Грязь и гравий хрустят под нашими подошвами. Мое сердце бьется быстрее, мое дыхание по-прежнему спокойное и ровное. Впереди, рыжая белка несется вверх по дереву. Мы дошли до той части тропы, где склоны плавно ведут к пруду, это отметка первой мили нашего маршрута.

Прежде чем мы достигли ее, замечаю, как другой бегун бежит вниз навстречу нам. Он, заурядный посетитель тренажерного зала: жилистые бицепсы, майка—алкоголичка, накачанные бедра, натягивающие швы коротких облегающих штанов, выгоревшие на солнце волосы и золотистый загар.

Миа забегает передо мной, чтобы уступить ему место, и он обращает на нее внимание, как только приближается, замедляясь и плотоядно рассматривая ее по пути. Чувак, думает, что он чертовски горяч. Но, когда он смотрит ей за спину, то встречает мой взгляд, выражение его лица меняется, и он в спешке проносится мимо нас.

Я не совсем уверен, что такого он увидел на моем лице, но предполагаю, что ему это не понравилось. Ничего не могу с собой поделать. Миа не моя девушка, но он этого не знает. Это так чертовски досаждает, когда я с ней на публике, и другие ребята бесцеремонно пялятся на нее или, что еще хуже, начинают клеиться.

— Что ты вчера делала? — Спрашиваю я, когда она вновь бежит рядом, это уводит разговор подальше от меня. И заставляет меня чувствовать себя более нормальным, и не испытывать неловкость. — Ничем важным, на самом деле. — Ее голос звучит спокойно, совсем не запыхавшись. — Пейдж звонила. Они узнали пол ребенка.

Я жду продолжения. У Миа есть брат и сестра. Ее брат, Кэмерон, четырьмя годами моложе, закончил Стенфорд со степенью бакалавра компьютерных наук. Пейдж, старшая сестра. живет в Сан—Диего, ей двадцать девять лет, адвокат, замужем, двое детей и он беременна третьим. Их мама, Гвен, тоже адвокат. Отец Миа — Фрэнк Уотерс, анестезиолог с более чем тридцатилетним стажем, вице-президент по персоналу в университетской больнице, почетный профессор и, он наводил на меня страх сильнее, чем кто-либо, кого я когда-либо встречал.

Для меня семья Миа... непостижима. До того, как я познакомился с ней, то даже не знал, что такие семьи, как у нее, существуют не только в телевизионных комедиях. Они очень дружны, любят и всегда поддерживают друг друга. Конечно, они могут спорить и ссориться, но фундамент их отношений не мог разрушиться никогда. Они идеальные. И — да, я завидую. Если бы наше детство было сказочным персонажем, то детство Миа было бы Санта—Клаусом, в то время как мое — монстром под кроватью.

— И? — Спрашиваю я, когда она молчит. Мы добежали до пруда и пересекли небольшой деревянный мост, который простирается через самое узкое место в северной части парка. Пруд окружен травой, большими камнями и деревьями.

—А? — Она отвлеклась. — Это мальчик.

Мальчик, у которого будет две старшие сестры, и они будут его запугивать. Бедный ребенок!

— Твоя сестра такая старомодная. Большинство людей рассказали бы об этом на Facebook.

Я смотрю на раздраженное лицо Миа. Она качает головой, и слегка надувает губы.

— Она просто любит звонить, чтобы задать каверзные вопросы о моей жизни.

— Она спрашивает, потому что заботится о тебе. — Я потерял счет, сколько раз я напоминал ей об этом. Миа знает это, но, когда она раздражена, то делает вид, что не помнит.

— И потому, что она любопытна и любит все контролировать, — добавляет она.

— Я просто тебе говорю.

— Да, знаю. Лучше иметь суетливое семейство, чем такое, где никому нет дела друг до друга. — Она вздыхает, прежде чем продолжить. — Слушай, а от твоего дяди в последнее время что-нибудь слышно?

На долю секунды я чувствую, как мои мышцы судорожно напрягаются, и я почти готов упасть. Ее вопрос, такой невинный, для меня, словно пощечина.

— Да, он будет в городе в середине июля, — отвечаю ей, и внезапная паника, волнами проходит через меня, отчаянно требуя скрыть от нее свою реакцию.

Дядя Уоррен единственный человек в моей семье, с которым стоит иметь дело. Все остальные — куча дерьма. Начиная с небольших кусков дерьма, одним из которых я имел обыкновение быть, и, увеличиваясь в градусах дерьмометра — моей матери, находящейся где-то в середине на этой шкале, пока не дойдете до великого правителя всей кучи дерьма — моего отца.

