– Ты попробуй удержи сначала, – с вызовом сказала я ему, напоминая о нашей сделке.

Он расхохотался, встал и поднял меня с ковра как пушинку. Ему видно приходилось по вкусу все, что происходило между нами. Опустив меня на стоящий в углу диван, он начал одеваться, а я наблюдала за ним. Сейчас он не казался мне таким уже страшным. Правду говорят, что постель сближает людей. Приведя себя в порядок, он присел на край возле меня:

– Я так понял из вчерашнего разговора, что ты сирота и живешь у Анны сейчас?

– Да.

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и ушла из театра, – тоном человека, не принимающего возражения, проговорил Габриель.

Но не на ту нарвался.

– Я перееду к тебе тогда, когда сама посчитаю, что хочу этого. И в театре я буду выступать столько, сколько нужно, – но увидев, что наталкиваюсь на волну недовольства, переползла ему на руки и тихо прошептала ему на ухо, – больше только не заставляй меня танцевать полуголой, я тебе это едва ли еще позволю, – больно укусив его за мочку уха я вскочила и укуталась в халат.

Габриель только бровью повел. Было видно, что ему нравится то, что я сама хочу рулить по дороге своей жизни.

– Хорошо, тогда я дам тебе машину и шофера, не хочу, чтоб ты передвигалась одна.

Я поморщилась, поскольку понимала, что он начинает меня контролировать. Машина была как нельзя кстати, но вот шофер.

– Нет, – проговорила я. – Не сейчас.

– Сейчас, – наше перетягивание одеяла продолжалось.

– Габриель, мне не нужен твой приставленный за мной хвост, хочешь удержать, не натягивай поводок, а то могу сорваться, – вспылила я и поняла, что перегнула палку.

Немец молча встал и подойдя ко мне больно схватил за подбородок. Вот тут-то я и начала понимать, что противник еще тот у меня.

– Твой поводок держать я буду очень твердой рукой, не получится сорваться, – проговорил строго он.

У меня затряслись коленки от ужаса, но я решила не отступать:

– Нет, говорю тебе, – ответила я и приготовилась к печальным последствиям.

Габриель стоял и его, скорее всего, восхищала моя смелость. По глазам ведь он видел, что мне ужасно страшно, но непоколебимая сила воли заставляла меня стоять на своем. По-видимому, он часто видел этот взгляд у русских, когда ему приходилось выбивать из них информацию. И сейчас я тоже не сдавалась, о нет, я сражалась против него всеми доступными мне средствами. Хватка его железных пальцев ослабла, он поцеловал меня долгим нежным поцелуем и отпустив пошел к выходу. Уже у самых дверей он обернулся ко мне и промолвил:

– Машина будет, – и сделав небольшую паузу добавил, – когда тебе будет необходима.

Я улыбнулась и кивнула, давая ему понять, что он достойный противник.

Следующая неделя пролетела незаметно быстро. Театр – дом – театр. Ни Алекса, ни Габриеля я не видела. Лишь только каждое утро шофер фон Вольфа привозил мне разные сладости, не давая мне забыть о нем. Анька, видя проявление такого внимания, только недовольно морщилась, но все равно с удовольствием грызла душистые конфеты из черного шоколада. Она ни о чем меня не спрашивала, а я не хотела рассказывать. Мы понимали и так друг друга с полуслова с того момента, как она зашла в гримерку и увидела на полу разорванное платье красивого синего цвета, которое знаменовало собой мою капитуляцию перед мужчиной.

Но вот настал вечер среды. После утомительного выступления Анька и я сидели за столиком. Я раскладывала пасьянс, а Анька грустно курила сигарету.

– Сегодня мало народа, – удивленно проговорила я.

– Мало, – прищурившись, нервно проговорила Аня.

Мимо проходила официантка и Анька ее окликнула:

– Принеси нам, пожалуйста, бутылку Мадеры, – попросила она и нервно забарабанила пальцами по столу.

Официантка удалилась и через несколько минут принесла на подносе бутылку красного вина. Анька поблагодарила и лихорадочно загасила сигарету о пепельницу.

– Что с тобой такое сегодня? Что-то случилось? – спросила я, не понимая, что могло быть причиной ее странного поведения.

