А потом… очень трудно подловить эти двенадцать часов, когда бийон становится брагой. После этого старый отработанный бийон снова превращается в твердеющее желе, выделяя растительное масло. Масло собирают. А под конец цикла бийон по вкусу напоминает большой маслянистый овощ, и его опять можно сушить для хранения.
Пашка воскликнул:
— Мне уже нравится бийон! А в цветочных горшках он развивается?
— Добрый юноша, я огорчу вас. Бийон синтезировали со строго заданными свойствами. Ему нужно солнце и открытая среда. Вкус бийона зависит от состава почвы и температуры, которая была, пока он рос. Я не упомню, чтобы пиво из бийона разных лет было одинаковым. Так же и сухари, и хлеб: всегда чуть-чуть иные.
— Вы поделитесь своим продуктом? — поставила вопрос ребром Алина.
— Старый Фа Земин поделится, конечно, — кивнул старик. — Мне одному не справиться с таким количеством еды, да и следить за развитием концентрата, и собирать бийон — это труда требует! Он разный от краёв к середине, потому что расширяется, пока растёт. И стареет начиная с середины. Разобраться с бийоном — это наука! В колониях его используют почти со стопроцентной пользой, но вы в первый раз испортите половину продукта, уж я знаю новичков!
Алина подумала: «Я лично буду возиться с твоим бийоном, если он хоть наполовину такой чудесный. Это может стать нашим спасением».
Димка Сивицкий поинтересовался:
— Когда можно высаживать ваш бийон?
— Не спеши, решительный юноша! Когда земля освободится от снега, тогда присмотрите место и посадите.
— Эх! — выдохнули слушатели, зачарованные рассказом Фа Земина. — Придётся маяться без коржиков до весны!
Старик спросил:
— У вас туго с едой?
— Да уж, негусто. — вздохнула Таня. — Животные мигрировали или залегли, и добыть их в снегах не получается. Мороз был минус пятьдесят, теперь потеплело, минус восемнадцать. Ребята долбят лунки на реке, рыба ловится неплохо, но нас много…
Фа Земин пошамкал губами. Алине показалось, он был смущён, что стал ещё одним иждивенцем. Она приободрила старика:
— Дедушка, мы дотянем до весны. С рыбой на столе ещё никто не умирал от голода. У нас есть мороженая ягода, сухие груши, шиповник и ветки малины.
Старик кивнул.
— Верните мой костюм! — попросил он. — Я вспомнил, что там должен быть концентрат углеводов, и поливитамины, кажется, я их не съел.
— Ох! — выдохнули девушки, подозревая, что костюм уже замочили в воде.
— Где всё это лежало?
— Где-где — в задних карманах! — пробурчал старик.
Димка Сивицкий по кивку коменданта сорвался с места и помчался спасать положение.
— Они лежат в двойных герметичных упаковках, и немного накачаны воздухом — потому как если пилот падает на крестец, воздушная прослойка упаковок очень даже кстати. Вы встревожились? Вы всё-таки чистите мой костюм водой?
— У нас сломалась ультрафиолетовая лампа! — съязвил Карнадут. Он с недоверием принял появление упрямого деда.
Жека подхватил:
— И ультразвуковая чистка — следом. Обе сломались пять месяцев назад: накрылись одновременно со всеми благами цивилизации.
Фа Земин хлопнул себя по лбу и вежливо промолчал, только по-стариковски тряс головой.
Вернулся Димка Сивицкий с десятком фольгированных пакетиков в победно поднятой руке и с улыбкой во весь рот. Он рассказывал и хохотал:
— Что там было! Наста, Вероника и мелкие (он имел в виду Ксюшу и Матвея) стояли вокруг ванны и смотрели, как форма деда всплывает из воды задними карманами кверху. У них челюсти отвисли, когда форма стала шевелить ягодицами: то одна вспухнет, то другая, и туда-сюда! А потом пффф… запах, и форма пошла под воду. Вовремя я успел, по-моему, ништяки деда не успели размокнуть!
