Одно из существ издало ненавистное щелканье, и оно разнеслось эхом по площади. Другие застыли, и все повернулись к окну, из которого я смотрела.

Облака вернулись, и я выругалась, прижалась щеками к прутьям, желая увидеть, что они сделают, смотрели ли они и дальше на меня.

— Альва, назад, — рявкнул отец, и я по привычке, выработанной за годы, тут же сделала это.

Это спасло мне жизнь.

У моего окна был монстр.

Он забрался на второй этаж или спрыгнул с крыши, держался за карниз окна, чтобы не упасть. Он смотрел на меня, бледное лицо отделяла от меня решетка, а потом его холодные пальцы сжали металл там, где до этого были мои.

Черные глаза смотрели на меня.

— Альва, ты в порядке? — позвал отец, голос был сдавленным от паники.

— Я в порядке, — отозвалась я.

Существо улыбнулось, словно понимало меня. Оно медленно покачало головой.

«Нет, не в порядке», — будто говорило оно.

Я слышала крики снаружи, выстрелы, жители поняли, что нападение началось. Существо вздрогнуло, обернулось, и я заметила темное круглое пятно на его груди. Потому оно забралось сюда. Я попала по нему. Прошлой ночью в своем доме я всадила пулю туда, где должно было находиться его сердце.

Я говорила себе, что ошибалась, что это не могло быть то же существо. Шрам выглядел старым, так что было совпадением, что рана была на том же месте. Но я знала костями, что это то же существо. Они были быстрее нас и сильнее, а еще быстро исцелялись.

И оно помнило меня.

Рассвет — настоящая безопасность — был, казалось, очень далеко.

— Скажи, что оно делает, — крикнул отец.

— Ничего. Просто смотрит. Я… подстрелила его. Прошлой ночью. Похоже, оно меня помнит.

От моего голоса оно тихо цокнуло. Я подняла ладонь к груди и коснулась того места, где у него была рана.

Оно открыло рот, и я увидела, как удлиняются клыки. Я знала, что была права. Это было то же существо, и оно узнало меня. И хотело отомстить.

Оно дернуло за прутья, но не сильно, а потом, сжимая их руками, отклонилось, пытаясь вырвать прутья из стены. Я не знала, хватит ли ему сил на это, но не хотела выяснять. Я бросила ведро, оно ударилось об прутья, зазвенело как колокол, как металлический гонг.

Существо яростно закричало и ударило по прутьям, цемент посыпался на пол.

Другие ответили криками, их визг смешивался с безумными криками жителей.

— Боже, Альва, что происходит? — крикнул отец.

Я упала на пол, потянулась к ведру, а существо бросилось на окно надо мной, длинная рука потянулась сквозь прутья ко мне, когти были опасно близко к моему лицу, когда я подняла голову.

Я с ведром в руке попятилась и встала. Оно убрало руку, смотрело на меня, сжимая прутья, ненависть в глаза была безошибочной.

Я подняла ведро, намереваясь бить его по пальцам, пока оно не отпустит, но шанс не выпал. Я шагнула вперед, а оно повернулось, голова развернулось почти как у совы. А потом оно пропало из виду.

Боясь, что это уловка, я прошла к окну, держа ведро перед собой.

— Что происходит теперь? — сказал мой отец.

— Не знаю… Думаю, оно ушло. Или хочет, чтобы я поверила в это.

Площадь стала тихой, выстрелы и крики пропали.

— Оставайся на месте, я посмотрю.

Я ждала, слушая. Он резко вдохнул.

— Не смотри, Альва. Ради бога, не смотри.

Я посмотрела, и ведро выпало из моей руки, ударилось об пол с металлическим звоном, укатилось под кровать.

Джим Баллантин был мертв в клетке. Его тело согнулось, шея была красно-розовым месивом.

Его голова лежала рядом с ним.

Я повернулась, меня стошнило. Я прижала ладонь ко рту, другую — к животу.

— Я предупреждал, — сказал отец.

Я вытерла рот и посмотрела снова, стараясь в этот раз не смотреть на Джима.

Вместо этого я увидела других. Трое мужчин лежали, разорванные, до этого они явно выглядывали из окон и стреляли. Раны на их шеях были как раскрытые рты, их головы были почти оторваны. Их раны почернели от света луны, лица были неузнаваемы.

