Идущая чуть впереди Ксюша тоже оглянулась, снисходительно глянув на Ростика, фыркнула.
– Да в твоём вкусе вообще всё, что движется. А иногда и то, что не движется, тоже.
Но тот проигнорировал её замечание. Да с него любые насмешки, как с гуся вода, и вообще неизвестно, чьи слова кого сильнее задевали. Поэтому Ростик, показательно не обращая внимания на Ксюшину критичность, принялся развивать тему:
– Димон, – он прицельно прищурился, продолжая довольно лыбится, – а может… а? Попробуем, подкатим? И посмотрим, у кого из нас быстрее получится?
– Да успокойся уже! – поджав губы, выдала Ксюша. – Не все такие извращенцы как ты.
– А Ксюха-то напряглась, – многозначительно пропел Ростик, растягивая губы всё шире и шире.
Интересно, у него ещё щёки не заболели от нескончаемых улыбок?
– Ну и напряглась. И что? – с вызовом воскликнула Ксюша. – Потому что достал ты уже со своими глупостями.
– Да ладно? – не унялся Ростик. – А точно из-за этого? Или всё-таки из-за Димочки разволновалась? Вдруг он не станет больше дожидаться, пока ты созреешь, а перекинется на что-то более спелое и аппетитное.
Ксюша опять фыркнула, смерила Ростика пренебрежительным взглядом.
– Слюни подбери. И вообще, ты просто слишком озабоченный, чтобы других оценивать адекватно. Говорю же, не все, вроде тебя, только об одном и думают.
– Так я разве о том? – Ростик изобразил праведное негодование. – Я ж исключительно о любви. Которая высокая и светлая. – Он воззрился на приятеля. – Димон, а ты-то чего молчишь? Уже разрабатываешь план действия?
– Какого действия? – озадаченно вскинулся Дима.
– Ну, как какого? – хохотнул Ростик. – Как будешь подкатывать к Алёне Игоревне. Чтобы я тебя не опередил.
– Да не, – Дима мотнул головой.
– А чего ж тогда задумчивый такой?
– Мне кажется, я её откуда-то знаю. Видел. Раньше.
– Да наверняка видел, – опять вклинилась Ксюша. – Прямо здесь, в универе. Например, на кафедре в преподавательской, когда к Светочке за зачётом ходил.
– Наверно, – послушно согласился Дима, даже не задумавшись.
– А насчёт спора-то как? – влез Ростик, и Дима посмотрел на него, поморщившись, произнёс спокойно:
– Может, и правда, заткнёшься уже? Реально достал.
Ростика и тут не пробрало, и выводы он сделал свои, всё такие же самонадеянные.
– Ну ни фига себе! – воскликнул торжествующе. – Это чё, выходит, я прав? Димон на англичанку запал.
Ему никто не ответил. Потому что – бесполезно. Он всё равно не заткнётся, если хоть как-то реагировать на его слова. Единственное работающее средство – просто молчать. А без отклика Ростика надолго не хватало, уже проверено.
Дима, вместо того, чтобы, как остальные выйти с лестничной площадки в коридор второго этажа, свернул в сторону следующего пролёта, бросил ещё не успевшим ничего осознать одногруппникам:
– Вы идите. Я сейчас. Мне надо. – И заскакал вниз по ступенькам.
Ему действительно надо – хотя бы на минуту остаться одному. Всё равно где, лишь бы избавиться от гудения этих назойливых голосов, насмешливой прямолинейности туповатых фраз и просто подумать.
Алёна Игоревна. Алёна. Алёна? И правда что-то особенное было для него в этом имени.
5
По улице гулял студёный ветер, подбирал с тротуара катившую по нему мелкую снежную пыль, пытался бросить в лицо, но сил не хватало. Поэтому он так и мёл под ногами, шлифовал подёрнутый тонкой ледяной коркой асфальт.
Если бы не щедро рассыпанный песок идти было бы трудно. Скользко. А хотелось побыстрее добраться до остановки, заскочить в первый же подходящий транспорт, не важно, автобус или троллейбус, спрятаться от этого самого неприятного ветра, ну и оказаться дома тоже хотелось побыстрее.
Алёна немного не дошла до перехода, когда к тротуару подкатила машина, остановилась. Поначалу Алёна не обратила на неё внимания, но настойчивый сигнал заставил её повернуть голову и задуматься. Не надолго. Всё стало понятно почти сразу, и машина оказалась знакомой.
