Илий вернулся в дом и понял, что остался с детьми совсем один.

«Сам виноват, – подумал он, – доверил ребёнка подростку».

Холодильник пустовал. Оставались только кусочек сливочного масла и немного рыбы. Картошка пришлась бы очень кстати. Конечно, продукты могла привезти Елена, но она возвратится поздно вечером.

Двадцать минут ушло на то, чтобы надеть на детей панамы, сандалии и вывести их на улицу. Солнце уже жарило вовсю – бетонная площадка перед домом слепила белизной.

Гален завилял хвостом и попросился с ними, но доктор не взял его – ему нужны обе руки, а пёс без поводка может сбежать.

Илий попросил Гошу последить за сестрой и зашёл в прохладную тень сарая. Садовые инструменты висели на стене, каждый на своём месте. Елена любила подшутить над мужем, мол, в сарае у него так же чисто, как в операционной. Он взял новенькую блестящую лопату – на ней ни царапин, ни пыли, ни комьев грязи. Старая, со ржавым погнутым лезвием, теперь выполняла роль столбика для бельевой верёвки.

Доктор, насвистывая, вышел наружу и застыл, как вкопанный, – дети исчезли. Он окликнул их, быстро пересёк двор. Обернулся и посмотрел на Галена – пёс лежал совершенно спокойно и, заметив, что хозяин обратил на него внимание, забил хвостом.

– Бу!!!

Гоша выпрыгнул из-за куста смородины. Следом, хихикая и неуклюже переставляя ножки, выбежала Зарина.

Доктор выругался про себя. Постарался не хмуриться. Одной рукой взял лопату и пустое ведро, другой подхватил Зарину, а сыну велел встать рядом с сестрой и крепко держать её за руку.

В таком «боевом» порядке они выдвинулись к полю.

Небо на востоке белело, как бывает в очень жаркие дни. В воздухе стоял душистый запах сена, высокую траву по краям дороги недавно скосил трактор – из-под срезанных колосьев вейника и луговой овсяницы выглядывала жёсткая щётка сухих стеблей.

Большие изумрудные стрекозы зависали в воздухе и улетали прочь. В тени дерева лежал худой короткошёрстный кот. Он даже не пошевелился, когда семья прошла мимо. Только открыл один заплывший слезившийся глаз.

Илий старался двигаться по тени, которую давали растущие на обочинах деревья. Песчаная дорога напоминала шкуру ягуара, пестрила солнечными пятнами. Доктор в одной руке держал тёплую, чуть влажную ладошку дочери, а в другой тяжёлое древко лопаты. Он поймал себя на мысли, что в эту минуту, несмотря на страшную затянувшуюся жару и утомление, он очень счастлив. Дети рядом, они идут все вместе, а им навстречу распускается горячим цветком летний день.

Тут же Илий вспомнил про воду. Куда он положил её? Кажется, в Гошин рюкзак. Для детей нет ничего страшнее обезвоживания. Оно наступает гораздо быстрее, чем у взрослых.

Хорошо, что Азим живёт неподалёку, потому что ехать за продуктами в Приречье сейчас сродни самоубийству. Конечно, доктор мог бы обойтись и без еды – в жару совсем нет аппетита. Но, во-первых, он не один, а во-вторых, ему хорошо известно, что это обманчивое чувство: организму нужна еда и минеральные соли, особенно детям. Илий подумал, как туго ему придётся, если они начнут отказываться от обеда.

Двор Азима ограждался забором только со стороны дороги. Перед домом росли яблони, за ним располагались грядки и картофельное поле, дальше буйно цвели луговые травы, переходя в небольшие рощицы кустарника. Луг медленно уходил под склон и заканчивался неглубоким оврагом. В низине текла извилистая речка, по берегам которой густо росли деревья. По вечерам Азим любил отдыхать у воды, рыбачить или читать книги.

Рядом с домом раскинул крону высокий каштан. Он давал щедрую тень и закрывал от солнца половину дома.

Доктор отвёл детей под дерево. Сел перед ними на корточки и сказал Гоше, выставив указательный палец:

– Из тени никуда не уходить. Не прятаться и не убегать. Я сейчас наберу картошки, и мы пойдём домой. Следи за сестрой. Ты понял?

Мальчик усердно закивал головой, закрыл рот ладошками, хитро посмотрел по сторонам и прыснул от смеха.