Окна первого этажа дома рядом с Жилем были разбиты. Я заметила две шали среди стекла, их сорвали с тел владелиц. Дома были тихими, и я пыталась понять, что произошло.

Пока одно пыталось достать меня, другие напали на стрелков, вытащили их и разбили окна внизу, чтобы проникнуть внутрь. Они могли забрать некоторых людей. Устроить себе запас. Выжившие могли убежать глубже в дом, я на это наделась.

«Только бы Рен, Гэван и Мэгги были в порядке».

— Одного они поймали, — отец перебил мои мысли.

Я посмотрела на клетку и поняла, к своему удивлению, что он был прав.

В углу сжималось существо, стараясь быть как можно меньше. То юное. Низкое и худое, оно горбилось, и покров на нем напоминал одежду…

— Альва, отойди от окна, — снова сказал мой отец. — Не смотри.

Но его голос отличался. Он не приказывал, не злился и не боялся за меня. Я не сразу поняла тон.

Это была мольба.

И я увидела еще одного юного на площади у зданий, то существо пыталось держаться тени. Оно было тоже небольшим, и странная шерсть покрывала его голову и спину. Но руки этого были светлыми и голыми в свете луны.

— Альва, — сказал отец. — Пожалуйста.

Существо посмотрело на меня, и я увидела свою мать.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

— Альва, — сказал отец.

Это было невозможно. Он убил ее. Я слышала четыре выстрела. И он оттащил ее тело к озеру.

Моя мать была мертва.

Моя мать смотрела на меня.

Она и изменилась, и нет. То, что я приняла за шкуру, было одеждой и волосами, прилипшими к ее телу от воды или жира. Я знала, на что смотрела, и видела ее бледную кожу между дырами в блузке.

Существо в клетке подняло голову, и новая волна ужаса охватила меня, когда у него оказалось лицо Джеймса Баллантина. Я поняла, почему Джим Баллантин не кричал, почему манил его. Он думал, что это был его сын.

Выстрелы прогремели в другой стороне, и мы с моим отцом закричали им остановиться. Я прижалась лицом к решетке, а телом — к стене, чтобы быть как можно ближе. Существо — моя мать — все смотрело на меня, черные глаза были пустыми. Оно повернулось и убежало. Быстрее человека, но не так быстро, как другие. Изначальные.

— Как? — сказала я. В соседней камере было тихо. Но теперь я понимала, почему он не хотел никому говорить, что уровень воды в озере упал. Почему он охотился один. Почему хотел, чтобы я оставалась внутри.

И почему закрыл дневник, чтобы Жиль не видел, что такие существа были.

Он знал, что она была одна из них. Что она как-то перестала быть человеком и стала монстром.

Я слушала, как кровать в соседней комнат скрипнула, вес встал с нее. Отец отошел от окна. Я тоже так сделала и прошла к двери, села у стены между нами. Мне казалось, что с другой стороны отец повторял за мной.

— Как? — снова сказала я.

Он кашлянул.

— Придется вернуться к началу, — сказал он. — Это долгая история.

— Нам некуда спешить, — сказала я, и он издал смешок.

— Помнишь, ей было плохо, когда мы потеряли кроху… — он утих. — Джим Баллантин говорил, что это было ожидаемо после такой потери. Его Ада потеряла ребенка между их двумя сыновьями. Джим сказал, что лучше вести себя нормально, не трогать ее, сохранять рутину, и она оправится. Это сработало с его Адой. И я так делал. Я тоже опечалился, не пойми превратно. Я был в отчаянии. Но не было времени горевать.

— Почему?

— Нужно было заботиться о тебе, а твоя мама не могла. И в тот год Жиль открыл мельницу, — сказал он. — Это был успех. Крупный. Но это сказалось на озере: колесо забирало много воды, а лето было жарким. Мы боролись каждый день: я заканчивал осмотр, спускался с отчетом, просил его замедлиться, и он говорил мне разобраться, словно я мог магией вызвать воду с неба, — он замешкался. — Он радовался. У него была власть. А я не мог выполнять свою работу, понимал, что не справлялся. И тут мы потеряли ребенка.