– Что случилось? – прошипела в ответ она. – Помнишь наш разговор о вине в тот вечер, когда к нам в дом приходил Костя?

– Помню.

– Бутылку видишь?

– Вижу, – до меня начало доходить.

– Это значит, что доставка продовольствия прошла успешно. Что-то случилось. И Костя сегодня должен был прийти к нам домой, а так и не пришел. А немчуры смотри, практически нет сегодня. А по средам их тут пруд пруди. Фон Вольф первый приходи часов в пять всегда. А где он сейчас? Ты его видишь? Потому что он, скотина, в гестапо сейчас, я уверена, кто-то попался, и операция сорвалась.

– Да подожди ты, мы же ничего еще не знаем!

– А чего тут знать? Крыса у нас завелась, Катя, крыса! – Анька, еле сохраняя самообладание, налила нам в бокалы вина.

Затем она залпом выпила пьянящий напиток и сказала:

– Я в гримерку, хочу побыть одна, мне надо подумать, – схватив свою пачку с сигаретами, она удалилась.

Я сидела так часа два и раскладывала пасьянс снова и снова, погруженная в свои мысли, смотря куда-то сквозь карты. И тут ход моих мыслей прервал голос Габриеля:

– Два Туза.

Я вздрогнула.

– Что?

– Два туза, ты пропустила, – проговорил он, проведя пальцами по моей шее.

От этого прикосновения у меня по телу пробежали мурашки. Я подняла взгляд от стола и увидела его и Алекса, который с недоумением смотрел за жестом своего друга. Я покраснела и отвела взгляд. Алекс едва уловимо грустно кивнул. Я знала, что он все понял. Но сохраняя самообладание, тепло поприветствовал меня, поцеловав мою руку. Габриель же с победоносной улыбкой смотрел на нас обоих. Мне в эту минуту захотелось чем-нибудь запустить в эту самодовольную физиономию. Издав нервный вздох, я отхлебнула вино из бокала.

– Почему вы так поздно? – придя в себя и лучезарно улыбнувшись спросила я.

– Вчера было нападение на конвой с продовольствием, – затягиваясь сигарой Габриель внимательно смотрел на меня.

– И что, большие потери? – я столь же внимательно смотрела ему в глаза, откинувшись на спинку стула.

– У нас нет.

– Кого-то взяли? – на свой страх и риск продолжала выпытывать я.

– Взяли, – проговорил Габриель, выпуская изо рта густой клубок дыма.

Он все понимал, этот сидящий напротив меня жестокий мужчина. Он прекрасно знал, что я сейчас чувствую, и дразнил меня. Но я не унималась.

– Это партизаны? – я сверлила его взглядом.

– Партизаны, – он отвечал мне таким тоном, как будто бы подбрасывал полено за поленом в костер.

– И кто-то раскололся? – я почти шипела на него, задавая вопрос.

– Пока нет, но скажет, обязательно.

«Садист чертов» – пронеслось у меня в голове. Я с такой ненавистью на него смотрела и, чтоб хоть как-то сбить довольную усмешку с лица этого кровожадного упыря, я сняла туфлю и провела ногой под столом по внутренней поверхности его бедра. Самодовольная ухмылка сползла с лица немца в два счета. А я в это время обратилась к Алексу:

– Господин офицер, а вы тоже принимаете участие в кровожадных допросах над партизанами?

– Нет, это удел Габриеля, – ответил он, и все так же, казалось, с непреодолимым непониманием смотрел на меня.

– Отчего так?

– Он более успешен в той области, когда дело касается воздействия на человеческую психику.

– О да, я это заметила, – надев туфлю обратно на ногу я одарила Габриеля надменным взглядом.

В этот момент к нам подошел комиссар и Габриелю пришлось отойти к нему за стол для разговора.

– Катя, вы…, – Алекс явно не мог проговорить вслух свой вопрос.

– С Габриелем? Да, – грустно ответила я.

– Но как? Он насильно вас?

– Нет.

– Тогда я не понимаю.

– И не надо понимать меня, Алекс, не надо меня понимать, – устало проговорила я.

– Извините, я вас расстроил. Я не должен задавать такие вопросы. Это не мое дело.

– Нет, ничего. Все нормально.