Глава семнадцатая. Средизимье
По настоянию Елисея, про которого Рома Виницкий сказал: 'У Бога не было велика и он приехал на Елике", — сорок дней траура выдержали как положено. Потом в колонии начали готовиться к празднику. У девушек был свой секрет: Алина закрыла в сейфе восемь упаковок овсяных хлопьев по семьсот граммов каждая, и приказала забыть об этом неприкосновенном запасе до солнцеворота. Алина считала, что солнцеворот самое значительное в их положении событие, это надежда на лучшее, тёплое и сытное время. Но солнцеворот пропустили из-за траура. Морозы не давали и носа высунуть, и с едой было совсем скудно, и даже не рискнули идти в деревню за припасами грибов и клюквы. По такому снегу на дорогу в один конец ушло бы два дня, плюс в округе слышали вой волков.
Но праздник был необходим. И он наступил. Решили назвать его Праздником Средизимья.
Заготовили факелы и высушенную берёзовую кору в рассчёте на долгое гуляние, чтобы огня хватило часов на пять. Из центрального зала столовой вынесли лишние столы и стулья, вдоль стены установили восемь больших железных крышек от мусорных контейнеров, приподняв их над полом на тротуарных плитках. В эти крышки, ставшие поддонами, сложили дрова для костров. Обеспечили вытяжки над кострами: соорудили из металлосайдинга короба, выходившие в кухню, а в кухне имелись вентиляционные ходы.
Столовую облюбовали для ремесленных занятий мастера, но их железки и инструменты вынесли, а камин в центре зала слегка переделали, чтобы девушки прямо на месте приготовили своё угощение, которое полуголодные жители колонии ждали, как дети ждут чуда.
Сашка Реут, гитарист, был готов веселить. В тумбочке, явно занятой когда-то музыкальным руководителем, нашлись ноты песен, которые Сашка не знал, но наиграл на пианино, стоявшем в кинозале глубоко за кулисами, и вдохновился. Детские песенки были написаны в ритме блюза и рэгги, и Сашке понравились.
Ангелина обещала мини-спектакль, который она репетировала с младшими детьми.
Парни готовились показать «чумовое шоу», содержание которого они скрывали.
Спросили деда Фа Земина: будет ли он участвовать? Дед через переводчика спрашивал, что от него требуется?
Наконец, настал праздничный вечер. Солнце село в молочную дымку у горизонта и скрылось за дремучим и седым от инея лесом. Дежурные выстучали по ведру сигнал «Приготовиться!» и всем был дан час свободного времени на праздничные сборы.
Деду Фа Земину впервые предстояло выйти на мороз после дней, проведённых в лазарете. Лётная униформа деда после стирки заледенела на морозе и с рукавов, штанин, крыльев и хвоста его комбинезона свисали толстые сосульки, вросшие в снег. Никто не знал, выдержит ли костюм, если его переломят, чтобы отодрать от верёвки, на которой он сушился? Решили, что деду всё равно летать не на чем, и костюму лучше висеть до наступления оттепели.
Девушки спорили, во что одеть старика, потому что о госте, вернее, о его верхней одежде, никто не подумал. В конце концов, отпороли уши от костюма зайца на поролоне, и получился вполне тёплый комбинезон подходящего для дедушки размера. Некоторые опасались, что старик оскорбится и начнутся международные и даже межгалактические осложнения, но Таня сказала, что её волнуют только возможные осложнения в бронхах. В сопровождении Лёшки она понесла деду жизнерадостно-жёлтый меховой костюм и протянула на вытянутых руках с поклоном.
Фа Земин стоял у кровати, по-стариковски держась за спинку, словно боялся оторваться от опоры. На самом деле, он шустро ходил по корпусу и уже успел надоесть всем, появляясь везде, и всегда неожиданно.
Фа Земин восхитился обнове, принял костюм и мелко-мелко раскланялся, сгибаясь в груди.
— Императорский жёлтый цвет! — он прицокнул языком. — Спасибо за приглашение! Когда выходить?
— Да через десять минут и пойдём, — ответила довольная Таня.
— А это далеко?
— Нет, сто метров. Двести шагов. Я тоже наряжусь, а вас поведёт Лёшка, — пообещала она.
— Счастливчик Лёша! — радостно воскликнул Фа Земин, имея в виду Лёшкины с Таней отношения.
Девушки пришли, когда в зале потеплело от костров. Ребята встретили их аплодисментами и одобрительным гулом: девушки принарядились, одев яркие шапочки с подвесками и пелерины, тоже яркие, цветные, расшитые тесьмой в несколько рядов. И даже подкрасили губы, брови и ресницы, отчего белобрысые бесцветные Ангелина и Лиля стали сногсшибательными красавицами.