— Потому что он готовился с вечера! А я тогда не знала, что он делает, а сейчас посмотрела в его любимое прятальное место, а там нет лыж! И самых тёплых вещей! И шпагу взял!
— Может, всё-таки за Алиной увязался? — предположила Иванка, которой сделалось тревожно. Она знала, что суровая жизнь сделала всех чуткими и наблюдательными, и можно не заметить намерения кого-то, с кем пересекаешься реже, но сейчас совершенно другой случай: младшие дети ходят всегда вместе, как те попугаи-неразлучники. Если Ксения волнуется, то, скорее всего, Матвей действительно задумал бежать, и сейчас догоняет охотников. А на лыжах этот мальчишка ходит отлично: родители возили его на трамплины в Раубичи, и он — один из немногих, кто технично бегает по лыжне.
Рассуждать Метлушке было некогда. С каждой минутой Матвей уходил всё дальше от лагеря. Бежать к Алине сообщать о случившемся — только время терять.
Иванка оглянулась, увидела поклажу Димки Бровь, и решила, что рюкзак небольшой и ей лучше захватить его в путь. Она тоже хорошо ходит на лыжах и догонит мальчишку.
Когда через несколько часов вернулись девушки, в лагере были только Фа Земин и Ксюша, близкая к истерике. Девочка так расстроилась, что даже не подбрасывала дрова в печки, тепло выдуло в трубы, в жилых комнатах и особенно на втором этаже стало холодно, остыл кипяток в кухонной кастрюле.
У девушек опустились руки. Дима Сивицкий выслушал всхлипывающую Ксюшу и, ни слова не говоря, рассовал по карманам пару «зубочисток» — так он обозвал ножи, служившие девушкам (его охотничьи ножи остались в рюкзаке). Взял из неприкосновенных запасов грамм двести бензина в пластиковой бутылке, скруток берёзовой коры и драгоценный коробок спичек (его трут и зажигалку тоже увезла Метлушко). И поехал догонять Иванку, догонявшую Матвея, догонявшего охотников.
Метлушко ехала по раскатанной свежей лыжне, но нигде не видела Матвея. На её пути лыжня несколько раз расходилась в стороны: охотники обследовали территорию, разделяясь на группы. Метлушко не сворачивала и двигалась, держась правого высокого берега необъятной реки.
Она проехала странные нагромождения льдин. Происхождение их было непонятно. Метлушко подумала, что, может, деревья, притопленные в реке, останавливали льдины и как-то так получилось…
Она не знала, что будет делать, если не догонит Матвея. Как вернётся одна в лагерь? У неё не было часов, она от них совершенно отвыкла. В лагере часы не нужны, там дежурные отмечали каждые тридцать минут ударом по дырявому ведру. И отбивали часы количеством ударов.
Погода стояла бессолнечная, ветер, всегда ощутимый на реке, дул Метлушко в спину. Иванка волновалась. Сколько времени она гонится за беглецом, непонятно, и она всё не могла решиться повернуть и поехать обратно, навстречу ветру, и скользила по лыжне, надеясь, что за новым изгибом реки увидит Матвея.
Она объезжала очередное нагромождение льда, как вдруг правая лыжа вильнула, Иванку занесло, она упала, снег под ней двинулся вниз, и она скатилась по наклонной поверхности в щель во льду и упала ещё раз — в полутёмное пространство, где чувствовалось холодное и сырое дыхание воды и запах сероводорода — гнилостный запах, скапливающийся подо льдом.
Иоанна попала в западню между полутораметровым льдом и понизившимся уровнем воды в реке. В её распоряжении была полоска суши у берега; над головой нависал ледяной потолок и единственный выход — достаточно просторная щель, в которую она проскользнула даже с лыжами на ногах. Но щель эта была высоко. Иванка, встав на цыпочки и подняв обе руки вверх, только и смогла, что коснуться края пальцами. Даже если она схватится за край, подтянуться не получится, мешает ледяной свод. Выбраться наверх можно только если подняться на уровень щели, лечь грудью на лёд и выползать по-пластунски.
Иванка вспомнила все вечерние разговоры в кругу семьи о выживании в экстремальных обстоятельствах. Продышалась, чтобы унять панику, и стала оглядываться.
Подо льдом было теплее, чем наверху, но сыро. Иванку трясло. «Это нервы! — сказала она себе. — Нужно мужество, чтобы выжить. Спокойно, спокойно, спокой… А почему спокойно? Может, наоборот, полезно покричать? А если охотники где-нибудь рядом, задержались в этом месте, собирают топливо для костра и услышат её, стоит только хорошенько пошуметь?»