Точно, Шарицкий. Пересеклись в очередной раз. Что неудивительно и весьма предсказуемо. У них тут учебно-тренировочный центр недалеко от университета.
У кого у них? У местного управления МЧС. Ведь теперь Андрей Шарицкий не просто «Чип и Дейл» на любительском уровне, а профессиональный спасатель и сам гоняет новобранцев в этом учебно-тренировочном центре.
Но вообще, они с Алёной ещё со школы знакомы, с самого первого класса. И у Андрюхи уже тогда это ярко проявлялось – стремление помогать, опекать, спасать. Он и внешне вполне соответствовал тем самым мультяшным бурундукам – невысокий, но крепенький, с вечно взлохмаченным светло-каштановым чубчиком – и долго таким оставался. Зато потом, когда учились в старших классах, Шарицкий резко вытянулся, постройнел, черты лица прорисовались твёрже и острее, и даже небрежно взлохмаченный чубчик стал смотреться весьма привлекательно и стильно.
Он и сейчас такой – натренированный, подтянутый, симпатичный. Не чубчик, конечно же, Андрюха. И волосы у него уложены вполне прилично, не ершатся непокорно в разные стороны. Вполне себе красавец-мужчина, почти идеал. При звании, при серьёзной работе, при достойной машине и при жене. Наверняка тоже красавице.
– Алён, привет! – Шарицкий приглашающе распахнул дверь.
– Привет! – привычно откликнулась она.
– Подвезти?
– Ну, если тебе не сложно…
– Не сложно. Ты же знаешь. – Он улыбнулся, заверил: – Как обычно, доставлю, куда скажешь.
– Ну, раз как обычно, – произнесла Алёна, усаживаясь в кресло и пристёгиваясь, – то скажу «Домой».
А Шарицкий чуть отвернулся, чтобы заглянуть в боковое зеркало, продолжая говорить:
– Если надо, могу и ещё куда.
– Не надо, – возразила Алёна. – Правда, Андрюш, лучше всего домой.
Машина тронулась с места, отъехала от тротуара, вливаясь в общий поток.
– А не хочешь перекусить? – коротко глянув, неожиданно поинтересовался Шарицкий, предложил: – Давай заедем куда-нибудь.
– А что, жена тебя больше не кормит? – не удержавшись, поддела Алёна. Само вырвалось. Потому что всегда было так, и в детстве, и в юности. И сейчас получалось раньше, чем она успевала осознать.
Опять это прошлое не хотело отступать, вклинивалось в настоящее, хотя всё безвозвратно и основательно изменилось. С Глебом они давно не соседи и вообще много лет не виделись, школа и подростковые метания остались далеко позади, Алёна преподавала английский язык в техническом университете, а Андрюха Шарицкий был взросл, почти солиден и женат.
Но на подколку он, как и раньше, не повёлся, не обиделся, невозмутимо дёрнул плечом, заверил на полном серьёзе:
– Ну, обычно-то кормит. – И пояснил: – Но сейчас Маринка с подругой на неделю в Грузию укатила.
– Почему с подругой? – озадачилась Алёна.
– А почему нет? – с прежней невозмутимостью откликнулся Шарицкий. – Они каждый год так куда-нибудь ездят. Вспомнить юность, отдохнуть от забот, от семьи.
Неизвестно, как обстояли дела у подруги, но Андрюхиной жене – с чего бы от семьи уставать? Они только вдвоём, детей нет, а Шарицкий частенько мотается по командировкам, а те обычно длятся не день-два. Даже Алёна в курсе.
– Кстати, твою Марину не беспокоит, что ты с другой женщиной на машине катаешься, в рестораны её приглашаешь?
Шарицкий ответил не сразу, несколько секунд молчал, возможно, сосредоточен был на чём-то другом, а потом поинтересовался, не отрывая взгляда от дороги:
– А у неё есть причины для беспокойства?
Скорее всего, Алёне привиделось что-то такое чересчур многозначительное в этом вопросе. Неправильно разобралась в интонациях. Или просто придумала. Подобное хоть уже и редко, но всё равно иногда с ней случалось, когда каким-то несущественным или даже существующим исключительно в её воображении вещам она придавала особую важность, которой на самом деле и в помине не было, даже на уровне намёка. И следующие фразы прозвучали почти что камнем в собственный огород.