Знаете, вас бы не позвали на похороны Лии Монтгомери. Церемония прощания прошла в маленькой церквушке, более чем скромно и в кругу только самых близких. Лия была женой професданьксора Филиппе Берди всего лишь год, но её похоронили в его семейном склепе.

День похорон выдался мрачным и серым. Из-за вьюги всё скрывалось в снежном вихре. Ветер пронизывал насквозь и задувал свечи. Никто не был готов к жуткому холоду снаружи, и горечи, леденящей душу, внутри. Все думали лишь о том, зачем маленькой Лие такой огромный гроб? И эти странные мысли о понятном и мирском нравились людям. Это отвлекало от самого страшного, от мыслей о собственной смерти. Филиппе же думал, что раз уж места хватило бы им двоим, – почему бы и ему не лечь рядом с женой.

Тело выдали только через две недели после смерти. К этому дню весь запас слёз иссяк. Никто не плакал и не устраивал истерик. Горе казалось таким выматывающим, иссушающим. Держаться Филиппе помогала лишь возможность в любой момент уйти вслед за женой, туда, в чёрное небытие, из которого нет возврата. У него есть выбор.

Вместо хора наняли дуэт. Их грели только мечты о том, как они потратят гонорар. Девушка проникновенно пела “The Band Perry – If I Die Young”. Голос её не дрожал, несмотря на явно опрометчивое решение надеть тонкое пальтишко не по погоде. Скрипач замёрз так, что пальцы с трудом сжимали смычок. Игра получилась нервной, неровной.

Хлоя вспомнила, как сестра выбрала эту песню, ещё задолго до своей смерти.

В тот день Лия вернулась домой, после похорон лучшей подруги и была в ярости.

– Они не выполнили её просьбу, они не стали! – в её голосе было много боли, но злости больше во сто крат. – Насмотревшись, как это делают в фильмах, Лия снесла всё со стола. Резко, обеими руками, но получилось не столь эффектно, сколь громко, неуместно и наигранно. Это разозлило её ещё больше. Девушка беспомощно взревела и закашлялась. – Её последней волей было, чтоб на похоронах не плакали, а танцевали и включили правильную музыку. Она не хотела, чтобы мы грустили. Мечтала уйти под ту самую песню. Понимаешь? А её бабушка всё испортила! – Лия взяла сестру за руку и попросила. – Но ты ведь сделаешь это для меня? Когда умру, поставят, что я попрошу? Пообещай!

Хлоя тогда согласилась, не стала переубеждать, что младшенькой уготована долгая жизнь, и не стоит думать о смерти. Прижала её к себе посильнее. Лия заплакала, но уже от облегчения – её наконец-то услышали.

“Видишь, сестрёнка, я сдержала своё обещание”, – думала Хлоя, вспоминая тот день.

После выступления священнослужитель степенно произнёс прощальную речь. Внимательно слушали только дети Хлои, для которых смерть была диковинным явлением, никак не связанным с ними или жизнью в целом. Простите им это. Малышам было всего три года, но вели они себя хорошо: не баловались и стояли прямо, выпрямив спину, как их учила бабушка.

Софи робко взяла Филиппе за руку, он почувствовал тепло.

«А у меня руки всегда были холодными, а сердце горячим», – услышал он голос Лии, своей мёртвой жены.

Профессор опустил голову и зажмурился, больше не мог смотреть на закрытый гроб, представлять, что там она, его единственная любовь. Он мечтал: «Вот стоит лишь открыть глаза, и всё окажется сном. Раз-два-три, ну, пожалуйста! Я буду лучше, прощу всем долги, стану помогать животным. Я сделаю всё! Ну же, что там ещё нужно пообещать?!»

Но чуда не произошло. Филиппе нехотя открыл глаза и медленно огляделся вокруг. Смотреть на сестру жены невыносимо, так же, как и отвести взгляд. Лия и Хлоя были слишком похожи: такие же тёмно-русые волосы, карие глаза, пушистые ресницы, пухлые губы. Вот только у Хлои уже появились морщинки, которые выдавали возраст.

