Предисловие автора ко II тому «Оснований этики»

Теперь, когда с выходом V и VI части (часть IV появилась еще раньше) мне удалось завершить второй том «Оснований этики», – в чем я уже несколько лет отчаивался, – чувство удовлетворения нарушается у меня при мысли, что эти новые части менее определенны в своих заключениях, чем я надеялся. Совершенной определенности, конечно, нельзя было и ожидать. Истинные правила для поступков существа столь сложного, как человек, живущего в таких сложных условиях, каковы общественные, очевидно составляют предмет, не допускающий специальных положений общеобязательного характера.

Основной отдел – сфера частного поведения, необходимо зависящего, в известной мере, от природы индивида и обстоятельств, в которых он находится, – может быть нормирован лишь приблизительно; и в большинстве случаев руководительство должно ограничиться судейским взвешиванием требований и избеганием крайностей. Переходя к первому большому отделу поведения общественного – к «Справедливости», мы действительно вступаем в область заключений, в значительной степени определенных. К счастью, в этом, наиболее важном, отделе этики, трактующем об известных правильных отношениях между индивидами, безотносительно к их характеру и обстановке, фигурируете руководящая идея справедливости или равенства (equalness) – туда вводится идея меры, и полученные выводы приобретают некоторый количественный характер, вследствие чего отчасти уподобляются выводам точных наук. Но когда, оставив этот наиважнейший отдел, предписания которого непреложны и не считаются с личными моментами, мы обращаемся к остающимся отделам – благотворительности отрицательной и положительной, – мы оказываемся в области, где сложность личного поведения усугубляется многообразными отношениями к не менее сложному поведению окружающих. Для разрешения проблем, которые здесь возникают, природа меры не дает нам никакого руководства, и нам приходится обыкновенно следовать эмпирическим суждениям.

Ввиду этих признаний, быть может, станут утверждать, что здесь нам нисколько не помогает общее учение о развитии. На это я возражу прежде всего, что в новом отделе этики, трактующем о справедливости, эволюционное учение способствует как проверке эмпирических заключений, так и установлению некоторых, еще не признанных, важных выводов. Если скажут, что на протяжении заключительных отделов этики, обсуждающих благотворительность, отрицательную и положительную, заключения должны быть, как указано, преимущественно эмпирическими, и что поэтому здесь во всяком случае учение об эволюции нам не поможет, – то следует возразить, что оно помогает нам если не в специальных вопросах, то в общих. Прежде всего, учение это доставляет нам естественную санкцию некоторым видам поведения, которые в настоящее время предполагаются лишенными всякой санкции, если у них нет санкции сверхъестественной, – оно показывает нам, что эти виды поведения охватываются границами развивающейся человечности, способствуют высшей жизни и, вследствие этого, обязательны. Во-вторых, предоставляя нам составлять эмпирические суждения, эволюционное учение дает те общие истины, которыми следует руководствоваться в этих эмпирических суждениях – намечает пределы, в которых они должны вращаться.

Части V и VI подкрепляют правила благотворительности, прибавляя к эмпирической санкции санкцию рациональную; но сверх этой службы содержание этих частей имеет следующие права на внимание: во-первых, в каждой главе изложены с точностью разнообразные требования и ограничения, с которыми следует считаться, что помогает образованию уравновешенных суждений. Во-вторых, такое методическое рассмотрение сообщает известную связность спутанным и часто противоречивым идеям о предмете благотворительности, какие ныне циркулируют. В-третьих, наконец, получающаяся в результате связная научная дисциплина содержит в себе регулирование некоторых родов поведения, на которое в обыкновенных этиках не обращается внимание.

В предисловии к «Данным этики», изданным в июне 1879 г., встречаются следующие слова: «Признаки, повторявшиеся в последние годы все чаще и явственнее, убедили меня, что состояние моего здоровья может постоянно ухудшаться, даже если жизнь не придет к концу, – раньше, нежели я достигну последней части намеченной мною для себя задачи». Затем следовало утверждение, что «эта последняя часть моей задачи», а именно вывод этики из учения о развитии, «представляет то, к чему все предшествующее я считаю лишь вспомогательным средством», и что поэтому для меня нежелательно предвидеть возможность невыполнение этого дела. Отсюда явилась решимость заранее написать «Данные этики».

Нечто подобное предвиденной катастрофе постепенно наступило. Годы расстроенного здоровья и ослабевшей способности к труду привели (в 1886 г.) к полному упадку сил, и дальнейшая разработка «Синтетической философии» была задержана до начала 1890 г., когда снова стало возможным предаться хотя немного ежедневному серьезному труду. Конечно, возник вопрос, какой труд предпринять сначала? Без колебания было решено закончить «Основания этики», так как руководящие отделы «Оснований социологии» были уже выполнены. Затем представился дальнейший вопрос: какую часть «Оснований этики» написать сначала? Руководствуясь мнением, что остаток моих сил, вероятно, не позволить мне закончить всего, я признал за наилучшее начать с важнейшего. Поэтому, минуя части II («Индукции этики») и III («Этика индивидуальной жизни»), я посвятил себя IV части – «Этика социальной жизни. Справедливость» и теперь, к моему величайшему удовольствию, успел довести этот труд до конца.

Если улучшенное состояние здоровья продлится, я надеюсь до конца будущего года выпустить части II и III – в восполнение I тома; затем, если буду в силах, займусь V частью: «Этика общественной жизни. Отрицательная благотворительность» и VI частью: «Этика общественной жизни. Положительная благотворительность».

Между этой (III) частью «Оснований этики» и первым моим трудом, «Социальной статикой», конструктивная часть которой занимается той же темой, существуют значительные различия. Во-первых, здесь нет тех сверхъестественных толкований, какие были в первой моей книге: здесь изучение исключительно естественное, т. е. эволюционное. Этому различию сопутствует другое: в «Социальной статике» биологическая основа этики была лишь намечена, здесь же она окончательно установлена; и главной задачей сделалось развитие отсюда заключения. Дальнейшее отличие в том, что индукция чаще привлекается на помощь дедукции. В каждом случае показано, какие следствия из первоначально установленного принципа оправдывались дальнейшим прогрессом человечества.

Не лишнее прибавить, что первые пять глав уже были напечатаны в «The Nineteenth Century», март и апрель 1890 г.

§ 246. Не читавшие первой части этого сочинения будут удивлены этим заглавием. Но кто читал главы о «поведении вообще» и о «развитии поведения», тот знает, что действительно существует нечто, заслуживающее названия нравственности у животных.

Предмет, о котором идет речь в науке о нравственности, находится в неразрывной связи с поведением в самом широком смысле этого слова. Наилучшее поведение есть то, которое приводит к наибольшей продолжительности, широте и полноте жизни. Стало быть, существует некоторое поведение, свойственное каждому виду животных, которое следует считать относительно хорошим, а именно то, которое относится к животному так, как нравственно одобряемое нами поведение – к человеческому роду.