Только деловой оборот способен превратить товар в общее средство обмена. Деньги создает не государство, а общепринятая практика всех участников рыночных сделок. Следовательно, государственное регулирование в части применения общей власти государства ликвидировать долговые обязательства к определенному товару само по себе не способно превратить этот товар в деньги. Если государство создает кредитные деньги (и тем более декретные деньги), оно может сделать это, опираясь только на такие инструменты, которые уже используются в денежном обращении в качестве денежных заместителей, т. е. полностью обеспеченных и мгновенно погашаемых требований на деньги. Именно эти инструменты, фактически используемые как средства обмена, государство отделяет (в целях изменения их ценности) от их существенной характеристики – постоянной погашаемости деньгами. Коммерческая практика всегда была в состоянии защитить себя от любых других методов внедрения государственной кредитной валюты. Попытки запустить кредитные деньги в обращение никогда не были успешными, кроме тех случаев, когда соответствующие монеты или банкноты уже присутствовали в обороте в качестве денежных заместителей[75].

Таковы пределы, в которых возможно неизменно переоцениваемое воздействие государства на денежную систему. Пользуясь своим положением контролера чекана и используя свою власть изменять характеристики денежных заместителей, лишая их статуса требований на деньги, погашаемых по предъявлении, и, наконец, благодаря финансовым ресурсам, которые позволяют ему нести затраты, связанные с реформой денежного обращения, в определенных обстоятельствах государство может постараться убедить деловое сообщество отказаться от одной разновидности денег и перейти на другую. И это все, что в его силах.

Обычно экономические блага делят на два класса в зависимости от того, удовлетворяют они потребности человека непосредственно или опосредованно. К первому классу относят потребительские блага, или блага первого порядка, ко второму – производственные блага, или блага более высоких порядков[76]. Попытка поместить деньги в один из этих классов наталкивается на непреодолимые трудности. То, что деньги не являются потребительским благом, не нуждается в доказательстве ввиду очевидности. Но причислять их к производственным благам так же некорректно.

Разумеется, если допустить, что указанное разделение экономических благ на два класса является исчерпывающим, нам непременно придется отнести деньги к одному из них. Такова позиция большинства экономистов-теоретиков, и поскольку отнесение денег к потребительским благам невозможно, у них нет иного варианта, кроме как назвать деньги элементом класса производственных благ.

Эта совершенно произвольная процедура обычно аргументируется весьма бегло. Рошер, к примеру, считает, что достаточно упомянуть о том, что деньги являются «главным инструментом каждого перемещения благ из рук в руки» (vornehmstes Werkzeug jeden Verkehrs) [77].

Классифицируя блага, Книс в отличие от Рошера предусмотрел отдельное место для денег, заменив деление благ на два класса (потребительские и производственные блага) делением на три класса – средства производства, предметы потребления и средства обмена[78]. Его аргументы (к сожалению, весьма скудные) едва ли заслуживают серьезного внимания и часто служат источником путаницы. Так, Гельферих пытался отвергнуть предположение Книса, согласно которому сделка купли-продажи сама по себе не является актом производства, но представляет собой акт межличностного перемещения. Гельферих указывает, что те же самые соображения могут быть применены к таким производственным объектам, как средства транспорта. Транспортировка сама по себе так же не является актом производства, представляя собой акт перемещения между различными местами, в ходе которого природа блага не изменяется, а изменяется только собственность на него[79].

Очевидно, что более глубокие проблемы затемняются в данном случае многозначностью немецкого слова «перемещение, передвижение» (Verkehr). С одной стороны, Verkehr означает то, что приблизительно может быть передано словом «торговля» (commerce), т. е. обмен благами и услугами, осуществляемый некими лицами. Но Verkehr означает также и перемещение в пространстве – людей, вещей и информации. Обе эти группы действий, не имеющие между собой ничего общего, в немецком языке передаются словом Verkehr. Поэтому нельзя согласиться с предложением различать эти значения при практическом словоупотреблении, говоря «Verkehr в широком смысле» (под ним понимается перемещение благ от одного лица, которое распоряжалось им до этого, в распоряжение другого лица), с одной стороны, и с другой – «Verkehr в более узком смысле» (понимая его как перемещение благ из одной точки пространства в другую)[80]. Даже обыденная речь различает два разных значения этого слова, не считая их более широкой и более узкой версией одного и того же значения.

Терминологическая близость двух значений и связанная с этим путаница объясняются тем обстоятельством, что сделки по обмену крайне часто (хотя, безусловно, не всегда) реализуются путем транспортировки в пространстве, и наоборот[81]. Но, очевидно, не существует никаких причин для того, чтобы это лингвистическое сходство повлияло на то, как экономическая теория трактует два эти совершенно разных процесса.

Нет никаких оснований отказывать транспортным перевозкам людей и товаров, а также передаче информации, в том, что они образуют элемент производства, по крайне мере поскольку речь не идет только о потреблении (скажем, об увеселительных поездках). Два обстоятельства затемняют этот факт. Первое из них – широко распространенное заблуждение по поводу природы производства. Согласно наивному взгляду, производство состоит в физическом изготовлении ранее не существовавших вещей, являясь, в прямом смысле слова, их созданием. Стоя на этой точке зрения, довольно просто начать разделять созидательную деятельность по производству и простую перевозку товаров. Однако такой взгляд на производство, очевидно, является совершенно неадекватным. В действительности роль, выполняемая человеком при производстве благ, всегда состоит только в таком комбинировании его личных усилий с силами природы, которое приводит к задуманной организации материала. Никакое производственное действие не представляет собой ничего большего, чем изменение положения вещей в пространстве, притом что остальное довершают силы природы[82].

Это позволяет опровергнуть первый аргумент, на основании которого транспортировку отказываются считать производственным процессом.

Второе возражение проистекает из недостаточно глубокого понимания природы экономического блага. Перечисляя различные его естественные свойства, часто упускают из виду, что положение, занимаемое вещью в пространстве, имеет важные последствия для ее способности удовлетворять человеческие потребности. Вещи, являющиеся полностью идентичными в технологическом отношении, должны рассматриваться как представители различных видов благ, если они не находятся в одном и том же месте и не являются одинаково готовыми к потреблению или производству. До сих пор положение блага в пространстве понимается только как фактор, определяющий, имеет это благо экономическую или неэкономическую природу. Едва ли можно игнорировать тот факт, что питье воды в пустыне и питье воды в горной местности с многочисленными источниками имеют совершенно разное значение для удовлетворения человеческой потребности, несмотря на химическую и физическую идентичность воды и ее одинаковую природную способность утолять жажду. Водой, которая может быстро утолить жажду путешественника в пустыне, является только та вода, которая немедленно доступна ему, готовая к употреблению.