Ей сразу сделалось легче, это был хоть какой-то план.
Был ещё план номер два: придумать подставку для ног из двух лыж, но лыжи ломать — последнее дело и она на это не решилась.
Иванка закричала, повернувшись к дыре. Потом она свистела в свисток, который нащупала в рюкзаке Сивицкого, и лязгала железом о железо, колотя ножом о крепление на лыжах. На какое-то время это отвлекло её от мрачных мыслей, но вскоре она устала и заметила, что подо льдом темнеет гораздо раньше, чем наверху. Она может развести огонь, но что здесь жечь? Лыжи?
Она прошлась подо льдом — довольно длинная полоса вдоль берега позволяла гулять вдоль воды, дальше путь перегораживал плавник — притопленные деревья, старые, без ветвей. Возможно, Иванка могла бы пролезть между ними и ледяным куполом и пойти дальше, но не сейчас. Исследовать берег ей было некогда. Деревья эти от долгого нахождения в воде сделались крепче железа, в этом она убедилась, ковырнув их ножом и ударив маленьким топориком Димы Сивицкого. Она пошла в другую сторону, торопясь обследовать всё, пока совсем не стемнело. Она нашла мокрые сучья, такие точно не загорятся. Разве что задымят… Иванка отрезала от рюкзака Сивицкого наружный карман, чиркнула зажигалкой, подожгла ткань, стараясь, чтобы язычок пламени облизал сырое дерево. Коряжка слегка пустила дым к радости Иванки, понадеявшейся, что дерево всё-таки загорится. Но дальше дело не пошло. Зато Иванка услышала плеск в воде, поводила над чёрной, как смоль, водой догорающим ошмётком брезентовки, и вдруг различила рыбью голову.
Иванка, у ног которой стоял топорик, схватила своё оружие и ударила, целясь в голову рыбе, но попала по воде, и чуть не уронила топор. Сонная рыба вильнула в сторону, азартная Иванка ударила ещё раз, попала по хребту, рыбина трепыхнулась, а Иванка точным движением ступни поддела рыбу снизу под брюхо и отфутболила на берег. Рыба была большая, длиннее предплечья, и это — не считая головы и хвоста. Иванке пришлось добивать её топориком, и она справилась, с остервенением отрубив речной стерляди голову. И почувствовала, что правый лыжный ботинок, носки, гетра, штанина — всё мокрое почти до колена и холодит тело.
Итак, у неё была еда, но не было топлива для огня. Из щели сверху заметно сквозило. Неприятный запах, встретивший здесь Иванку, давно улетучился. В полутьме Иванка принялась ощупывать землю, находила крупные и средние камни и решила, что знает, чем займётся в темноте: она будет нащупывать и стаскивать камни под дыру, к утру соберёт кучу камней и по ним выберется наверх. Нужно только отметить место строительства, скоро невозможно будет что-нибудь разглядеть. Обшаривая берег, она нащупала ветки, показавшиеся ей достаточно сухими. Они вмёрзли в землю, и Метлушко сражалась с ними, пока не нарубила жалкую кучку хвороста. Тогда она снова отрезала наружный карман рюкзака, откромсала подкладку, примерилась, сколько сантиметров может отрезать от шлеек, и подожгла. Костерок занялся. Дым метнулся по пещере, заставив закашляться, а затем повалил в отверстие. Иванка засуетилась: пока горит огонь, нужно было разыскать больше топлива для костра. Она додумалась поджечь ветки, торчащие из береговой глины, осветив ими берег. Но понимала, что слабого этого огня хватит ненадолго, а впереди длинная ночь. Она заметила, что рыб привлёк её огонь, и они подплывают к кромке воды. Иоанна суетилась, выискивая дерево, примечая подходящие камни и одновременно поглядывая на рыбу, полусонно плескавшуюся в воде. Ей удалось провести так час, не меньше, в мокром башмаке, с мокрой правой ногой. Когда погасли даже угли, у Иоанны запекалась в чешуе первая рыбина и ждали выпотрошенными ещё три, которые она, вытянув руки перед собой, просто выгребла из воды, держа поперёк лыжу и подгоняя лыжей рыб к берегу. Она намочила при этом два рукава, но ни о чём не жалела. Она хотела есть, и сейчас будет есть горячую рыбу. А потом станет собирать и складывать в кучу камни.
