Александра Васильевна Зайцева Дом, сотворённый из вторников © Александра Зайцева, 2020 © Интернациональный Союз писателей, 2020 Зайцева Александра Васильевна Дом сотворённый Дом сотворённый ветшает, пока ничей, гибнут бесценные фрески, коллекции редких вещей. Я – восхищённый смотритель, зову: придите, и торжественно жду гостей. И они идут. Одинокие, но чаще толпами, Босоногие, но чаще топают, сбивая с ботинок грязь на дубовый пол. Мнят себя меньшим злом, мажут углём лозунги, имена и даты, но чаще – три буквы матом. Так великое воинство стало стадом, а их пастыри – мелким жульём. И одни приносят цветы в горшках, другие – ночные вазы, Но каждый сразу ищет по вкусу место. Как не рассадишь – тесно: сосед справа не вышел расой, сосед слева противен рясой, или просто плохое кресло. И не хватит хлеба щербатым ртам — Выпьют водки, закажут продажных дам… Раз не вышло зодчество, брошу храм и освою иные ремёсла. Но сначала закрою двери, открою кран, и второй, и третий, и сколько их там — пусть льётся! Только бы уследить, чтобы ушлый никчёмный хам не успел добраться до шлюпки и взяться за вёсла. «Тишина из тишины…» Тишина из тишины, Полумёртвые цветы, Сквозь фарфор китайской вазы Пролетают чьи-то сны. Словно ветер в парусах, Словно пепел в волосах, Сны о тех, кто нас полюбит И погубит в наших снах. Ночное бессонное 1 А я всё так же сижу ночами с остывшим чаем И глотаю книжную дрянь, спотыкаясь на каждой фразе: О, как мило виконт пленяет и льнёт очами К даме в тесном корсете, которая вся в экстазе. Я хожу на балкон замерзать и курить до фильтра — За оконным стеклом магнитола едва бормочет, С хрипотцой и ленцой рассуждая в прямом эфире, Почему мне подобных брутальный самец не хочет. К четырём начинаю пить, выбирая не вкус, а градус, Заполняю блокнот враньём – я художник, и я так вижу. Как же вышло, что все улетели к звёздам, а я осталась С белым флагом и фонарём, по колено в снегу, на крыше? Как случилось мне стать посредственной, злой, плаксивой? Да плевать. Поздравляю меня с рассветом! И не вздумай теперь вернуться, я не простила, Заведу лучше кошку, чтоб в марте орать дуэтом. 2 И не было у неё никого – ни детей, ни мужа, И после гостей оставались лишь грязные чашки. Она обнимала кошку, та прижимала уши, Она обижалась: не любишь меня, бродяжка? И кошка совсем не любила, хоть и жалела малость Двуногое существо, что суетится рядом: Экое неуклюжее, вечно жующее гадость, Травится табаком и своим же ядом… Так и грустили обе в разных углах дивана — В двух параллельных мирах на истёртом плюше, Одна от того, что хозяйка на ночь окно закрывала, Другая – от той же ночи, что заползала в душу. «А тёплые места у Золотых Ворот…»
А тёплые места у Золотых Ворот заняты, кажется, я пропустила раздачу. Осень. И дождь всё идёт и идёт, Или я плачу? Бог всех бездомных бродяг и дворняг, грустных помойных кошек ведь снизошёл, даже чуть приобнял и подарил грошик: Радуйся, детка, купи сухарей и леденец на сдачу. Осень. А дождь всё сильней и сильней, Или я плачу? «Акробаты в моей голове как безумцы вращают сальто…» Акробаты в моей голове как безумцы вращают сальто, Старый буфф скалит зубы и радостно бьёт в литавры. Поднимая столбом опилки, по кругу летят кентавры, А факира с утра несёт то огнём, то сталью. Дамы в перьях и блёстках жеманно целуют змей, Укротитель в бинтах – его твари раскрыли пасти. Зал битком: пьют в партере, галёрка хрипит от страсти, Неудачников топчет и давит толпа у дверей. В голове моей маленький зритель сорвал чеку — Он объелся Вестей, Новостей и Политдебатов. Он крадётся ко мне по обломкам, по рваным телам акробатов. Мой человек Человек, который пришёл ко мне, скорее хорош, чем плох, У него есть семья, друзья и собака с затейливой кличкой, Он моет ей лапы, выводит клещей и блох, Но эта привязанность, как и другие, стала привычкой. Он вежлив с официантами, сдержан с детьми, Которые просят денег и никогда – совета, Он не успел заметить, как они подросли, Но был всегда в курсе, о чём написали газеты. Этот пришедший – знаток политики и мировой истории, Его ордена и заслуги в совсем недалёком будущем; Он мог бы править страной, но всё так нелепо устроено, Что приходится быть всего лишь конторским служащим. Жена его тонкогуба, стала почти как мать, Пахнет куриным супом, в чёлке седой волосок. Она точно знает, что ему есть, что надевать, И он не питает иллюзий, целуя её в висок. Тот человек приходит по вторникам с чуть виноватой усмешкой. Ставит моё инвалидное кресло так, чтобы видеть улицу. Я начинаю игру, как всегда, выставляя пешку, И наклонившись к доске, он привычно хмурится. Он – человек. Он скорее хорош, чем плох. Он не даёт мне ныть, говорит, нельзя. И знаете, без него я бы давно подох, А так даже счастлив, съедая его ферзя. |
