Патруль озабочен вот чем: когда-нибудь в нашу сложную четырёхмерную вселенную под названием мультиплекс попадут люди эпохи Утра, а это эра квантовых компьютеров. Люди Утра быстро разберутся с хронокапсулами и скрытыми возможностями четырёхмерности. И вот тогда у Патруля времени начнутся настоящие проблемы, потому что, если эти новички окажутся эгоистами, как пират Дисп, то начнут захватывать хронокапсулы, уничтожать ни в чём неповинных людей и помешают человечеству освоить новые территории и обновиться.

Людей Утра вряд ли будет много, может быть, не будет вообще, потому что в это время человечество перестало строить здания с углами. У них там, в будущем, вовсю расцвёл биопанк, и архитектура наполовину растительная, как бийон. Их дома развиваются и частично пригодны в пищу. (Наста призналась, что, возможно, она слишком вольно перевела архитектурные объяснения деда Фа).

Дед Фа заявил, что сам не верит в успех людей из Утра — они быстро погибнут, потому что не приспособлены к физическому труду и полностью потеряли навыки выживания в дикой природе. Земля-1 долго готовила первую команду ковчега перед тем, как отправить в прошлое. Сначала исследователей учили отвыкать от того, что всё необходимое они найдут в готовом виде, и это была настоящая ломка для их психики. А вот нас, людей эпохи Рассвета, Патруль считает самыми потенциальными, потому что мы ещё способны прокормить себя, и уже знакомы с принципами работы электричества и электроники. Людей из Тёмных эпох — до изобретения электричества, — Патруль называет жертвами пространственно-временного переноса, не способными подняться до понимания сути здешнего мира. Зато древние люди отлично приспосабливаются к тем условиям, которые им достались. И, наверное, они счастливее.

Алина послушала это и заявила, что, в общем, ничего не изменилось под Луной — кластеры населяют как передовые, так и отсталые сообщества, только живут просторно. И когда-нибудь для человечества всё повторится: столкновение цивилизаций и всё такое.

Фа Земин мало рассказывает, только комплиментит, и Алина считает, что он темнит. Но почему — вот вопрос.

Дневник Алины. Отношения

Подсмотрела в последние записи: Рыбка Лилёк в своём репертуаре, она мало общается и чуточку не догоняет ситуацию.

Насчёт медосмотра — да, он был организован и проведён, и за него высказались все десятники. Но Гонисевская не могла сказать, что ужаснулась во время медицинского осмотра, потому что большинство охотников, кроме нескольких доверчивых девятиклассников, скрыли свои болячки. И сделали это, не сговариваясь. Признаться, что болит — значит, стать кем-то вроде лузера. Даже я не подумала, что именно так оно и будет, но быстро сообразила, почему наш народ вдруг стал поголовно здоровый.

Танюша заподозрила неладное, но было поздно отступать.

Паша тот вообще таинственно молчал во время медосмотра. Ему парни доверяют: убедились, что Паша их секреты не выдаст. Если бы Паша составлял честный медицинский отчёт, картина нарисовалась бы другая. А так парни вдоволь порезвились и утомили доктора Таню. Они выдумывали несуществующие проблемы в интимных местах, требующие её пристального внимания, они чмокали её в пальцы, когда она осматривала их зубы, глаза и уши с помощью лупы. Макс Грек слепил себе из пластилина вторую мужскую гордость. Шуханок нашёл где-то стеклянный глаз и приклеил на лоб. Кое-кто писал доктору на собственной коже двусмысленные послания.

Гордая Гонисевская упрямо продолжала медосмотр, а парни изощрялись в выдумках, и когда очередь дошла до последних «пациентов», цирк отдыхал: фокусник Шабетник и Меркулов с ним за компанию прямо в кабинете сделали вид, что отлили мочу, чокнулись стаканами и выпили на брудершафт. Лёгенький нарастил себе зубы, используя рыбьи позвонки. Девятиклассника Юрика доставили на носилках с вымазанной кровью головой и торчащим из-за уха топорищем. Жека, и тот пришёл на самодельных костылях и с пустой левой штаниной, а потом горячо благодарил врачей за то, что в их кабинете нога сама собой отросла, и просил документально зафиксировать этот факт для потомков, как свидетельство богоизбранности медиков.