– Я серьёзно, – Илий заговорил строже. – Я не шучу, Гоша. Остаёшься за старшего.

Мальчик нахмурился, взял за руку сестрёнку и кивнул:

– Хорошо, папочка.

Илий не знал, какое им придумать дело. Он снял кепку и протянул мальчику.

– Собирайте сюда каштаны. Самые красивые, без вмятин.

Дети обрадовались новой игре.

Илий взял лопату, ведро и пошёл копать картошку.

На полпути он обернулся и крикнул:

– Из тени ни ногой.

Обгоревшая на шее кожа сразу начала зудеть. Илий собирался быстро выкопать несколько кустов и вернуться в тень, но всего лишь пару раз копнув рыхлую землю, почувствовал, что футболка прилипла к спине, а по скуле бежит струйка пота.

Собственные движения казались ему медленными и ленивыми. Он копнул глубже и наткнулся на небольшой камень. Целую вечность пришлось доставать его из земли. Наконец первые клубни картофеля с глухим звоном упали в пустое ведро.

Илий машинально вытер лоб, забыв, что руки перепачканы землёй. Зря он оставил кепку. Теперь – ещё один куст.

На втором кусте картошка оказалась мелкой.

Обернувшись, доктор увидел детей в цветных панамках. Они затеяли такую игру: одной ногой встать на черту, где заканчивается тень, потом выбежать и на мгновение замереть под лучами солнца, как будто ныряешь в горячую воду, втянуть голову в плечи и с визгом бежать обратно. «Конечно, – подумал доктор, – лучшая игра рождается там, где что-нибудь запретили…»

Это Гоша придумал выбегать ненадолго под солнце, как бы «чуть-чуть» нарушая требование отца.

Илий окликнул их, но поглощённые игрой, они не услышали. Он заторопился, с силой вонзил лопату в землю и услышал противный скрежет. Значит, лезвие снова угодило в камень. Если лопата хорошая – ей ничего не будет, а вот если металл дрянной…

Быстрым движением подняв черенок, он взглянул на край лезвия, стёр пальцами пыль с металла. Лопата не погнулась, но на лезвии появилась едва заметная царапина.

Илий начал опускать лопату, чтобы продолжить копать, и вдруг в полированной стали что-то блеснуло. Сердце доктора сжали невидимые щипцы, словно он превратился в препарированную лягушку. Это отражение солнца. Просто яркий отблеск на лезвие, как в зеркале. Вот и всё.

Горячая волна разлилась по телу, и он буквально почувствовал, как надпочечники фонтаном выплеснули в кровь адреналин.

Нет, тут что-то не так. Солнце не может отразиться от лопаты, потому что он стоит к лучам спиной. Его тень падает на лезвие, а значит то, что в отражении – никак не может быть солнцем.

Его мышцы окаменели, чего давным-давно с ним не было даже в самых критических ситуациях. Он боялся повернуться к дереву. Боялся того, что может увидеть.

«Оно там. Снова оно».

Свежая мысль мгновенно остудила раскалённые извилины:

«Оно там, где мои дети…»

Прежде чем он успел проверить свою догадку, тело его само развернулось в сторону каштанового дерева. В широко раскрытых глазах сверкнули два блика – отражения двух сгустков света. Один двигался быстрее, другой чуть медленнее.

Доктор закричал, сам не понимая что. Лопата в руке, которую он почему-то не бросил, перестала что-либо весить.

Подошвы сандалий врезались в землю, разметали засохшие комья, и за мужчиной, бежавшим по полю, сломя голову, поднялось облако пыли.

У дерева он глянул под ноги – смятая панамка лежала на траве. Илий вспомнил, что всё ещё держит лопату, и отшвырнул её в сторону. Он услышал как лезвие капризно звякнуло ударившись о торчащий корень. Ноги сами несли его вперёд, он споткнулся, и что-то просыпалось. Только через десяток шагов Илий сообразил, что пнул ногой полную каштанов кепку.

За невысокой рощей сверкнул силуэт. Илий бросился туда, чувствуя, как икры свело от напряжения. На его пути возникла грядка гороха с понатыканными в неё тонкими жердями. Доктор разметал их в сторону и потоптал побеги. Потом он попросит у Азима прощения. Больше мыслей не было. Он даже не успевал думать о детях. Он просто собирался догнать то, что покусилось на самое святое для него, и отобрать – голыми руками или зубами, как придётся.