейчас. Потому что они вместе, втроем. Без сомнений и колебаний. И… ей нечего больше скрывать от Дайма и от Роне. Они нужны ей оба, это хорошо и правильно.

Хосе бие Морелле по прозванию Волчок

20-й день холодных вод, Суард

Все тело ломило и жгло, мышцы не слушались. Волчок не мог даже моргнуть.

– Эй, что с тобой? – сквозь всполохи боли пробился ненавистный голос Стрижа.

«Со мной? Как?» – Мысли путались, в голове никак не укладывалось, что белобрысый гаденыш вывернулся.

Темнота рассеялась до сумерек. Прямо перед полными слез глазами появились шесть зеленых крылышек на мохнатом тельце – насекомое в руке Стрижа трепетало, словно живое.

– Светлая! Откуда тут степная оса? – притворно удивился белобрысый. – Волчок!

– Эй, с дороги, отребье! – рявкнул жирный бас.

– Простите, моего друга укусила оса, – оправдывался белобрысый. – Вот она, живая степная оса!

Любопытствующие, увидев «живую» осу, разбежались: никому неохота после укуса валяться куском мяса. Остались только двое бездельников, жующих краденые финики. Оба выглядели так, словно ошивались на базаре с самого утра, а не обежали половину Суарда вслед за младшими подмастерьями.

– Ну же, вставай! – Стриж потряс Волчка и обернулся к бездельникам. – Что уставились? Помогите, что ли.

– Да врешь ты! Живую осу ни один дурень в руки не возьмет, – громко, на публику протянул Угорь. – Покажь!

– Дай сюда! – встрял Шорох. – Сдохла, жаль.

Насекомое перекочевало в карман Шороха, лишая торговцев последних проблесков любопытства.

– В «Кружку», – предложил белобрысый. – После укуса осы нужно молоко.

«Все равно убью, – подумал Волчок. – Подлиза проклятый».