Паша часто моргал глазами и поднимал брови, сдерживая смех. Он ни за что не обидит Танюшку.

Таня терпела все выходки пациентов, но в отместку заставляла выпить большую ложку настоя из осиновой коры, очень горькую и вяжущую.

Чувствую, что первый общий медосмотр войдёт в историю нашего племени; вспоминать и смеяться будут долго. Саша Реут уже сложил неприличные частушки, и мужская братия распевает их в своём логове. Совсем одичали.

Я дождалась, что скажет доктор Таня. Она молодец, сделала правильные выводы, она же ещё и пульс ребятам проверяла, и дыхание слушала. Потом я лично наехала на Пашу Стопногу, и заставила выдать информацию по серьёзным болячкам. Паша поизвивался, но признался, что у некоторых есть проблемы с поясницей, у некоторых — с желудком, было одно подозрение на аппендицит, но обошлось. А связки пострадали почти у каждого охотника.

***

Долго не писала.

Сегодня, 28 июля, Меркулов потерял глаз. Чистая случайность, что повреждено только глазное яблоко. Вид ужасающий. Последствия этого ранения: Меркулов в депрессии, племя бурно и единогласно проголосовало за необходимость захвата летающего лазарета. Решено идти всем вместе: это был давний план Гонисевской. Таня, как врач, не в силах представить, что кто-то останется, а кто-то уйдёт «на судьбоносную битву». И назвать, кто станет охотником за ковчегом, выше её сил. Десятники смущены, медлят и оглядываются на меня, хоть скрывают свою нерешительность. Я упрямо молчу. Я точно решила, что надо делать, но для этого не нужно ничьё согласие. Вообще никто не нужен.

Глава двадцать первая. Конец детства

В прохладе бывшего просторного обеденного зала сидели и разговаривали двое: старик Фа Земин и круглая, как шар, Наста Дашкевич, освобождённая от всех работ.

Наста обмахивалась шляпкой и внимательно слушала разговорившегося старика:

— …Я сначала испугался, что попал в группу безнадёжных. Но потом я исчислил, взвесил всё и возликовал: Патруль времени наверняка явится за вами. Вы подходите. Вас пригласят в общество метрополий.

Наста помолчала, пытаясь отогнать неприятную догадку.

Подумала.

Стараясь казаться бесстрастной, констатировала:

— На самом деле, Патруль времени мало волнует спасение несчастных?

Старый пилот не уловил эмоций в её голосе, в ответ на которые он всегда начинал говорить то, что понравилось бы собеседнику. Он почмыхал носом:

— Проницательная сероглазка, Патруль не собирается опекать бездельников и ничтожных трусов, которых то и дело заносит сюда. Кто, скажите, будет их кормить в метрополии? Кто будет растить хлеб и добывать металлы? Кто станет учиться после трудового дня, чтобы не растерять знания, сохранить технологии хотя бы на уровне Предрассветной эпохи? Нам некогда отвлекаться на перевоспитание новичков.

Наста представила весь трагизм положения людей, попавших в кластер, оставленных один на один с дикой природой и непреодолимыми трудностями. Это было ужасно. И бесчеловечно со стороны тех, кто мог, — наверняка, мог! — помочь этим несчастным.

Она даже не нашла в себе сил озвучить мысли — так очевидно было всё. Логика Колоний по отношению к новым гражданам, занесённым в кластеры, была жестокой.

Наста возмутилась и сказала то, в чём была уверена не только она:

— Если бы не Алина, мы могли бы повторить судьбу миннесотской группы. Мы выжили благодаря ей. Если прилетит Патруль, нас признают годными для вашего общества. А на самом деле, по вашим критериям годна только она. Это всё она! Вы понимаете?

— Конечно, конечно. Это всё она! — согласился старик. — Правильно! Красивая девушка Алина есть революсьён эээ… — так сказать, революционерка без революции. Её время свободно от потрясений, и она создала их. Сильная воля делает проницаемым мультиплекс. Она притянула ковчег. Ковчег перенёс вас сюда. Это всё она. В метрополиях это модная теория.