Вспомнить, что мой дядя навещает меня, не проблема. Причина, почему он навещает меня, вот что меня терзает.

И я не могу позволить Миа это узнать.

— Вы, ребята, скоро встретитесь? — следующий ее вопрос, я украдкой смотрю на нее, потому что это нереально, что она не замечает, как я нервничаю. Ее взгляд устремлен вперед, на дорогу, а глаза скрыты очками.

Я втягиваю воздух, делая глубокий вдох. Мышцы и диафрагма сжимается. Кислород течет через нос, вниз по трахее и через бронхи в легкие. Моя диафрагма расслабляется в обратном процессе, высвобождая углекислый газ.

Все будет хорошо.

Я говорю:

— Да, мы планировали.

— Хорошо. — Еще один быстрый взгляд, и я вижу, она улыбается мне. — Ты давно его не видел, не так ли?

— Да. Он занят. — Это правда. Последние двадцать лет с небольшим, дядя Уоррен работает с Relief International. Сейчас он в Южном Судане, работает в качестве старшего технического логиста, что, по сути, означает, что он отвечает за то, чтобы вся операция прошла гладко.

Когда мне было шестнадцать, я провел с ним лето в Эфиопии. Это была попытка помочь обуздать гнев потерянного и запутавшегося ребенка, каким я был. Тогда он там работал, так что я знаю не понаслышке, что представляет собой его работа. Называть его занятым, это мягко сказано.

Мой ответ односложен. Я это знаю, и не могу ничего с собой поделать. Мне нужно, чтобы она не задавала больше вопросов о моем дяде.

Ну, есть простой способ, чтобы остановить ее.

— Готова ускорить темп? — спрашиваю я.

— Хм. — Она неохотно соглашается. Но Миа с трудом отступает от вызова, поэтому я не удивлен, когда она говорит:

— Конечно!

Я увеличиваю свою скорость медленно, и бегу немного быстрее, зная, что, либо начнет отставать, либо слишком запыхается, чтобы говорить.

И то и другое меня вполне устраивает.

***

Наконец, мы снова оказываемся у туалетов, откуда и начали. Миа сворачивает по пути в траву и падает на землю. В промежутках между тем, как она судорожно глотает воздух и пытается отдышаться, она говорит:

— Ты пытаешься убить меня?

— Видя, насколько это короткая дистанция, ты могла бы подстегнуть себя, увеличив немного скорость. — Я сажусь на несколько футов подальше от нее. Это безопасное расстояние и, несколько дней назад, я бы даже не задумывался об этом. Но, теперь я не могу избавиться от этого. От щекочущего сознания, что она так близко, что я могу легко протянуть руку и дотронуться до нее и, что она будет рада этому.

— Я быстро вернусь к тому вопросу, — говорит она, поднимая очки на лоб и, потирая руками глаза, — сразу после того, выблюю свои кишки.

Улыбаясь и ничего не говоря, я тоже ложусь, положив одну руку под голову и скрещивая лодыжки. Трава пахнет свежестью и землей, надо мной голубое небо. И, несмотря на визг детей на детской площадке и пыхтение Миа рядом, я все же слышу тихое шевеление насекомого возле уха.

Ты маленькое плаксивое ничтожество.

Это правда. Раньше у меня лучше получалось просто сделать шаг назад и посмотреть на общую картину. Сейчас моя жизнь прекрасна. Лучше, чем когда-либо была. Да, резидентура — это тяжелая работа, напряженная, изнурительная, иногда даже подавляющая. Но у меня есть все необходимое. Есть все, что нужно — здоровье, достаточно денег, чтобы прожить, карьера, которую я строю именно там, где я хочу. И вознаграждения намного перевешивают негатив.

Кроме того, в настоящее время, в моей жизни нет никаких паршивых людей. Только хорошие друзья. Лучший из них прямо сейчас лежит рядом со мной. Тем не менее, на расстоянии.

Я не знаю, думал ли я когда-нибудь, что у меня будут такие отношения с женщиной. Это, вероятно, удивило бы моего терапевта, назначенного судом, в средней школе. Доктор Лернер был напыщенным ослом, который в основном говорил, что у меня очень мало шансов, когда-либо завязать здоровые отношения с женщиной, в любом виде. Все из-за матери: такой же эгоистичной, небрежной, и эмоционально далекой, как и я — мои слова, а не его.