Собака в ответ кивнула, а может, просто устала держать голову. Филиппе подхватил её и понёс в машину – та была лёгкой, почти невесомой.

“Поблизости нет домов, кругом лес. Сколько же она пробыла здесь? – он расстелил своё пальто на заднем сиденье и бережно уложил на него собаку. – Нельзя рассказывать, что видел Лию, что слышу её. Нельзя сейчас, нельзя…”

– Что, если она болеет бешенством, укусит тебя и придётся ставить уколы? – волновалась Софи, пока заводила машину. – Ты хоть представляешь, что можно умереть от асфиксии?

– Значит, не судьба, – а сам подумал: “Или как раз судьба”.

Софи больше не гнала и заехала за кормом. Она переживала, как оставит Филиппе одного, пока пойдёт в магазин, но брат уснул, крепко прижимая собаку.

– Ты уверена, что мне нужно идти? – спросил Филиппе, когда они приехали к Софи домой. Он хотел как можно скорее напиться и уснуть, желательно не просыпаясь. Вот только его, как и Гамлета, мучил один и тот же вопрос: «Какие сны приснятся в смертном сне?»

– Давай пока оставим её в гараже или подвале? Собака будет отвлекать и может испортить новую мебель. Запачкает или, что ещё хуже, погрызёт, – Софи прищурилась и недовольно посмотрела на брата, а потом на собаку. Тесси хотела попросить не оставлять её одну, но на лай по-прежнему не хватало сил. Она лишь грустно вздохнула и жалобно посмотрела. Устоять было невозможно.

– Давай я возмещу, если она что-то испортит? – предложил Филиппе.

– Договорились, – смягчилась Софи и перестала хмуриться. – Тогда первым делом помой её. Потому что эти грязные лапы не будут ходить по моему чистому паркету и уж тем более не коснутся ковра в гостиной.

– Тише, тише, я не причиню тебе вреда, – Филиппе был рад, что можно немного прийти в себя и отвлечься, пока остальные накрывают на стол. Поставил собаку в большую ванну и ласково погладил. Бережно поливая Тесси из душа, отрегулировал температуру воды. Другой рукой достал шампунь. Легко открыл его, вылил на мокрую шерсть и стал растирать. Эти простые действия успокаивали. Он не переоделся. Рукава пиджака намокли, вода и грязь попали на брюки. Филиппе хотел поскорее навсегда избавиться от свадебного костюма: “Я был так счастлив, надевая его в тот день. Зачем я надел его сегодня? Порадовать её? Вот идиот”.

– У вас там всё в порядке? Или мне помочь? – поинтересовалась Софи, но заходить не стала.

– Ничего не нужно, мы сами, – отозвался Филиппе. Тесси немного напряглась из-за того, что он повысил голос. Передняя лапа задрожала – собака, словно устала стоять. Он погладил её, чтобы успокоить.

– Все садятся за стол. Поторопись, пожалуйста, – попросила сестра.

Он обнял Тесси и вспомнил их с женой давний ночной разговор по душам.

– Может, заведём кошку? – предложила Лия.

– Собаку? Детей? – шутливо отозвался он.

– Скажи мне, каким отцом ты собираешься быть? Понимаешь, я хочу прожить это по-настоящему, – она стала слишком серьёзной. – Быть рядом с ребёнком, воспитывать и принимать. Не беспокоиться, что он рушит мою карьеру. Стать ему другом. Не спихивать на нянек, без крайней нужды. Не для галочки. Не хочу потом обнаружить, что совсем не знаю его. Прочувствовать каждый момент становления, направлять, оберегать и отпустить с лёгким сердцем, когда придёт время.

– Я хочу также, – Филиппе обнял жену. – Только прошу, давай у нас будет один ребёнок? Ты сама знаешь, что любовь родителей не всегда делится поровну.

– А может и никогда, – согласилась она.

“У нас уже не будет детей, – думал Филиппе сейчас, – ни одного, ни даже двух. Ни одного. Никогда”.

Стало адски холодно, и он услышал: «Папочка, спаси нас!»

Собака тявкнула и вывела его из транса. Филиппе схватил большое полотенце и накинул на мокрую Тесси, которая не сдвинулась с места, пока её не вытерли насухо. Потом попыталась отряхнуться, но только вяло повела ушами и медленно вышла из ванной, тихонько цокая когтями.