«Такой ты могла стать через пять лет, – думал он. – Если б только была жива, – он посмотрел на близнецов, которых одели слишком тепло. Племянники были похожи на маленьких плюшевых мишек. – Такими могли быть наши дети. Если б только…»

Поодаль стояли лучшие друзья, с которыми они вместе преподавали в университете. Филиппе услышал комментарии мёртвой жены: «Смотри, Марго похожа на панду, и неспроста вцепилась в Ричарда так крепко. Мне кажется, эти двое что-то от нас скрывают, – Лия переключилась на Тима. – Даже на похоронах умудряется выглядеть как фотомодель. Как думаешь, он приударит за певицей?”

Профессор сделал глубокий вдох и опустил голову. Когда спросили, не подготовил ли кто-нибудь поминальную речь, все промолчали. Даже Тим, который всегда находил нужные слова – и тот предпочёл воздержаться. Холод сковывал не только тела, но и души. Силы были на исходе. Филиппе шепнул сестре: «Пусть отнесут в склеп. Отпустите тело». Так и сказал «отпустите тело», вместо «опустите». Душу отпускать не собирался, да и в склепе не опускают гроб. Сам, не извинившись, вышел на улицу. Захотелось курить, и воспоминание пришло как по заказу. Оно ждало этого дня и пришлось как нельзя кстати.

Это случилось в день похорон родителей. Все разошлись, и Филиппе курил прямо на кухне. Кто ему запретит? Мать? Отец? Пусть для начала воскреснут. Бабушка, которая неожиданно проснулась среди ночи, не испугала его. Она подошла к нему и забрала сигарету. Он ждал нагоняя, но был готов отстаивать свои права на взрослую жизнь.

«Не стоит курить постоянно, – бабушка затянулась. – Не носи с собой этой гадости, не захламляй лёгкие. Но на моих похоронах разрешаю выкурить даже две».

Тогда Филиппе заплакал как ребёнок, надрывно и чисто. Понял, что для того, чтобы стать взрослым, ему нужно ещё подрасти. После похорон бабушки выкурил целую пачку. Его потом долго мутило с непривычки, к табаку больше и не думал прикасаться. До сегодняшнего дня.

Чувство вины сдавило грудь, лёгкие, казалось, перестали слушаться. Филиппе пытался сосредоточиться на дыхании, но становилось только хуже, проще было перестать сопротивляться. Сердце же, напротив, билось слишком быстро. Здравствуй, паническая атака, первая в череде грядущих. Он думал лишь о нереальности происходящего. В его голове крутилось навязчивое: «Её нет, её нет, и не будет». Резкий порыв ветра был похож на пощёчину, возвращающую в реальность. Снег всё ещё шёл, но теперь хлопья падали медленно, безмятежно. Филиппе почувствовал на себе тяжёлый взгляд. Вдали, около могил он увидел девушку. Худая, во всём чёрном, лицо спрятано за вуалью, не разглядеть.

Филиппе поёжился: «Может, это смерть пришла посмотреть, какую красоту забрала? Или уже за мной?» Его, наконец, отпустило, дыхание вернулось в норму, приступа будто и не было вовсе. Тень показалась знакомой. Он хотел помахать ей, но не успел.

– Филиппе, – отвлекла Софи, – ваши друзья уезжают сегодня на конференцию, поэтому будут только родственники. Карла и Хлоя вместе с Питером уже поехали ко мне. Не волнуйся, я всё подготовила.

– Зачем я им? – Филиппе задавал вопрос больше самому себе. – Не понимаю, почему они всё ещё хотят меня видеть?

– Чтобы ты рассказал, как любил её, – ответила сестра, когда они уже сели в его машину. – Все поделятся, как им больно, и станет легче. Именно так и бывает, неужели ты забыл?

– Рассказать? Разве это можно рассказать?! – взорвался он. – Софи, лучше бы им оставить меня в покое. Я видел, как она умирала. Лия страдала, мучилась, ей было так больно, что её глаза… – у него выступили слёзы, но говорить брат стал ещё жёстче и быстрее. – Она держала меня за руку до последнего вздоха. Жизнь уходила из неё, но единственное, что я мог сделать – просто быть рядом. И ничего больше. Лучше бы это был я. Лучше бы я умер вместо неё или вместе с ней! – Софи не отвечала, и он продолжил свою тираду. – А ты хочешь, чтобы я говорил о любви?! Разве они хотят услышать, что их дочь и сестра умерла из-за какого-то идиота, который, видите ли, любил её, что пожалейте и его заодно. Ему ведь тоже ой, как нелегко. Это всё бред! – он ударил по рулю и сработал гудок.