– Филиппе! – настойчиво позвала Софи.

– Да иду я уже, иду!

Софи перехватила брата в коридоре – мокрого, грязного и взъерошенного. Молча отвела его в спальню и выдала чистую одежду Питера – длинную чёрную водолазку и старые потёртые джинсы.

“Филиппе теперь напоминает Стива Джобса, не хватает только очков и седины. Хотя… – приглядевшись, она увидела парочку седых прядей. – Как я раньше не заметила? Не заметила, что брат за эти две недели постарел на годы”.

В гостиной от ароматов кружило голову. Софи вместе с Карлой и Хлоей всё приготовили ещё до поездки на кладбище. Лия редко кулинарила, зато частенько вспоминала мамину стряпню.

“Всё так странно, так не сочетаемо, – Филиппе привык, что на поминках всегда отвратительна еда, – горе, слёзы и эта сочная куриная кесадилья, лазанья. Как сюда могла зайти грусть? За что?”

Все молча помогали друг другу накладывать еду, общаясь только кивками, короткими фразами. Филиппе не просто вспомнил – он увидел, как кинофильм перед глазами, тот нелепый случай.

Лия кружилась вокруг схем, держа в руке кружку. Он подошёл сзади, хотел обнять её. Она не ожидала и всё расплескала. Пятно расплылось на бумаге, немного размыв чернила.

– Вот изобретём мы Машину Времени, и я вернусь в этот самый момент и успею уклониться, – пообещала Лия, она была уверена в их успехе.

– Я вернусь раньше и отучу тебя пить кофе за работой, – подначивал профессор, и тут же принял кофейный душ. Хорошо, что напиток был чуть тёплым.

Лия обиделась – ей казалось, что манера пить на ходу, жить с кружкой в руках, делает её особенной. Так и было, ей всё это шло, даже излишняя эмоциональность и взбалмошность.

Наконец, мать Лии начала беседу, заставив его отвлечься от воспоминаний.

– На десерт я приготовила лимонный пирог. Дочка очень его любила, – последнюю фразу Карла произнесла по-итальянски.

Тут всё было так, как любила Лия – только близкие, вкусная еда и пластинка Эллы Фицджеральд. Карла не собиралась плакать, ей не впервой терять близкого человека. Не то что бы такое примиряет с болью, но, прочувствовав однажды, понимаешь, что как бы ни было плохо – это проходит. Самое страшное – это действительно тоже пройдёт. Хлоя положила свою руку поверх руки матери, чтобы унять её дрожь. Жест был по-семейному милый и трогательный. Филиппе вновь ощутил одиночество, оно становилось осязаемым.

Софи вспомнила, как бабушка подошла к ней на похоронах родителей.

«Милая, ты ведь знаешь, что слёзы не стоит лить понапрасну? – бабушка обняла её. – Сейчас можно и поплакать, но потом лучше не стоит. Когда я умру, пусть твой платочек останется сухим. Хочу, чтобы все смотрели на вас и думали: “Какие у неё сильные внуки”. Ты же знаешь, что самые честные слёзы – те, что пролиты в одиночестве».

Софи услышала её. Подросла и стала сильней. На похоронах бабушки они с братом держались достойно её памяти, как она того и хотела.

– Можно я расскажу? – Карла обратилась к Филиппе. – Прости мне мою сентиментальность, но у нас в семье принято делиться воспоминаниями об ушедших, чтобы почтить их память. Понимаю, что тебе тяжело, но позволь мне. Лия, как и все в нашей семье, занималась вокалом, рисованием и танцами. А потом неожиданно увлеклась физикой. Думали ненадолго, не верили, что это всерьёз, но ошиблись. – Карла неспешно пригубила вино, переводя дыхание. – Всё началось с того, что дочка наткнулась на видео с твоим выступлением о каких-то материях или материалах. Прости, не запомнила. Там было ужасное качество и звук, но она всё пересматривала и пересматривала его раз за разом. Потом взялась за энциклопедию, что была дома, затем начала искать статьи в Сети. У нас тогда частенько были перебои с электричеством, медленный интернет, то и дело пропадал. Но ей это всё было важно и интересно. Лия слишком много сидела за компьютером и книжками, меня это беспокоило, – Карла неожиданно замолчала.